Антик с гвоздикой

Вот уже восемь лет минуло, как отпели князя Федора в усадебной церкви, а графиня Наталья взяла бразды правления в свои руки. Они у нее по-мужски сильные, но и характер тоже не по-женски жесткий и своевольный. Вероятно, потому, что с малых лет она видела только нужду. Отец, Кирилл Бертеньев, столбовой дворянин, славный род которого начинался от Рюриковичей, успел задолго до ее совершеннолетия пропить не только свое вовсе не малое состояние, но и приданое своей жены, урожденной графини Ромашовой. Худой, небритый, беспрестанно кашляющий, он бродил по комнатам их старого дома, бранился с экономкой, дрался с их единственным лакеем. Слуги, жалея его жену и дочерей, не позволяли Кириллу Бертеньеву выносить и продавать на пропой последние вещи.

Но потом умерла мама, а вскоре отец пропал, оставив Наташу, которой едва исполнилось двенадцать лет, с трехлетней Ксенией на руках. Он исчез из их жизни навсегда. И, как шептала старая экономка Анфиса, торопливо крестясь и боязливо оглядываясь по сторонам: «Сгинул, горемычный! Грех говорить, но слава те, господи!»

Так что и Наталья, и ее младшая сестра если и встречали в своей жизни мужчин, то только самого низкого пошиба, вроде своего отца и его грязных собутыльников. А после замужества Натальи – графа Федора и его гнусных приятелей, что было гораздо хуже. Отец хотя бы не предавался разврату у детей на глазах.

После гибели отца девочек приютила дальняя родственница матери княгиня Машкова. Бедная тетушка, она думала, что совершила благое дело, выдав Наташу в семнадцать лет замуж за богатого графа Федора, сына своей близкой подруги. Да и Ксения тоже поначалу радовалась за сестру, не подозревая, к каким страданиям и несчастьям приведет это замужество. Милая, ласковая Наташа! Сколько ей пришлось вытерпеть унижений и откровенных издевательств от этого негодяя, которого судьба определила ей в мужья. Но и Ксении тоже изрядно от него доставалось и щипков, и подзатыльников. А более всего графу Федору нравилось неожиданно ухватить ее за ухо и дернуть с особым вывертом, отчего она заходилась в плаче, а он, вытирая пальцы о сюртук, брезгливо кривился: «Песья кровь! Прочь с моих глаз!»

Прошло уже столько времени со дня гибели графа, казалось, живи и радуйся, однако Наташа словно с цепи сорвалась! Раздражена, сердита постоянно и, как бы сестра ни пыталась ей угодить или подладиться под ее настроение, вечно ею недовольна, вечно выговаривает ей за малейшую оплошность.

Ксения набрала полную грудь воздуха, словно собралась нырнуть в воду, хотя на самом деле она стояла перед входом в столовую, где ее дожидалась Наташа. И наверняка та уже в курсе печальных событий, которые произошли незадолго до полудня за три версты от их усадьбы.

Девушка сделала глубокий выдох, быстро огляделась по сторонам и неожиданно подумала: «А может, и впрямь Марфуша права? И Наташе стоит познакомиться с князем?» Она опять вздохнула, представив на мгновение сестру и красавца-князя рядом. И вправду пара из них получилась бы просто замечательная! Только разве она осмелится даже заикнуться по этому поводу?

Ксения вздрогнула, представив реакцию сестры на подобное заявление, решительно отодвинула штору и перешагнула порог столовой.

Сестра не оглянулась и не ответила на приветствие. С одной стороны, ее оправдывало то, что, повернув сына лицом к окну, она самым внимательным образом рассматривала синяк под его глазом. Но с другой – она с неменьшим беспокойством могла бы поинтересоваться самочувствием единственной сестры, которой досталось гораздо больше, чем Павлику.

Но Ксюша тотчас отбросила эту мысль! Только не ревность! Она должна понимать, что Наташа прежде всего мать и забота о сыне у нее на первом месте. Но любовь эта порой смахивает на сумасшествие: сестра столь же сильно обожает Павлика, сколь люто ненавидела его отца.

– Что ж, и то хорошо, что хоть глаза не лишился! – Наташа поцеловала Павлика в лоб и усадила рядом с собой на диван. Ее тяжелый взгляд остановился на Ксении, не посмевшей подойти ближе. – Чего застыла? – Сестра усмехнулась. – Не бойся! Не ударю! Почему вы все так меня боитесь? Неужто я зверюга какая? – Последнюю фразу она повторила с горечью, но тут же, словно устыдившись минутной слабости, задала новый вопрос, с хорошо известными всем обитателям «Антика» жесткими нотками: – Объясни, как вы оказались за три версты от усадьбы, по другую сторону озера, если я разрешила отъезжать не более чем на версту?

– А мы журавля хотели посмотреть. – Голова Павлика выскользнула из-под руки матери, и он заглянул ей в глаза. – Там в камышах журавли живут. И Егор говорил, что раз журавушка с гнезда поднялась, значит, журавлята уже вылупились. Правда, Ксюша? – кинул взгляд он на растерянную тетку.

Племянник ее старательно выгораживал, потому что журавлей они собирались посмотреть только завтра, но мальчик как никто другой знал, чем грозит непослушание даже его взрослой тетке. Матушка не выносила, если кто-то поступал против ее воли. И он в том числе.

Ксения молчала. Павлику было легче. За вранье его пожурят, возможно, оставят на денек без сладкого, но если Наташа поймет, что она тоже ее обманывает... Ксения нервно сглотнула и подняла на сестру испуганный взгляд.

– Таша, я... Мы не заметили... Погода стояла такая чудесная... Мы ехали и ехали...

– И даже не увидели, что дорога обогнула озеро? – усмехнулась Наталья. И вдруг хлопнула ладонью по валику дивана. – Только не ври! Кучер мне сказал, что ты с самого начала велела ему ехать на луг за озером. Что вы там искали на пару с Марфушей?

– Мы хотели набрать букеты для столовой и гостиной. Там столько ромашек!

– Ромашек полно за усадьбой, и совсем не надо снаряжать коляску и кучера для подобных целей. Разве я не права?

Вместо ответа Ксения опустила голову. Наталья поджала губы и смерила ее взглядом. Затем взяла лежащий рядом сверток и, брезгливо скривившись, извлекла из него соломенную шляпку. Вернее, то, что от нее осталось.

– А теперь объясни, дорогая, по какому поводу тебе вздумалось вырядиться в новую шляпку? Неужто ромашки стоят подобного почитания? Надеюсь, они по достоинству оценили твой наряд?

Ксения покраснела, но ничего не ответила. Да и что можно было сказать в свое оправдание?

– Это я попросил Ксюшу надеть новую шляпку, – опять влез в разговор ее защитник. – На старой у нее и ленты, и цветы еще прошлым летом выгорели.

– Помолчи, когда старшие разговаривают, – прервала его мать и не удержалась, добавила: – Надо же, как вы против меня спелись! Слова уже нельзя сказать!

– Маменька, – Павлик не уступал ей в упрямстве, – Ксюша и Марфа ни в чем не виноваты. Этот бык выскочил из леса. Вы должны пастухов наказать, что позволили ему вырваться.

– Они будут наказаны, – произнесла Наташа сквозь зубы. – Они у меня узнают, как исправно службу нести! – Она прижала голову Павлика к груди и принялась покрывать ее поцелуями. – Господи, сынок, ты не понимаешь, что он мог вас изувечить, убить... – Она заглянула ему в глаза. – Скажи, только честно, ты сильно испугался? А то я велю привезти из села бабку, чтобы она заговорила тебя от испуга.

– Ничего не надо! Я совсем не испугался! – Мальчик вскочил на ноги и воинственно сжал кулаки. – Я тоже хочу научиться скакать на лошади, как князь! Вы бы видели, маменька, как он лихо загнал быка в воду. И тот сразу перестал буянить. Поревел малость для порядка, и все!

– И все! – вздохнула Наташа и опять перевела взгляд на сестру. И Ксении крайне не поздоровилось от этого взгляда. Сестра встала с дивана. Опершись ладонью о стол, она произнесла, как обрубила: – С сегодняшнего дня все прогулки вне усадьбы прекращаю! Я не потерплю, чтобы моя сестра, которую я полностью содержу, рисковала жизнью моего сына в угоду своим низменным желаниям. Я не потерплю, чтобы она без моего ведома встречалась с незнакомыми мужчинами! Я не потерплю, чтобы эти мерзкие животные, которые пропахли вином и табаком, ступали на мою землю даже ради благих целей.