Гавань разбитых ракушек

В тот же день Денис уехал. Не сказал, ни когда они вновь увидятся, ни что от нее требуется делать в его отсутствие, ничего вообще не сказал. Попрощался по-дружески, забрал все сувениры, бережно обернув их в свои вещи.

Сколько ни силилась Ольга не разреветься, а все же, как только машина скрылась за поворотом, влетела в свой дом и уселась на пол, заливаясь слезами. Ну что за дура! Что за идиотка! Он ведь все знаки ей подал уже, только сделай маленький шажок, совсем маленький шажок навстречу, и все, возможно, встанет на свои места. Но ведь нет. Страх. Гордость. Упрямство. Список можно продолжать до бесконечности. Только делу это не поможет. Он уже уехал. А ей оставаться здесь и терзаться отчаянием.

Глава 22

Воскресенье выдалось скучным. Пол не приехал, хотя они планировали вместе поехать к морю. Малярия уложила его на несколько дней в постель. Лара была в воскресной школе. Ольга, впрочем, не впервые с тоской ощутила, насколько она одинока здесь. Персонал клиники держался дружелюбно, но все же в стороне. Приветливость была естественной, но своей Ольга так и не стала и не пыталась, впрочем. В друзья к ней никто не набивался, как и она. Пол считался другом, но был далеко, навещал ее наездами. И ничего общего у них, кроме тоски по нормальной, «домашней» жизни, не было. Иногда она вела долгие разговоры с Мамой Бахной, было интересно и познавательно, но дружбой это нельзя было назвать. Одна Лара, как ни странно, была тем человеком, с кем можно было поговорить по душам о чем угодно. Когда она не впадала в свое язвительное настроение, она могла быть отличной собеседницей. Но предугадать ее настроение было невозможно, а потому иногда Ольга трижды думала, прежде чем напрашивалась к ней в компанию. Сомнения, посеянные Родионовым, только еще больше пугали, настораживали. Она боялась думать об этом, боялась оказаться лицом к лицу с обстоятельствами, к встрече с которыми не была готова. Лара не была ей другом. Она находилась в другой категории, их отношения не могли поместиться в привычные рамки дружбы-вражды-равнодушия.

Ольга была одинока и могла полагаться только на себя. Ее это не очень тяготило, но иногда, в такие скучные дни, как сегодня, хотелось в люди, хотелось в большой город с его огнями, с красивыми магазинами, стеклянными кафе и нарядными прохожими. Хотелось болтать ни о чем с маникюршей, наблюдая за волшебством преображения своих ногтей. Хотелось заказать взбитых сливок с клубникой и горячим шоколадом с корицей. И поглощать эту роскошь, шутя с лучшими друзьями, такими, как Димыч, например. Легко и без углубления в философские дебри. Хотелось Родионова. Но это желание было слишком сложным, глубоким и болезненным. О нем не стоило думать, дабы не усугублять и без того черную тоску. А еще очень хотелось улечься на диване, положив голову на колени отцу, и смотреть телевизор. И слушать, как мама комментирует статьи в газете, веселя всю семью. Хотелось семейной обстановки, как это было раньше. Пусть не идеальной, с прорехами, кое-где прогнившей, кое-где заштопанной, но все же родной… Это была ее семья, и она не могла выкинуть двадцать восемь лет жизни из памяти. Трудно было определить, скучает она по маме или же это тоска по уюту, теплу, атмосфере, знакомой с детства.

Отец был в восторге от ее подарков, но беспокоился, что пишет она очень скудно. Не случилось ли чего? Легко ли ей там? Справляется? Когда собирается домой? От его вопросов иногда хотелось плакать. Написать, что ей все надоело, что романтика побледнела, трудности быта заели, ощущение статуса «чужачки» гонит домой и заставляет задуматься: а так ли нужна ей эта карьера? А иногда, в «светлые» дни, хотелось бодро распрямить плечи и сказать, что она вполне освоилась, что работа интересная, нужная и она вошла во вкус жизни в чужой стране. Что ощущение значимости, свободы и ответственности за множество жизней переполняет сердце, превращаясь в наркотик, без которого уже трудно будет жить. Ей хотелось домой. Но она отдавала себе отчет: скорее всего, ей просто хочется в отпуск. Вряд ли она выдержит рутинную жизнь в офисе долгое время. Жизнь изменилась. Она изменилась.

Ольга заехала в офис, проверила почту. Заметив скопление людей около входа в палаты, заглянула к медсестрам.

— Что-то случилось?

— Нет, — отозвалась акушерка, — все в порядке.

— А почему все столпились здесь?

— Да женщину одну без сознания привезли. Тут и родня, и соседи, все пришли.

— А соседи зачем?

Оказалось, что привезли беременную женщину без сознания из соседней деревни. Обнаружила ее соседка, заглянув к ней домой. Двери-то у них все открыты, и заходить может любой. Рядом с женщиной колупался полуторагодовалый ребенок, мужа и других родных дома не оказалось. Соседка ребенка в охапку, мать втащили в такси и привезли в Маракунду. По ходу дела соседка отыскала мужа беременной, тот довольно быстро приехал, почесав в затылке, вспомнил, что вроде диабетом жена страдает. Позвонил еще одному соседу, тот отыскал у них дома карту наблюдения за беременной и привез. Оказалось, еще и астма у нее в наличии. Муж, вновь поскребя в затылке, вспомнил, что дома есть баллончик с лекарством от приступов астмы. Вновь звонят соседу — теперь другому, чтобы привез спрей. Таким образом половина соседней деревни приехала в Маракунду.

Ольга подивилась истории. А вот случись такое в городской квартире при запертых дверях? Никто бы и не узнал, что стряслась беда. Такой образ жизни, какой ведут африканцы в сельской местности, да и в средних и мелких городах, порой спасает им жизни. Те из бедных, кто становится совсем бедным, от голода не умирают — с ними делятся едой соплеменники. Да и реальная «Скорая помощь» работает безотказно — уже сколько случаев в клинике было, когда в больницу привозили подружек, соседок с серьезными проблемами, которые выявлялись именно благодаря открытым дверям и случайным визитам.

Ольга вышла из клиники и направилась в школу к Ларе. Перевалило за полдень, и Лара, уже распустив всех учеников, собирала листки бумаги на столе. Школа представляла собой ряд скамеек под навесом. В этом месте, бантабе[11], обычно собирались старейшины деревни поболтать, но по воскресеньям они разрешили доктору Виере использовать бантабу для проведения занятий. Рядом с Ларой сидела маленькая девочка с довольно светлой кожей, Марьяма. Лара объясняла ей что-то по рисунку, и та кивала, потряхивая многочисленными косичками. Лара заметила Ольгу и отпустила Марьяму.

— Не девочка, а клад. Светлая голова, любопытная до всего.

— Она, по-моему, мулатка?

— Да. Ее мать училась в колледже в Банжуле и привезла с собой подарочек в утробе. Но здесь, слава богу, цвет ее кожи и поведение матери не осложнили ей жизнь. Семья приняла ее и опекает. Они даже опекают ее больше, чем остальных. Африканцы так сильно верят в свою силу, что серьезно считают, что примесь любой другой крови ослабляет их. Законы генетики для них пустой звон. Они говорят своим детям не обижать мулатку, так как ее кожа слабее их, она сама слабее их и более восприимчива к травмам. Так что ей повезло.

Ольга удивилась:

— Повезло? Разве в других местах Африки по-другому?

— Ха, — Лара резко фыркнула. — Еще спрашиваешь! Безотцовщина — первый грех, непохожесть — второй. Попади ты в место, где ты одна такая, и пожизненное унижение тебе обеспечено.

Панова с сомнением покачала головой. Звучало неправдоподобно.

— Да ведь по всей Африке полно мулатов, особенно в портовых странах. Кому придет в голову их травить?

— Не скажи. На острове, где я выросла, миссионеры блюли честь и чистоту расы жителей деревни. На самом деле они были просто против смешанных браков. Внебрачные связи карались отлучением от церкви, а до брака с белыми ни у кого дело не доходило. Жителей было немного, все у всех на виду. До ужаса консервативный строй.

11

Бантаба — место под тенистым деревом или навесом, где собирались мужчины для отдыха и чаепития.