Страница 7 из 107
Известен случай, когда «слово и дело» озвучил изобретатель, дабы привлечь к своему изобретению внимание властей и получить финансирование. В «Дневных записках» Желябужского это событие описано следующим образом: «В 1695 году, апреля 30 дня, закричал на Ивановской площади мужик караул и сказал за собою государево слово, и приведен в Стрелецкий приказ и распрашиван, а в роспросе сказал, что он, сделав крыле, станет летать как журавль и просил денег на изготовление слюдяных крыльев. И по указу великих государей сделал себе крыле слюдяные, а стали те крыле в 18 рублев из государевой казны».
Начальник Стрелецкого приказа боярин Троекуров с товарищами и с другими любопытными лицами вышел из приказа и стал смотреть, как полетит мужик. «Устроив крылья, мужик по обычаю перекрестился, хотел лететь, да не поднялся, сказал, что крылья сделал тяжелы. Боярин на него раскручинился. Мужик бил челом, чтоб ему сделать крылья иршеные (род замши), на которые издержано еще 5 рублей. И на тех не полетел». Изобретателя били батогами, а в счет потраченных на его замыслы денег отписали в казну его имущество.
Законы об извете постоянно «совершенствовались». По указу от 10 апреля 1730 года ложно объявившие «слово и дело» «подлые» (простые) люди «избывая от кого побои, или пьяным обычаем», наказывались кнутом и возвращались помещику. Если помещик отказывался принимать крепостного обратно, то его пороли плетьми и сдавали в солдаты. При непригодности неудачливого доносчика к воинской службе его били кнутом, вырывали ноздри и ссылали в Сибирь на каторгу. Военных били шпицрутенами, после чего определяли «по-прежнему в службу».
Указ от 25 июня 1742 года «Об учинении за ложное сказывание слова и дела боярским и посадским людям жестокого наказания плетьми и об отдаче помещиковых людей помещикам, а посадских в слободы» смягчал наказание за ложный извет и сводил его только к порке плетьми.
По сенатскому указу от 5 декабря 1760 года солдаты и матросы, уже наказанные шпицрутенами за ложное «слово и дело» и повторившие ложный донос вновь, по решению Военной и Адмиралтейской коллегий, ссылались в Сибирь на Нерчинские заводы.
В манифесте от 21 февраля 1762 года подчеркивалось, что «все в воровстве, смертоубийстве и других смертных преступлениях пойманные, осужденные и в ссылке, также на каторги посланные колодники ни о каких делах доносителями быть не могут».
Этот документ впервые устанавливал различные по степени тяжести наказания ложным доносчикам в зависимости от условий признания подследственными своей вины. Более легким было наказание для «повинившихся с первого увещевания». Более суровым наказаниям подвергались покаявшиеся через два дня после размышлений, и самым суровым — презревшие все доводы и признавшие вину только перед пыткой. Если «подлые» люди начинали доносить в процессе наказания или непосредственно перед таковым, то рекомендовалось удвоить меру воздействия.
В манифесте была также установлена зависимость тяжести наказания от социального статуса виновного. Пункт 9 определял привилегии для подследственных «благородного» сословия: виновных по первым двум пунктам «слова и дела» дворян, в том числе уличенных в ложных доносах, надлежало оставлять на свободе, не давая хода делу до особого указа из Сената{22}. Система сыска «Слово и дело государево» была отменена указом Петра III 21 февраля 1762 года.
В Петровскую эпоху донос стал орудием не только политической власти. В 1711 году Петр создал ведомство штатных доносчиков — фискалов во главе с обер-фискалом. Фискалы были во всех центральных и местных учреждениях, в том числе и церковных. Им предписывалось «над всеми делами тайно надсматривать и проведывать», а затем доносить о преступлениях. За верный донос фискал получал награду: половину конфискованного имущества преступника. Ложный донос в укор фискалу не ставился, «ибо невозможно о всем оному окуратно ведать». Большее, что ему грозило в этом случае, — «штраф лехкой», чтобы впредь, «лучше осмотряся», доносил.
Создание фискального ведомства имело большое значение для дальнейшего развития системы доносительства в России. Принципы и примеры работы государственных служащих-фискалов, назначаемых и поддерживаемых царем, становились образцом для подражания множества добровольных доносчиков. В указе от 25 января 1715 года, возмущаясь распространением анонимных изветов, царь призывал доносить гласно: «А ежели б кто сумнился о том, что явится, тот бедствовать будет, то не истинно, ибо не может никто доказать, которому бы доносителю какое наказание или озлобление было, а милость многим явно показана». «…Ктомуж могут на всяк час видеть, как учены фискалы, которые непрестанно доносят, не точию на подлых (то есть простых людей), но и на самые знатные лица без всякой боязни, за что получают награждение… И тако всякому уже довольно из сего видеть возможно, что нет в доношениях никакой опасности. Того для, кто истинный христианин и верный слуга своему государю и отечеству, тот без всякого сумнения может явно доносить словесно и письменно о нужных и важных делах». По мнению царя, в России почти не было честных чиновников. Свояк Петра князь Борис Куракин в записках о первых годах царствования Петра рассказывает, что началось «мздоимство великое и кража государственная, что доныне продолжается с умножением, а вывести сию язву трудно». Петр жестоко и безуспешно боролся с этой язвой. Деятельность фискального ведомства позволила вскрыть крупные хищения государственных средств. «Многие из видных дельцов с Меншиковым впереди были за это под судом и наказаны денежными взысканиями. Сибирский губернатор князь Гагарин повешен, петербургский вицегубернатор Корсаков пытан и публично высечен кнутом, два сенатора тоже подвергнуты публичному наказанию, вице-канцлер барон Шафиров снят с плахи и отправлен в ссылку, один следователь по делам о казнокрадстве расстрелян». Был колесован уличенный во взятках и оберфискал Нестеров — генеральный контролер и гроза вельможных казнокрадов{23}.
Есть свидетельство, что однажды в Сенате выведенный из терпения повальным казнокрадством и взяточничеством Петр хотел издать указ вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно на покупку веревки. Тогда блюститель закона, «око государево», генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: «Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг и без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее другого»{24}.
В петровские времена к помощи осведомителей стали прибегать и сборщики подати (налогов). Люди прятали заработанное от податных сборщиков, а более состоятельные переправляли деньги за границу в лондонские, венецианские и амстердамские банки.
17 марта 1711 года Петр издал указ: «Если кто донесет, где сосед деньги прячет, тому доносчику из тех денег треть, а остальное — на государя»{25}.
Фискальство широко распространилось как способ наживы и сведения личных счетов. «Донос, — пишет Ключевский, — стал главным инструментом государственного контроля, и его очень чтила казна». «Донос стал государственным делом, свободным от всякого риска», — заключает историк. И добавляет: «Это вносило в управление и в общество нравственно недоброкачественный мотив».
Царские указы об извете сообщали подданным о вознаграждении доносчиков. Указ 1713 года, обращенный к каждому потенциальному доносчику, гласил: «Кто на такого злодея (государственного преступника) подлинно донесет, то ему за такую ево службу богатство тово преступника, движимое и недвижимое, отдано будет, а буде достоин будет, дастся ему и чин его, а сие позволение даетца всякого чина людем от первых даже и до земледелцоф».
В Указе 1721 года о явке дворян на смотр отмечалось, что если кто узнает о неявившихся на смотр дворянах, то может «на таких всем извещать вольно, кто б какого звания не был, которым доносителям все их пожитки и деревни отданы, будут безо всякого препятствия».