Серебро на крови

— Видишь город? Это Нью-Йорк. Крупнейший город САГ. С населением включая пригороды почти двадцать миллионов человек. Сейчас он заброшен. Там люди больше не живут.

— Ты говоришь о пандемии.

— Вспомнила? — в голосе неподдельное волнение. Глаза широко раскрыты, он выглядит искренним.

Вновь спрятав руки в карманы, подошла к краю и присела на холодный камень, нахохлившись от промчавшегося порыва ветра, взлохматившего послушные волосы. Хотелось замереть на месте и ничего не думать. Не решать и не понимать. Слишком много всего. Всё слишком серьёзно. Слишком, слишком, слишком. Это не может быть про меня. Про кого-нибудь другого — да. Но не я. Отказываюсь в это верить. И в тоже время чувствую себя песчинкой, запущенной в круговорот жутких событий. Поэтому и отрицаю, в глубине души догадываясь — над такими вещами не шутят.

— Догадалась. Ты не был бы таким трагичным, если бы не было трагедии. Все умерли? Конец истории? Тогда зачем тебе я?

— Это не конец. Ты спасла много жизней. Мы сделали это вместе. На основе твоей крови я создал антивирус. К несчастью никак не получалось его синтезировать, поэтому количество было очень ограниченным. Мы работали над этим долгие месяцы, а потом тебя похитили и на этом всё закончилось. Запасов хватило, чтобы спасти многих, но в масштабах цивилизации это была капля в море. Мир, каким мы его знали, больше не существует. Есть выжившие, небольшой процент с иммунитетом к вирусу. Есть сверхъестественные создания, оказавшиеся к нему невосприимчивыми. Есть те, кто являются носителями генов сверхов. И просто везунчики, оказавшиеся рядом со мной и получившие антивирус до того, как заразились. Мы проиграли войну. Но жизнь продолжится. Если ты мне поможешь.

— Не понимаю, — качаю головой, позволяя увлечься его воодушевлением.

Не спасла мир — какое странное чувство! Вроде всё должно было быть не так. В книгах и фильмах его всегда спасают в последний момент. Так что же это получается, я свой упустила? Хм. Очень сильное и непонятное чувство. В какой-то мере даже облегчение, что ничего не помню. Нет памяти — нет и чувства вины.

— Пандемия принесла на хвосте нового монстра. Мы прозвали их белыми упырями. Первые случаи были зафиксированы в городе Стонтон, Вирджиния. Там же терялись твои следы. Ты спасла жизнь маленькой девочке, а затем растворилась в дождливой тьме.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю настороженно, замечая, как он смотрит.

Это был взгляд исследователя, человека, любящего загадки. Искры безумия, свойственные сумасшедшему учёному. Мне не нравилось чувствовать себя в центре подобного внимания. И наваждение быстро слетело, уступив место маске всепоглощающей заботы и участии. Он менял их, как перчатки, за ними сложно было уследить.

— Я думаю Кронос что-то сделал с тобой в ту ночь, после чего появились эти твари. Они способны заражать больных «белянкой», даже тех, кто уже умер. То, что они делают, невозможно с точки зрения науки, потому что твари пожирают человеческую плоть, оставляя ровно столько, чтобы из остатков мог получиться новый пожиратель. Они как грибы плодились и размножались, ловко маскируя заражение, прорываясь через кордоны, захватывая город за городом. Зачастую они оставляли без внимания живых, торопясь поглотить как можно больше мёртвых. Теперь крупные города — это зоны карантина, белые зоны, в пределах которой обитают они. Спящие, ждущие новых жертв. Поглотители всего живого, они способны обращать и сверхъестественных тварей, создавая подвиды, некоторые из которых более опасны чем основной вид. Вот она, истинная чума. И я считаю, что только ты сможешь с ними справиться.

— Всё звучит так громко. Я по-прежнему не понимаю, что ты говоришь. Более того, воспринимаю слова как бессмысленный набор звуков. Ты понимаешь, что я отрицаю твои слова только потому, что они звучат слишком безумно? Ты назвал меня ламией, бессмертным редчайшим существом. Сказал, что я ключ ко всему живому, что моя кровь — уникальный антивирус, что с моей помощью можно исцелить человечество практически от любой болезни. И в тоже время заявляешь, что мы опоздали и мир уже мёртв. А потом добавляешь, что он ещё жив, но умирает из-за меня. В это трудно поверить, знаешь ли. Ты разбрасываешься слишком сильными словами для такой, как я.

Во взгляде царит истинная беспомощность, словно бы по-настоящему замерла на краю пропасти и вот-вот рухну вниз на острые как пики скалы. Это не шутка, разумеется нет. Не издёвка, не подлость, не обман. Но принять такую истину — выше моих сил.

Значит там, на линии горизонта, где виднеются небоскрёбы Нью-Йорка, обитают тысячи и тысячи белых монстров, жаждущих поглотить человечество? Почему должна верить в это? Что за сюр! Моя жизнь не должна быть такой. Ни у кого не должно быть такой жизни. Так не бывает, всё неправда, ложь. Вот, что должна говорить ему. Иначе сойду с ума.

А он стоит и смотрит на меня. С ожиданием, какой-то надеждой. Словно бы должна реагировать как-то по-другому. Словно я не я, а кто-то другой. Что потеряла на той дороге? Как мне это узнать? Как не запутаться в своих мыслях, что делать дальше?

Он протягивает руку, предлагая вернуться обратно в дом. Волнуется, замечая, как я продрогла. Говорит ободряющие слова и смотрит, смотрит — неоновый взгляд и прямо в душу. Он забирается ко мне под кожу, постоянно касаясь, как будто боится, что исчезну. Растворюсь в воздухе, брошу его в этом пустынном, заросшем бурьяном и травой, парке.

Мне хочется поддержать его, ободрить, сказать что-нибудь хорошее, но слова застревают в горле, выстуженные этим холодом, этим ветром с микроскопическими кусочками льда. В воздухе всё ещё чувствуется аромат прошедшей зимы. Земля, не успевшая прогреться, покрытая хрустальным белым инеем, смёрзлась и хрустит под ногами. Что я делала этой зимой и где была? Что такое случилось со мной, что оказалась на той дороге в лёгком летнем разорванном до крупных дыр платье? Босая, грязная, со спутанными волосами, слипшимися, а затем и смёрзшимися в один огромный дурно пахнущий ком? Узнаю ли когда-нибудь ответ на свой вопрос?

Мэл

Сон может быть страшным местом. Его причудливые грани, способы извращения реальности в угоду желаний человека, могут быть настолько фантасмагоричны, что спящий не может проснуться, затянутый в эту пугающую теневую трясину. С каждым вздохом, он всё больше и больше погружается на дно, ведомый собственным подсознанием в попытке разрешить проблемы, существующие за пределами сна. А иногда бывает всё наоборот. И реальность становится страшнее самого жуткого, дьявольского сна. И ты не хочешь просыпаться. Выбираться из безопасных сладких объятий подобно пытке, невыносимо и почти больно.

— Мэл, бежим скорее! — Анастасия улыбается ласково, машет рукой и зовёт к водопаду, радужными брызгами красящий мир.

Девушка в белом платье, с косами до пояса. Задорные ямочки на щеках, она готова прыгнуть вниз, в пенящиеся воды реки. Пшеничные волосы золотятся на ярком солнечном свету, она зовёт меня за собой, стаскивает с себя платье, готовясь к прыжку.

Кричу, бегу вперёд, к ней по луговой траве, но всё равно не успеваю — девушка ласточкой прыгает с обрыва в воду, без всплеска, сразу погружаясь на глубину. Следую за ней, прыгаю, прижимая колени к груди, камнем рассекая воду, адреналин, восторг, головокружение. Выныриваю на поверхность, получаю порцию брызг в лицо. Стася смеётся, куражится, щёчки красные, в глазах играют бесенята.

— Хорошо, правда? — успокаиваясь, спрашивает, откидываясь на воду морской звездой. — Люблю лето, тепло и много солнца.

— Я рада, что с тобой всё в порядке, — подплываю ближе, следя за направлением её взгляда. Стася смотрит на небо — разглядывает облака, выискивая знакомые силуэты. — Когда увидела твоё плечо, думала всё…

Девушка не отвечает, её взгляд затуманивается, словно бы её клонит в сон. Она лёгкая, плывёт по течению, поддаваясь потоку.