Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 37



Я стараюсь неслышнее шагать по балласту и больше держаться длинных теневых полос. Меня отделяют три пары рельсов от этого человека; это женщина.

Она услыхала меня; она оборачивается. Сперва она словно хочет спрятаться за фонарь, потом броситься дальше через рельсы.

Я кричу:

— Сесиль! Сесиль!

Она колеблется. Я успеваю добежать до нее, в промежуток между путями.

— Сесиль, что вы тут делаете?

Свет фонаря, который падает на нас, прямо сверху, но кажется смешанным с темнотой, как свет луны, оставляет несколько теневых углублений на лице Сесиль. Уже какую-то преображенную Сесиль я спрашиваю:

— Что вы тут делаете?

Она смотрит в сторону, словно хочет бежать. Потом смотрит мне в лицо двумя большими черными дырами вместо глаз, и ее губы шевелятся движением, которое бледный свет сверху делает необычайным.

— Оставьте меня. Мне ничего не нужно от вас.

— Сесиль, я вас умоляю. Вернитесь со мной… и обещайте мне… но сперва вернитесь.

— Нет.

— Что с вами?

— Ничего. Оставьте меня. Мне ничего ни от кого не нужно.

— Я вас умоляю, милая Сесиль!

— Зачем вы меня преследуете даже здесь? Вам нет дела до меня. Вы получили, что вам надо? Чего же еще?

— Как я получила, что мне надо?

— Я вам больше не нужна теперь? Так что вам за дело, если я делаю, что хочу?

— Вы сами не знаете, что говорите, Сесиль. Пойдемте со мной.

— Я отлично знаю, что говорю. Я не сумасшедшая. Никто не может мне помешать сделать то, что я решила. Впрочем, кому это мешает?

— О! А ваши родители? А мы все?

— Ха! Мне пора подумать о себе.

— Сесиль, милая Сесиль!

— Скажите мне… Мне бы хотелось знать одно… Я не даю себе хорошенько отчета. Как вы думаете, Март очень страдает?

— Очень страдает?

— Да, из-за всей этой истории?

— Но…

— Маленькая дрянь! Она способна найти увертки, чтобы не страдать. Вы видите, я становлюсь грубой. Ага! Вы не знали меня такой.

— Вы меня пугаете, Сесиль.

— Во всяком случае, вы не можете пожаловаться на меня. Конечно, вы не выказывали мне чрезмерной симпатии. Но меня не любят. Это известно.

— Откуда вы это взяли, Сесиль? Я вас очень люблю.

— Правда, вы побежали за мной, чтобы узнать, что со мной стало. Это уже чего-нибудь да стоит. Все-таки вы одна подумали об этом. А? Маленькая дрянь и с места не двинулась. Она смакует свой кофе. А ваш Пьер Февр? Ха, ха!

— Замолчите! Вам не стыдно так говорить?

— Это верно. Замолчим… Вот и мой поезд. Уходите прочь! У вас нет охоты очутиться под ним вместе со мной? Ну, так уходите прочь! Уходите прочь, говорю вам!

Я видела, как в конце линии возник огонь, совсем еще маленький, но который только благодаря тому, что двигался, становился огромнее всех стоящих фонарей — как снаряд, пущенный прямо на нас нижним краем неба.

И шум, сопровождавший его, едва уловимый ухом, казался разуму не менее грозным, чем непрерывный гром, отягощающий августовские ночи.

Тогда я вцепилась в Сесиль, я оттянула ее назад, мне удалось прижать ее к фонарю. И, не разбирая, режет ли ей спину угол столба или нет, я ухватилась руками за две железных полосы, раздавливая тело Сесиль между своей грудью и столбом.

Она выбивалась, она силилась отстранить мою грудь обеими руками, а серо-зеленые глаза с какой-то отчаянной быстротой метали в меня ненавистью.

Поезд грохотал. Так как я стояла к нему спиной, то не могла представить себе, что он мчится не на нас, прямо на нас. Я не могла поверить, что ему удастся остаться на рельсах, что маленького выступа рельс достаточно, чтобы отклонить на полметра его страшную массу. Я чувствовала, как он ломает мне хребет, как вырывает с корнем нас и нашу слабую опору, словно травинку. Но в этой телесной панике мои пальцы только яростнее сжимались вокруг полос.

Потом, в бурном дыхании, в бурном содрогании земли, паровоз, словно дом, багровый свет очага, огни, громыхание вагонов — и мысль, что каждая дверца именно та, которая нас снесет.

Сесиль плюнула мне в лицо.



Наконец, прошел багажный вагон, волоча за собой красный огонь; и шум поезда вдруг превратился в завывание, печальное, как смерть, но убегающее и безвредное.

Я отпустила Сесиль. Я стерла плевок с лица. Я заплакала. Сесиль взяла меня за руки, сжала их, поднесла к своим губам. Мои руки болели.

Сесиль выпустила их.

— О, это не из благодарности! — сказала она мне.

Я, в свою очередь, взяла ее за руки.

— Вы должны мне обещать, что больше не повторите этого.

Она посмотрела на мои глаза, мокрые от слез.

— Хорошо. Обещаю.

— Обещаете? Наверно?

— Да… Обещаю, наверно.

Потом я сказала ей:

— Что это был за поезд? Я такого не знаю.

— Да, потому что вы никогда здесь не проходили в это время. Это — 14-й. Это только ускоренный. Но он хорошо идет.

— Ну, теперь вернемся, и живо. Что думают там?

Мы начали переход через пути. Сесиль осторожно вела меня.

Она сказала мне:

— Мы тихонько подымемся ко мне в комнату. Вы немного помочите себе глаза. Мне, пожалуй, тоже надо поправить прическу.

Мы с большими предосторожностями вошли в дом, поднялись по лестнице, стараясь, чтобы ступени не скрипели. Раза два мои башмаки хрустнули, и Сесиль посмотрела на меня с улыбкой.

Ее комната была очень похожа на комнату Март.

Пока мы приводили себя в порядок, Сесиль сказала мне:

— Вам не кажется, что после этого можно стать немного друзьями?

Ее лицо никогда еще не казалось мне таким молодым, таким лишенным жесткости.

— Дайте я вас все-таки поцелую, Сесиль.

Она охотно подчинилась этому. Она сказала мне на ухо:

— Теперь мы квиты, не правда ли?

Мы вернулись к остальным, которые уже встали из-за стола и собирались перейти в гостиную.

— А, вот и вы! — сказал папаша Барбленэ. — Мы уже начали беспокоиться. Ничего серьезного?

— Мадмуазель Люсьена почувствовала себя не совсем хорошо, — сказала Сесиль. — Я повела ее подышать свежим воздухом вокруг дома. Потом она на минутку прилегла у меня в комнате.

Пьер смотрел на нас с тем же выражением, которое было у него в вечер нашей встречи с Сесиль, когда он читал название улицы Сен-Блэз.

Г-жа Барбленэ тоже посмотрела на нас, но с видом, который говорил, что она хоть и не верит нам, но не вмешивается в наши маленькие секреты. А Март, мне кажется, восприняла только то, что я гуляла с Сесиль и сопровождала ее в ее комнату, и это укололо ее в сердце.

Сесиль продолжала:

— Отец, вам не кажется, что перед тем, как перейти в гостиную и ввиду «событий», — она не могла удержаться, чтобы не подчеркнуть этого слова тенью усмешки, — вам бы следовало откупорить бутылку шампанского, того, что вы выписали в прошлом году?

— Это великолепная мысль, — сказал папаша Барбленэ, всегда готовый похвастать запасами своего погреба. — Надо послать служанку.

— Но, папа, пошлите лучше Март. Служанка и без того занята, ей надо подавать кофе в гостиную. Март отлично сумеет найти. И потом, это доставит ей удовольствие. Не правда ли, Март?

Март не возражала, но, вставая, посмотрела на меня с легким упреком, как будто я соучаствовала в словах ее сестры.

Прежде чем она вышла за дверь, Сесиль еще успела сказать:

— Март будет так приятно самой принести шампанское, которое мы будем пить… в честь скорой помолвки мадмуазель Люсьены и нашего кузена Пьера… Ведь это как будто так, не правда ли?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.