Страница 24 из 74
Поражает самоотверженность и самоотдача Маркса. В письме немецкому социалисту Зигфриду Мейеру он говорит: «Итак, почему же я вам не отвечал? Потому что я все это время находился на краю могилы.
Я должен был поэтому использовать каждый момент, когда я бывал работоспособен, чтобы закончить свое сочинение, которому я принес в жертву здоровье, счастье, семью... Я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив полностью своей книги, хотя бы только в рукописи».
И все же он всю жизнь оставался загадкой для своих пролетарских современников. Для многих он остается загадочной фигурой и сегодня, на заре третьего тысячелетия. Почему Маркс, в юности близкий к христианству, вдруг стал ярым противником религии? Чем был обеспокоен его отец в своих письмах к Марксу? Почему он так был несчастен в семейной жизни? Почему переписка Маркса и Энгельса полна непристойностей и злобной ругани? Почему он был таким ярым антисемитом? Да и другие народы он не жаловал — славян, немцев, французов. Откуда в нем этот культ ненависти и насилия? Примерно те же вопросы ставил еще Сергей Булгаков: «Кто он? Что он представляет собой по своей религиозной природе? Какому богу служил он своей жизнью? Какая любовь и какая ненависть зажигали душу этого человека?»
В отечественной литературе и публицистике долгое время преобладал мифологизированный образ Маркса. «Его молодость — это заря гения, несущего людям светлый огонь Прометея!» У Маркса «натура прирожденного борца и народного трибуна», а его «убежденность, основанная на строго объективном анализе действительности, увлеченность, рожденная высокими гуманистическими чувствами, — сливаются воедино в революционном порыве». Между тем Маркс — это живой человек, а не «икона», реальная историческая личность со всеми достоинствами и недостатками. Страсти и самолюбие, жизненные трудности и недостаток средств, личное горе и высокое вдохновение — все было присуще его жизни. По Сергею Булгакову, душе Маркса была гораздо доступнее стихия гнева и ненависти.
Он живо интересовался всеми политическими событиями своего времени. Но он еще писал длинные любовные письма, сочинял неплохие стихи, охотно участвовал в дружеских пирушках, сидел в карцере, дрался на дуэли. Если исходить из документальных свидетельств, в частности переписки Маркса и Энгельса, то можно сделать вывод, что Маркс видел в пролетариате главным образом орудие для своих личных амбиций. С одной стороны — его социалистическая деятельность, направленная на защиту обездоленных и преобразование общественного строя на началах справедливости, равенства и свободы. С другой — его стремление сделать это революционное движение средством для разрушения святыни в человеке. Недаром тот же Булгаков замечает, что образ Маркса «загадочно и страшно двоится».
Карл Поппер считает, что Маркса от многих других его последователей отличала искренность в поиске истины и интеллектуальная честность: «Чтобы справедливо судить о марксизме, следует признать его искренность. Широта кругозора, чувство фактов, недоверие к пустой и, особенно, морализирующей болтовне сделали Маркса одним из наиболее влиятельных в мире борцов против лицемерия и фарисейства. У него было пылкое желание помочь угнетенным, и он полностью осознавал необходимость показать себя в деле, а не только на словах. Его главные таланты проявились в области теории. Он затратил гигантские усилия для того, чтобы выковать, так сказать, научное оружие для борьбы за улучшение доли громадного большинства людей... Интерес Маркса к общественным наукам и социальной философии в своей основе был практическим. Он видел в знании средство обеспечения прогресса человека». Но Поппер считает Маркса, несмотря на все его несомненные достоинства, лжепророком. Он указал направление движения истории, но его пророчества не сбылись.
По Миловану Джиласу, Маркс интересен прежде всего как пророк. Корни его миссии восходят к Библии, к тем предсказаниям, в которых древние пророки вещали «богоизбранному народу» и всему человечеству о неизбежном. «Если пророчество не что иное, как предвидение неизбежного, то тогда Маркс — самый прозорливый пророк эпохи индустриализации общества, размывания границ между умственным и физическим трудом и подчинения рода человеческого процессу промышленного производства. Но, как и всякий пророк, Маркс ошибся относительно конкретных меюдов и сил, посредством которых все это должно осуществляться».
Чрезмерная «эксплуатация» марксизма привела к тому, что его идеи стали восприниматься как универсальные. Марксизм превратился в догму, а взгляды Маркса были канонизированы. В умах последователей как бы возобладал именно пророческий элемент его воззрений. Да и в самом марксизме многие видят элемент религиозности. Ведь пророчества Маркса давали пролетариям в эпоху невзгод и страданий веру в свою миссию, в свое великое будущее. Карл Ясперс, к примеру, полагал, что притягательность марксизма определяется не его критикой социальной несправедливости, а основана на переживании древней мифологической концепции «мирового пожара» — разрушения и возрождения обновленного мира и рождения нового человека.
Маркс сотворил миф о пролетариате, который способен освободить человечество, приписав ему мессианские свойства. Как подметил Николай Бердяев, на пролетариат тем самым переносятся свойства избранного народа Божьего. Это секуляризация древнееврейского мессианского сознания, и тут материализм Маркса оборачивается крайним идеализмом. Миссия пролетариата есть предел веры. Марксизм есть не только наука и политика, но также вера, религия. И в этом, по Бердяеву, его сила.
Был ли прав Маркс? Анализу его теоретического наследия и практической реализации его учения посвящены горы литературы. Одни полагают, что марксистская теория и идеология были довольно искусными построениями, но они противоречили фактам истории и общественной жизни. Другие считают, что марксизм не устарел и продолжает «работать», но речь следует вести об «истинном» марксизме, а не искаженном последователями и эпигонами.
Одни авторы утверждают, что сам Маркс не был сторонником революционного насилия, не призывал к террору; все это — «заслуга» его последователей. Но с этим все же трудно согласиться. Маркс, наверное, был единственным в истории крупным философом, который призывал заменить оружие критики критикой оружием. Говорил он и о «революционном терроризме». Суть мировоззрения Маркса — идея пролетарской революции, призыв к насильственному ниспровержению капитализма. И нет принципиальной разницы между марксовым «Бьет час капиталистической частной собственности, экспроприаторов экспроприируют» и ленинским «Грабь награбленное».
Марксизм абсолютизирует насилие, которое, по определению создателя учения, является повивальной бабкой истории. Маркс, как и Энгельс, не запятнали себя кровью безвинных людей, которые не желали превращаться в послушное стадо, бредущее в зияющее гигантской пропастью завтра. Они были кабинетными учеными. Но когда революции стали свершившимся фактом, на арену истории выдвинулись уголовники и палачи, честолюбивые посредственности и беспринципные ничтожества.
И все же неизбежно возникает вопрос: ответственна ли теория за практику? Следует ли марксистскую идею смешивать с ее вульгаризацией? Быть может, марксизм классических текстов является подлинным, а марксизм реального социального действия — ложным? Но правомерно ли различать подлинность замысла и ложность исполнения применительно к марксизму? Если бы, например, речь шла о философии Спинозы, то требование отделять классический текст от более поздних интерпретаций и, следовательно, искажений, было бы естественным. Ведь философия Спинозы не претендует на статус «теории, изменившей мир»; она его лишь объясняет. Марксизм же является программой социального переустройства, и его достоинства выявляются только в процессе воплощения. Для Запада марксизм никогда не был государственной идеологией. Поэтому там вопрос «умер ли марксизм?» всерьез не обсуждается. Для левых интеллектуалов Запада марксизм, естественно, жив, как живы идеи Гегеля, Канта или Фрейда.