Страница 102 из 118
— Невестины дары принимай. Глаз не сводила с подарка головщица, но не брала его.
— Примай, не ломайся, — сказала Фленушка, суя сарафан Марьюшке на руки.
— Ох, уж право не знаю, что и делать мне, — колебалась головщица. — И сарафан-от вишь светлый какой, голубой… Где надену его, куда в таком покажусь?.. Нешто у нас в мирские цвета рядятся?..
— Придет твое время, и в цветном будешь ходить, — молвила Фленушка.Что саратовец-от!.. Какие у вас с ним речи?
— Ну его ко псам окаянного! — огрызнулась Марьюшка. — Тошнехонько с проклятым! Ни то ни се, ни туда ни сюда… И не поймешь от него ничего… Толкует, до того года слышь, надо оставить… Когда-де у Самоквасова в приказчиках буду жить — тогда-де, а теперича старых хозяев опасается… Да врет все, непутный, отводит… А ты убивайся!.. Все они бессовестные!.. Над девицей надсмеяться им нипочем… Все едино, что квасу стакан выпить.
— Не горюй! — хлопнув по голому плечу головщицы, молвила Фленушка.Только б поступить ему к Петрушке непутному, быть тебе на то лето за Сенькой замужем… Порукой я… Это пойми… Чего я захочу — тому быть… Знаешь сама.
— А у самой с Самоквасовым третье лето ни тпру ни ну, — молвила с усмешкой Марьюшка.
— Не вороши!.. Не твоего ума дело! — заревом вспыхнув, вскликнула Фленушка. — Наше дело иное… Тебе не понять…
— Мудрено что-то больно, Флена Васильевна, — промолвила головщица.
— А коль мудрено, так и речей не заводи, — сказала Фленушка и вдруг, ровно туча, нахмурилась, закинула за спину руки и стала тяжелыми шагами взад и вперед расхаживать по горнице. Глаза у нее так и горели.
— Что ж теперь делать? — после долгого молчанья спросила головщица.
Ровно ото сна пробудилась Фленушка. Стала на месте, провела рукой по лицу и, подсев к столу, молвила:
— Невесту сбирать, наряды и все добро ее в чемоданы класть.. Самое позову, без нее нельзя. Петрушка вечор за делами поехал: в Свиблово попа повестить, в Язвицы лошадей нанять, в город на первы дни молодым квартиру сготовить. Завтра поутру воротится. Пообедавши с женихом да с твоим непутным саратовцем, в Ронжино навстречу ямщикам он поедет. Приданое туда отвезут, этой же ночью надо его передать… Мало погодя с Парашей на Каменный Вражек пойдем. Тут ее у нас отобьют неведомые люди… Смекаешь?.. Мы с тобой теми ж стопами домой… В набат ударим, содом поднимем — ухватили, мол, Парашу, люди незнаемые. Рожи-де в саже, шапки нахлобучены — не смогли признать, кто такие… Смекаешь?..
— Смекаю, — кивнув головой, сказала головщица.
— Ловко ль придумано? — после недолгого молчания спросила Фленушка.
— Ловко-то ловко, Флена Васильевна, да не было б нам за то колотушек?молвила Марьюшка. — Да что колотушки? Беда еще не велика. Хуже бы не было…
— Ничего не будет, не проведают. Увидишь!.. Что я задумала, тому так и быть…— с страстным порывом молвила Фленушка.
— Надо бы старицу какую, при ней чтоб отбили. Больше веры будет тогда. А то заподозрят, пожалуй, — говорила Марьюшка.
— Дело!.. — с живостью вскликнула Фленушка. — Спасибо, Маруха, за добрый совет. Так и сварганим… Только уж нашим ребятам тогда в самом деле сажей придется рожи-то мазать.
— Пущай их намажутся, — молвила в сердцах головщица.
— Можно будет двух либо трех стариц прибрать: матушку Виринею, Ларису, из девок кое-кого… Побольше бы только нас было. Чем больше, тем лучше,сказала Фленушка.
— Правда, — сказала Марьюшка, — больше народу меньше ответу.
Уладив дело с головщицей, позвала Фленушка Парашу.
— Ну, невеста наша распрекрасная! Давай приданое складывать, — молвила она, выдвигая середь горницы чемоданы.
Во все лицо улыбнулась Параша, вздохнула раза два и сказала:
— Боязно ему.
— Кому? — спросила Фленушка.
— Да Василью-то Борисычу, — ответила Параша. — Сейчас говорила с ним через огорожу Бояркиной обители. Оченно опасается.
— Дурак!.. — молвила Фленушка. И стала укладывать пожитки Парашины.
— Деньги есть при тебе? — спросила она Парашу.
— Есть.
— Много ль?
— Не больно чтоб много, двадцати рублев не найдется, — ответила Параша.
— Давай сюда, — молвила Фленушка. — Завтра надо в работницкой перепоить всех до отвалу… В погоню не годились бы. Параша подала деньги.
Все прибрали, уложили, чемоданы замкнули, затянули. Подавая ключи Параше, Фленушка вскликнула:
— Из ума вон!.. Невесту-то величать позабыли!.. Без того не складно будет, не по чину, не по обряду. Подтягивай, Маруха!
Не шелкова ниточка ко стенке льнет -
Свет Борисыч Патаповну ко сердцу жмет:
— Ой, скажи ты мне, скажи, Парасковьюшка,
Не утай, мой свет Патаповна:
Кто тебе больше всех от роду мил?
— А и мил-то мне милешенек родной батюшка,
Помилей того будет родна матушка.
— А и это, Прасковьюшка, не правда твоя,
Не правда твоя, не истинная.
Ой, скажи ты мне, скажи, Парасковьюшка,
Не утай, мой свет Патаповна:
Кто тебе всех на свете милей?
— Я скажу, молоденька, всю правду свою,
Всю правду свою, всю-то истинную:
Нет на свете милей мне света Васильюшки,
Нет на вольном свету приглядней Борисыча.
— Ай, батюшки! Совсем позабыла!.. — вскликнула Фленушка, внезапно перервав песню. — Спишь все, — обратилась она к задремавшей под унылую свадебную песню Параше. — Смотри, дева, не проспи царства небесного!.. А еще невеста!.. Срам даже смотреть-то на тебя!
— Тебе что? — вяло спросила Параша.
— Дело надо делать… Несколь времени осталось! — с досадой прикрикнула на нее Фленушка. — Кольцо с лентой из косы отдала ему?
— Не давывала, — ответила Параша.
— Как же так? Нельзя без того… Надо обряд соблюсти. Спокон веку на самокрутках так водится, — говорила Фленушка. — По-настоящему надо, чтобы он силой у тебя их отнял… Да куда ему, вахлаку? Пентюх, как есть пентюх. Противно даже смотреть на непутного.
— Отдам, коли надо, — лениво промолвила Параша. — Седни же отдам… Гулять-то во Вражек пойдем?
— После венца нагуляешься, — резко ответила Фленушка. — Не до гульбы теперь, без того хлопот по горло… Наверх ступай, в светелку, Ваську пришлю туда… Да не долго валандайтесь — могут приметить, и то Никанора суетиться зачала… Молви, Маруха, саратовцу, — напоил бы опять ее хорошенько.
— Так я наверх пойду, — процедила сквозь зубы Параша и пошла из горницы.
Только что вышла она, Фленушка глянула в окошко. Василий Борисыч с саратовцем через обительский двор идут.
— Беги к ним, Марьюшка, — торопко сказала она головщице. — Сеньке насчет Никаноры молви, — поил бы, а Ваську ко мне.
Пошла головщица из горницы, вскоре Василий Борисыч пришел.
— Что, непутный?.. Шатаешься, разгуливаешь?.. А того нисколько не понимаешь, что тут из-за тебя беспокойство? — такими словами встретила московского посланника Фленушка.
— Ох, искушение!.. — глубоко вздохнул Василий Борисыч, отирая платком распотевшее лицо, и сел на диван.
— Ну, что скажешь? — став перед ним и закинув за спину руки, спросила Фленушка.
— Не знаю, что и сказать вам, Флена Васильевна, — жалобно ответил Василий Борисыч. — В такое вы меня привели положение, что даже и подумать страшно…
— Что ж, ты на попятный, что ли? — скрестив руки на груди и глядя в упор на Василья Борисыча, вскликнула Фленушка. — Назад ворочать?.. Нет, брат, шалишь!.. От меня не вывернешься!..
— Ох, искушение!.. — едва слышно промолвил совсем растерявшийся Василий Борисыч.
— Отлынивать? — громче прежнего крикнула на него Фленушка.
— Да нет, — робко отвечал Василий Борисыч. — Нет. Куда уж тут отлынивать… Попал в мережу, так чего уж тут разговаривать!.. Не выпрыгнешь… А все-таки боязно, Флена Васильевна.
— Речи о том чтобы не было. Слышишь? — повелительно крикнула Фленушка. — Не то знаешь Самоквасова? Справится… Ребер, пожалуй, не досчитаешься!.. Вздохнул Василий Борисыч.
— Наверх ступай, невеста ждет. Возьми у нее кольцо да ленту из косы. Силой-то посмеешь ли взять?