Страница 24 из 39
Мы молчали и слушали, как из вчерашнего зазеркалья тринитрона, оттуда, из виртуального прошлого говорил я – в ипостаси Александра Игнатьевича Серебровского. Я проповедовал, учил, все объяснял телевизионному ведущему «Итогов» Евгению Киселеву.
Разложенный на телевизионные строки и снова собранный в кадр Серебровский был мне противен. И одновременно я испытывал родительскую гордость за него, за себя. Такой вроде бы неказистый, незамысловатый паренек – а на самом-то деле, оказывается, ого-го-го!
Конечно, постоянное мелькание на телевизоре – занятие одновременно отвратительное и противоестественно-приятное, вроде выдавливания прыщей. Но от этого нельзя и неохота отказываться. Справа за моей спиной вздохнул и пошевелился Кузнецов. В кадре – это было вчера – я отвечал на его сомнения:
– …Резервы монетаристской политики исчерпаны! Денег попросту больше взять негде – сколько бы мы ни латали тришкин кафтан бюджета. Нужен принципиально другой подход.
– А в чем вы видите другой подход? – спрашивает величавый красавец Киселев.
– В новой налоговой политике как составной части новой финансовой стратегии. У нас ведь самые мудрые в мире налоги – всего сто четыре копейки платежей на каждый заработанный рубль. Это абсурд – с барана российской экономики седьмая шкура уже спущена…
Киселев, пошевеливая английскими усами, спрашивает строго:
– В случае победы на выборах вы намерены оказать давление с регионального уровня на всю федеральную политику?
– Влияние, – усмехаюсь я мягко, но с большим значением. – Не давление, а влияние, назовем это так. И влияние это будет исключительной силы. Я не сомневаюсь, что меня поддержит вся региональная властная и финансовая элита. Все настоящие бизнесмены – не перекупщики и спекулянты, а создатели реальных ценностей. Все те, кому надоело кормить жулье и дармоедов…
– А государственная бюрократия и оппозиция?
– Государственная бюрократия существует вечно, и вечно она борется с любой инициативой, которая ограничивает ее власть. Бюрократию надо воспринимать как дурной климат. Ей надо противостоять, как плохой погоде. Ну а оппозиция… А что она может? Она бесплодна. Она не способна предложить народу реальной альтернативы. Прошли времена, когда люди верили, будто наши любимые пищевые жиры – пушечное сало и ружейное масло. Люди выросли, поумнели, они плевали на лозунги, а хотят они нормальной сытой благополучной жизни. И я готов им помочь в этом…
Я вывел пультом звук, повернулся к Кузнецову:
– Что у нас сегодня?
– Совещание по состоянию биржи, – взглянул помощник в ноутбук. – В десять – деловой завтрак с президентом Би-би-би, «Бостон бизнес бэнк». Просится к вам на встречу Гаглоев – надо определить нашу позицию с еврооблигациями, он уже говорил с вами.
– Экспертное заключение есть?
– В вашей рабочей папке.
– Я посмотрю, к вечеру сообщу решение. Что с «Макрокомп глобал электроникс»?
– Билл Хейнс выставил банковские гарантийные письма и аффидевит[1] о готовности подписать договор. На этой неделе у вас встреча с вице-премьером Завалишиным – все финансовые и технические документы готовы. Нужно решение правительства…
– Собери рабочую группу, девять миллиардов – не шутка, надо будет еще раз прогнать доклад. Я обязательно буду, все должно быть отполировано, как котовьи яйца!
– Я думаю, что там все в порядке – ребята очень серьезно поработали, – сказал Кузнецов.
– Может быть, – кивнул я. – Правда, я знаю, что если тебе кажется, будто все в порядке, – значит, ты просто плохо информирован…
Сказал и задумался, забыл о Кузнецове. Какое ужасное внутреннее напряжение, щемящий звон тревоги в душе, торопливый, испуганный колотун сердца! Как хочется – хоть бы на день – животного пейзанского покоя. Как избавиться от этого вечного нервного тремора?
Пустое! Это невозможно. Физиология. Адреналиновые бури в злой азартной крови.
Пустое! Тряхнул головой, услышал, как Кузнецов что-то говорит мне. Я спросил:
– Что там еще?
– Заседание правления, отчет ревизоров о работе Воронежского металлургического – похоже, там у нас воруют.
– Оторвите голову, остальное – в прокуратуру… Решите без меня.
– Балясный хочет вам доложиться. Предлагает купить бывший санаторий ЦК в Сочи, перестроить в пятизвездный отель. Очень высокая рентабельность…
– На фиг! Сейчас на Кипре и в Турции отдыхать дешевле. И пусть Балясный подсчитает, сколько мне будет стоить выкурить оттуда мафию! Нет, это мимо кассы…
– Кстати, Александр Игнатьич… Шеф службы безопасности Алексей Кузьмич хотел переговорить по деликатному вопросу.
– В четыре. Дай ему десять минут. Все?
– Вам должна быть представлена команда имиджмейкеров – это люди Краснова, игроки профессиональные.
– Завтра в десять. Еще?
– Приглашения на праздник песни, оргкомитет кинофестиваля, презентации, юбилейные банкеты, премьеры, открытие выставок, концерт Патрисии Каас, личная просьба Маслякова вручить призы победителям КВН. Общим числом двадцать семь…
– Прекрасно. Всем разослать письма, поздравления и пожелания. Праздных – поблагодарить. Нужных – обнадежить моей уверенностью в нашем сотрудничестве. В будущем…
Кот Бойко:
ЖИВОЙ ТРУС
У Лоры на лице было выражение чувственного наслаждения. Восклицательная гримаса счастья! Она сидела посреди комнаты на нашей колченогой табуреточке и смотрела, как я примеряю купленные ею тряпки развеселого молодежно-отвязного стиля. А я перед зеркалом старательно пристраивал длинноволосый блондинистый парик.
Лора хохотала, светя своими белоснежными зубами, такими неправдоподобно ровными, что наводили на пакостную мысль о металлокерамике, но все-таки настоящими, костяными, собственными. У нее были всегда приятно прохладные зубы…
– Ну скажи, пожалуйста, зачем тебе парик?
– Хочу быть похожим на настоящего артиста. На Филиппенко. Или Говорухина.
– Да перестань ты дурака валять! Серьезно!..
– Серьезно? – корчил я рожи. – Если серьезно… Если серьезно…
В разных ракурсах я рассматриваю себя в зеркале, гримасничая и кривляясь.
– Если серьезно, то я хочу немного уклониться от своей бешеной популярности на улице. Я просто боюсь толп поклонниц и почитателей моего таланта. Ты не представляешь, как пугают меня эти женщины, падающие передо мной публично на колени! Толпы девственниц, плачущих от вожделения! Педики, прячущиеся в засаде. Говорю тебе совершенно откровенно – я боюсь. Я попросту трус…
– И это ты врешь, жучила несчастный! – вздохнула Лора. – Я бы предпочла, чтобы ты был сильно потрусливее. Мне твое гусарство – во где стоит! – Она провела ладонью по шее.
– Подруга! Волшебная Теслимовка! Все бу, как ты ска! Я ведь не успел тебе сообщить, что я сейчас снимаюсь в кино по пьесе Толстого. Называется «Живой трус». Я уже все придумал! У нас это с покойником Львом Николаевичем просто отпадно получилось. Хит сезона!
– И что ты мелешь!
– Правду говорю! Тебе понравится. Основная мысль – любой бабе больше по душе живой трус, чем мертвый герой. Увидишь – культовый фильмец отгрохаем…
– Что ты несешь, ненормальный?
– Арию живого труса. Сатрап, парализованный страхом…
– Слушай, живой трус, ты лучше скажи – тебе шмотки нравятся?
– Подруга! Кормилица, поилица и одевалица! Спасибо тебе! Я в этом паричке и новом прикиде красив нечеловечески! Так шикарно выглядел только мой приятель аферист Харлампий Спиридонович Фотокакис. Жаль, репатриировался, фраер этакий, к себе на родину – в древнюю Элладу. Сейчас бы умер от зависти.
– Кот!
– Чего? – остановился я.
– Мне все равно – трус ты или герой. Чемпион или подзаборник…
Я решительно направился к Лоре:
– Докажите поступком! Слово…
– …и дело, – тихо сказала Лора. – Я тебя очень люблю.
– Дай покиссаю!.. – заорал я.
Она обняла меня и целовала долго, будто в забытьи. Судорожно вздохнула:
1
Письменные показания под присягой в присутствии нотариуса (англ.).