Мария Медичи

Глава XVII

ПОСЛЕДНИЕ СКИТАНИЯ

Разрыв с Испанией

По мнению Сен-Симона, Мария Медичи покинула страну, которая давала ей приют с 1631 года в силу своего дурного характера, но вместе с тем он дает понять, что испанцы не особенно переживали, когда она уехала. В Манифесте королевы-матери, содержащем причины ее отъезда из Фландрии, изданном в Гааге 19 ноября 1638 года от имени Марии Медичи, высказывается мысль о том, что ее заставили уехать.

Королева жалуется, как после смерти инфанты Изабеллы испанцы начали ее подозревать и считать пребывание в Испанских Нидерландах причиной возникших в этой стране трудностей. Было еще одно неприятное последствие пребывания Марии Медичи в Испанских Нидерландах: содержание ее свиты и двора весьма обременяло финансы страны.

Это всегда отравляло отношения с испанским правительством и было главным аргументом королевы, чтобы оправдать свой отъезд. Денежные трудности в жизни Марии Медичи никогда не прекращались. В 1630 году ее долги составили 4 миллиона! Людовик XIII как-то заметил своему первому министру, что Мария Медичи — самая дорогая королева в истории Франции.

Королева в изгнании больше ничего не получала от французского правительства. Ее финансовое состояние становится настоящей драмой. Причины все те же: чрезмерная щедрость, страсть к драгоценностям. Но помимо этого королева оказывается неспособной принять ситуацию и сократить свои расходы: королева-мать по-прежнему щедра на подарки и содержания — она никогда не умела держать в узде свои капризы.

Ей нужны были деньги на финансирование неудачной экспедиции в Кастельнодари, на то, чтобы выкупить из залога некоторые драгоценности, которые она особенно любила, и по-прежнему делать покупки у ювелиров.

В ее доме плелись интриги по всей Европе: поэтому нужны были секретари, чтобы составлять письма, гонцы, чтобы их доставлять, послы при главных европейских дворах, чтобы защищать интересы королевы-матери и постоянно держать в руках нити заговоров против Ришелье; нужны фрейлины и гвардейцы — все, что приличествует ее положению матери великого короля и тещи трех суверенных государей.

Для всего этого нужно много денег, и она донимает Испанию своими требованиями. Ее содержание было увеличено с 6000 до 20 000 флоринов в месяц — это много для обескровленной войной страны, но недостаточно для королевы-матери, бессовестно прикарманивающей содержания своих слуг, впавших у нее в немилость, которым платит Испания. Больше всего Марию Медичи раздражает задержка с выплатами причитающихся ей сумм, она никогда не упускает случая выразить протест — язвительный или пылкий, в зависимости от обстоятельств, потому что такая непунктуальность кажется ей проявлением неуважения к ее особе. Она считает, что «содержание королевы выплачивается королем [Испании] из отдельного фонда, и ему не нужно прибегать ни к средствам Брабанта или Фландрии, ни к деньгам, предназначенным на войска».

Поэтому если содержание королевы выплачивается нерегулярно, то не потому, что оно является помехой другим нуждам, не менее полезным, но единственно из все более явного недоброжелательства. В таких обстоятельствах единственный достойный ответ — уехать.

В начале 1639 года из Лондона Мария Медичи посылает еще один манифест, озаглавленный Декларация королевы-матери Всехристианнейшего короля, содержащая причины ее возвращения из Нидерландов и опровержение манифеста, распространенного под ее именем по этому же поводу. В этом манифесте дается уже иная версия причин ее отъезда — исключительно политическая. Многие советники короля Испании и кардинала-инфанта, говорится в манифесте, полагали, что убежище, предоставленное Марии Медичи в Испанских Нидерландах, способствовало тому, что на эту страну обрушился гнев Людовика XIII. С удалением королевы-матери исчезает главная причина трений с Францией и облегчается путь к миру. Раз у королевы-матери есть еще один весьма любезный зять, менее подверженный репрессиям со стороны Франции, в лице Карла I Английского, почему бы ей не отправиться в Лондон?

Королева внезапно решила ехать в Голландию, боясь, что война задержит ее выезд в Англию. И делая это, Мария Медичи не колеблясь подвергала риску свое здоровье, стремясь быть приятной своим испанским покровителям.

Выглядит несколько смешно, но доводы точны. Суть дела состояла в том, что кардинал-инфант не имел по отношению к Марии Медичи той же кротости и восхищенного терпения, как инфанта Изабелла. Королева-мать все больше и больше стесняла их. Не имея возможности указать ей на дверь, правительство Испанских Нидерландов пытается намекнуть на мысль об отъезде и заставить лично принять такое решение. Поэтому ей все больше осложняют жизнь в Брюсселе, задерживая выплату содержания и устраивая обыски в ее особняке.

С облегчением узнав о переезде Марин Медичи в Голландию, кардинал-инфант направляет ей свои приветствия и содержание за текущий месяц. Всем французским эмигрантам кроме герцога д’Эльбефа и Маргариты Лотарингской предложено покинуть страну в кратчайшие сроки.

Переезд в Голландию

После семи лет неизменного гостеприимства Мария Медичи решила покинуть Испанские Нидерланды без всякой надежды на возвращение. Ее отъезд был таким же внезапным и непредвиденным, как и приезд в июле 1631 года. Королева-мать ехала к голландцам-протестантам, воевавшим против ее вчерашних покровителей и оказавшим ей — одному из самых стойких лидеров католической и происпанской партии во Франции и в Европе — триумфальную встречу.

Голландцы видят в ней прежде всего вдову Генриха IV и именно поэтому готовы чтить ее в стране, куда тонкости парижской политики доносятся в весьма смягченном виде.

Принц Фридрих-Генрих Оранский Нассау, узнав о скором приезде Марии Медичи, отправился ей навстречу со своей женой, принцессой Оранской. Королева-мать была в одном лье от пограничного города, когда увидела приближающийся блестящий экипаж голландского военачальника. Принц Оранский лично открыл дверцу кареты королевы, а его жена присела в глубоком реверансе. Королева-мать надменно приняла почести, оказанные ей принцем и принцессой. В сопровождении офицеров под приветственные крики толпы, которую едва сдерживают отряды военных, она въезжает в город.

До самого Амстердама везде ее встречали с ликованием. Подобный жест не привел Ришелье в восторг. Едва узнав о переезде Марии Медичи в Голландию и приеме, оказанном ей принцем Оранским, он высказался с недовольством: «Признаюсь, я с трудом перенес то, что принц Оранский встретил королеву и принял ее переезд, не уведомив короля и не узнав мнения Его Величества». Вполне вероятно, что принц не задавался такого рода вопросами и отъезд Марии Медичи из Испанских Нидерландов в Голландию, а оттуда в Англию казался ему, напротив, достойным пышного приветствия и празднеств.

Скажем больше, история несчастной королевы-матери, представленная в ее версии, глубоко взволновала голландцев. Генеральные штаты Соединенных провинций решили принять эстафету от короля Испании и помочь в нужде королеве-матери. Дело дошло до того, что они направили ноту Ришелье, в которой ходатайствовали за возвращение Марии Медичи во Францию.

Кардинала очень рассердили действия Генеральных штатов, которые он счел «неуместными», добавив, что «эти люди говорят о том, чего не знают». Посол Франции в Гааге получил предписания изложить голландскому правительству всю историю отношений королевы-матери и ее сына и объяснить причины, по которым Людовик XIII посоветовал ей возвратиться во Флоренцию, а также рассказать об интригах и заговорах, душой которых были испанцы и королева-мать, враждебно настроенная по отношению к Ришелье и политике европейского равновесия правительства Людовика XIII.