Сокровище Черного моря (с илл.)

— Черт! — выругался сквозь зубы человек.

Он стукнул кулаком по мрамору, яростно, с треском, двинул рычаг в обратном направлении и стремительно отошел от пульта.

Ольга в испуге отшатнулась и задела локтем какую-то свободно висящую трубочку. Раздался мелодичный звон.

— Кто?.. Что такое?.. — раздался гневный нетерпеливый голос.

— Я к профессору Калашнику, — тонким голосом сказала Ольга.

— Я! В чем дело? — рявкнул он, наступая на нее.

Ольга испуганно попятилась, смотря на него широко раскрытыми глазами. Он остановился и неожиданно рассмеялся отрывистым грохочущим басом.

— Извините, я вас, кажется, испугал, — сказал Калашник, успокаивающе беря ее за руку. — Вы застали меня, так сказать, в разгаре творческого процесса. Прошу вас, проходите. Чем могу быть полезен?

Он сделал неуклюжий жест рукой, приглашая вглубь комнаты. Щелкнул выключатель, и комната осветилась.

— Туман, — сказал Калашник, мельком взглянув в окно. — Рано стемнело.

— Да, туман, — кивнула Ольга, садясь в кресло у стола.

— Ну, я вас слушаю, — Калашник уселся напротив нее. — Разрешите узнать ваше имя и отчество.

— Дубровских, Ольга Федоровна.

— Очень приятно. Вас не побеспокоит? — Калашник вытащил из кармана трубку и начал набивать ее табаком.

— Ничего. Разрешите мне прямо к цели моего посещения.

Калашник кивнул головой. Ольга быстро, боясь, что он будет перебивать вопросами, объяснила, что ей от него нужно. Калашник слушал, хмурился и медленно выпускал клубы синего дыма сквозь рыжеватые усы.

— Так, так… — сказал он, теребя короткую бородку толстыми пальцами. — Методика определения золота? В низких концентрациях? Так… А-а… зачем вам? — спросил он быстро, смотря ей в лицо маленькими свинцового цвета глазами.

— Мой руководитель профессор Смолин собирается работать с организмами, концентрирующими золото, — объяснила Ольга.

— С организмами… концентрирующими золото? — усмехнулся Калашник. — Как же, слышал. Так… так… Очень интересно.

В голосе его прозвучала насмешка. Ольга вопросительно подняла брови.

— Отлично. Показать можно, — Калашник поднялся с места.

Ольга тоже встала. Калашник сделал несколько шагов по комнате и вдруг повернулся к ней.

— Извините меня. Не понимаю я смысла этой возни с живым веществом. Кому это нужно возвращаться вспять к младенческим годам науки, когда человек был бессилен воспроизвести в пробирке то, что совершается в протоплазме?

Ольга молчала, опустив голову. Она не находила слов для возражений.

— Вы химик? — спросил Калашник.

— Да, я окончила химический факультет университета, — ответила Ольга виновато.

— То-то… университета. Поэтому у вас и фантазии в голове. Если бы вы обучались в каком-нибудь химико-технологическом институте, вас интересовали бы промышленно-технические проблемы, а не воздушные замки.

Калашник бросил трубку на стол и снова зашагал взад-вперед по кабинету. Затем резко остановился и уставился на Ольгу недобрым насмешливым взглядом.

— Вы подумайте только, что было бы, например, с нашей автопромышленностью, если бы мы ограничились воспроизводством каучуконосов, корни которых синтезируют основу каучука — изопреновые группы? Мы отстали бы на добрых десять лет, если бы не научились заменять работу протоплазмы химическими реакциями в автоклавах, где мы полимеризуем изопрены в каучук. А витамины и гормоны?

Было время, когда человек, предохраняя себя от цынги, бери-бери, диабета, кретинизма, адисоновой болезни, полностью зависел от животного и растительного мира. А теперь: аскорбиновая кислота и всевозможные другие витамины, тироксин, тестостерон, кортизон и другие гормоны — тоннами производятся на фабриках витаминов и эндокринных препаратов.

Он схватил со стола трубку и снова торопливо начал набивать ее, продолжая засыпать Ольгу доказательствами:

— А пенициллин? А стрептомицин? Когда-то мы добывали эти чудодейственные препараты из плесневых грибков. А теперь пенициллин, стрептомицин и другие антибиотики — химически чистые препараты — производятся из неорганического сырья в сотнях килограммов без всякого содействия микроорганизмов. Он остановился перед Ольгой, сверля ее злыми глазами. — Впрочем… что говорить, дело ваше, хозяйское. Профессор Смолин хочет, чтобы вы овладели техникой определения золота в морской воде? Отлично. Мы вас обучим и не будем спрашивать, для чего вам это нужно. Можете привлекать на помощь себе любые организмы.

Пока он говорил, Ольгой овладевало возмущение, она несколько раз порывалась возразить, но его быстрая запальчивая речь не давала ей возможности вставить хоть слово. Наконец он замолчал, и Ольга смогла задать вопрос, вложив в него всю обиду за свое дело:

— А скажите, Григорий Харитонович, вы считаете безупречным разработанный вами метод извлечения золота из воды? Достаточно совершенным, чтобы так пренебрежительно отзываться о методах профессора Смолина?

— К сожалению, нет, — мрачно ответил Калашник. — Золото, добытое моим способом, стоит в три раза дороже платины.

— Почему же? Вы употребляете слишком дорогие реактивы?

— Не в этом дело. Реактивы дешевые. Но их идет при осаждении золота такое количество, что золото не оправдывает их стоимости. А главное, — на осуществление реакции требуются чудовищные затраты энергии.

— Что же делать?

— Значит, нужно искать иные способы. И самый верный путь — укрупнение коллоидных частиц золота. Вы, конечно, знаете сущность коллоидного состояния?

— Знаю, — нахмурясь и краснея, ответила Ольга.

— Так вот, если знаете, то представляете себе, что частица, взвешенная в коллоидном веществе, — мицелла — несет электрический заряд и притягивает к себе частицы окружающей среды, заряженные электричеством противоположного знака и составляющие ее оболочку. Эта оболочка так прочна, что для ее разрушения нужны огромные количества реактивов, образующих в растворе тоже заряженные частицы — ионы.

Он показал рукой на цилиндр с жидкостью, которая только что на глазах Ольги претерпевала удивительные превращения, и спросил:

— Вы видели?

— Видела, — ответила Ольга тихо. — Извините, я не решалась вас прервать, и потому…

— Пустое, — отмахнулся он. — Не в этом дело. Реакция, вызывающая разрушение оболочек мицелл и приводящая к выпадению золота в осадок, производится посредством ультразвука. Несколько миллионов колебаний в секунду разрушают оболочки мицелл золота.

Они начинают слипаться, укрупняться, и в силу своей тяжести оседают на дно. В лабораторной обстановке — это простейшая операция. А в промышленных масштабах такой способ нерентабелен. Вибрация среды поглощает огромное количество энергии.

— Но я не понимаю, — сказала Ольга, — свечение этой жидкости… Ведь это вода?

— Да, профильтрованная морская вода…

— …Свечение воды… вызывалось вибрациями?

— Нет. Это так, мелочь: лучи большой жесткости — с малой длиной волны. Под их действием мицеллы золота начинают светиться. Чем крупнее частицы, тем гуще фиолетовый оттенок. Вот и все. Очень просто. Сейчас золото — на дне этого цилиндра. В лабораторных условиях оседание частиц можно ускорить центрифугированием. Затем — пропустить ток, и на одном из электродов будет получена пластинка золота. Вот, пожалуйста.

Он нагнулся к пульту и повернул рычаг. Ольга молча следила за его движениями.

— Постоянный ток сейчас проходит через среду, в которой золото медленно оседает. Угольный электрод притягивает все соответственно заряженные частицы. Но для более подвижных частиц натрия, кальция, магния и других ионов, которые находятся в морской воде, я применяю особые уловители. Таким образом, на угле осаждается чистое золото.

Калашник двинул рычаг обратно, нагнулся к подножью цилиндра, быстро закрутил какой-то кран, что-то толкнул вперед и назад, сунул руку в образовавшееся отверстие и выпрямился, держа черную плоскую коробку.

— Смотрите.

Он стряхнул воду и протянул коробку Ольге. В центре крышки блеснул ровный желтый квадрат.