Страница 56 из 63
Тонкие брови взлетели над широко открытыми глазами.
— Ничего не понимаю… Расскажите, как это случилось?
Петров насторожился. Сквозь стены каюты чуть слышно донеслись слова команды и топот ног.
Корпус судна ровно задрожал. Загудели моторы. Плавание началось! Итак, выход был один — договориться.
Петров не понимал, как могла Радецкая очутиться среди этих людей. Первое, что надо было установить — выяснить ее отношения с ними.
— Скажите, Валерия Павловна, вы… здесь… добровольно? — запинаясь, спросил Петров.
Ее ресницы медленно опустились. Петров ждал ответа, наблюдая, как меняется ее лицо.
— Да, — сказала она, наконец, нетвердо.
— И неужели… заодно с этими мерзавцами? — вырвалось у Петрова.
— Нет, — ответила Радецкая, поднимая голову.
— Куда идет корабль?
— К крымскому берегу.
— Для новой диверсии? — со злобой спросил Петров. — И вы отрицаете, что вы заодно с ними? Как же вы здесь очутились?
— Как могу я быть заодно с людьми, которые собираются ограбить моего отца?
— Вашего отца? — переспросил Петров. — Да. Они хотят отнять у него золото. — Какое золото?
— Десятки тонн… — Радецкая болезненно поморщилась. — Он хранит его в Александриаде.
— В Александриаде? — удивился Аркадий и вспомнил, что Смит выпытывал у него сведения об этом местечке. — Откуда же у него такое богатство? — спросил он недоверчиво. Радецкая засмеялась.
— Милый мальчик, я вижу, что вас слово «богатство» повергает в ужас. Утешу вас: оно досталось ему в наследство.
— В наследство? — еще больше удивился Петров. — Но, насколько я знаю, отец Павла Федоровича был скромным ученым. Как же он мог оставить наследникам столько золота?
— Из моря. Мой дед нашел средство добывать золото из морской воды. Так сказал мне мой отец. Или, вернее, я у него сама допыталась об этом.
— Так… И это золото… сохранилось?
— Да, сохранилось.
— И корабль направляется за ним?
— Да.
— И вы сами на этом корабле?.. Вы говорите, что не заодно с этими бандитами. А почему же вы добровольно на их корабле?..
— Скажите, пожалуйста! — неожиданно улыбнулась она. — Этот мокрый юноша, проник ночью в каюту почти незнаковой ему женщины и вдруг учиняет ей допрос? Нет, мой друг, разговор наш должен принять совсем другой оборот. Спрашивать буду я, а отвечать — вы. Проходите сюда. Садитесь. А я сяду здесь. Ну…
В дверь тихо постучали. Петров вскочил. Валерия спокойно положила руку ему на плечо:
— Кто там? — спросила она.
— Можно? — послышался за дверью вкрадчивый голос.
— Нет, я ложусь спать.
— Извините, мне показалось… что у вас кто-то есть.
— Я репетирую роль. — Валерия бросила быстрый взгляд на побледневшее лицо Петрова.
— Спокойной ночи! — сказал за дверью голос.
— Спокойной ночи!
Звуки шагов замерли за дверью.
— Итак, — тихо сказала Радецкая. — Вы проникли сюда тайно?
— Да.
— С какой же целью?
— Чтобы добраться до своей страны.
— А как же вы очутились… на этом берегу?
— Я был похищен… в бессознательном состоянии.
— Этими… бандитами, как вы их называете?
— Да.
— Что же им от вас было нужно?
— Они требовали, чтобы я выдал им секрет добычи золота из морской воды.
Глаза Валерии широко открылись:
— Секрет добычи… золота! А он вам известен? Ну, что вы так на меня смотрите? Ну, конечно, если вы знаете этот секрет, то понятно, почему они решились вас увезти. Этого же они добивались и от меня.
— А вам… он… неизвестен? — спросил Петров.
Валерия отрицательно покачала головой:
— К стыду моему… нет. Это тайна моего отца.
— А в Александриаде?..
— Там спрятано золото, добытое моим дедом. Это единственное, что я узнала от отца…
— Узнали… и выдали его тайну? — укоризненно спросил Петров.
Валерия вспыхнула. Но, овладев своими чувствами, она с улыбкой положила пальцы на руку Петрова.
— Вы продолжаете допрос? Ну, поймите же, юноша, что это, наконец, неделикатно. Или вы хотите, чтобы женщина перед вами заплакала? Нет? Ну, и молчите. А спрашивать буду я. — Лицо ее стало серьезным. — Значит, это и было целью вашей экспедиции? Боже мой, как же я была глупа! Мне это и в голову не приходило!
Корпус судна гудел все сильнее и сильнее. Рев моторов прорывался сквозь перегородки.
Аркадий пристально смотрел на Радецкую, ожидая, что она скажет. Она долго сидела, обхватив колени тонкими руками. Затем встала с кресла и холодно, официальным тоном спросила:
— Итак, вы сказали, что проникли на это судно, чтобы бежать на родину?
— Да, это и на самом деле так.
Аркадий тоже встал и только тут почувствовал озноб от прикосновения холодной влажной одежды. Резкие переходы Радецкой от смеха и ласковой иронии к холодному, враждебному обращению заставляли его настораживаться.
— Ну, что ж, — сказала она, — не вижу причин, почему бы мне вам и не помочь… хотя бы из уважения к вашему… шефу.
Аркадий непроизвольно усмехнулся. Взгляд Радецкой стал злым.
— Смешного в этом ничего нет, — сказала она резко. Петров молчал. — Здесь две койки. Одну займу я, другую вы. Задерните занавеску, разденьтесь, пусть ваша одежда высохнет. Через три часа я вас разбужу. Думаю, что, когда корабль пришвартуется, вы сумеете выбраться.
Петров стоял неподвижно, потупясь.
— Ну? Чего же вы ждете? — удивленно спросила Валерия. — А!.. я вас понимаю. — Она подошла к двери, вытащила ключ и протянула Петрову. — Возьмите. Дверь вы заперли сами. А ключ можете хранить под подушкой.
Петров умоляюще посмотрел и отвел ее руку.
— Я вам верю, — сказал он, краснея. — Но позвольте мне… просидеть эти три часа в кресле. Одежда моя почти высохла. А уснуть я все равно не смогу.
Валерия резко отдернула руку. Брови ее сдвинулись. Но тут же она рассмеялась и легонько провела пальцами по его волосам.
— Милый мальчик! Какой вы смешной. Устраивайтесь, как хотите! Спокойной ночи.
Она отошла к одной из коек и задернула занавеску.
Петров сел в кресло. Ему казалось, что он не спал ни минуты. Он сидел, закрыв глаза и ощущая всем телом стремительное движение корабля. Немного покачивало. Вода с шумом била в закрытый наглухо иллюминатор.
Он очнулся от прикосновения теплой руки к его голове.
— Двенадцатый час, — сказала Радецкая. — Скоро приедем. Просыпайтесь.
Петров вскочил. Растер ладонями щеки, чтобы прогнать дремоту. Через перегородку доносился ровный гул моторов, но они работали уже не в полную силу: ни тряски, ни дрожи не ощущалось.
— Идем в надводное положение, — сообщила Радецкая.
— А разве это судно… подводное?
— О, конструкция его замечательна. Это сверхбыстроходный глиссер, приспособленный к подводному плаванию. На поверхности он развивает скорость до ста двадцати километров. А в случае надобности погружается и идет под водой. Сейчас, очевидно, мы поднимаемся.
Пол под ногами плавно качнулся. Гул моторов затих. Послышался топот ног, стук, лязг цепей. Радецкая кивнула головой.
— Да, мы уже на поверхности.
Петров напрягал слух, стараясь уловить, что происходит наверху. Над головой глухо простучали торопливые шаги. Корпус судна вздрогнул. Лист бумаги, шурша, слетел со стола. Аркадий нагнулся, но Радецкая подхватила лист на лету. Не глядя, сложила его вчетверо и протянула Петрову.
— Передайте… Евгению Николаевичу. И скажите ему, что… Нет, впрочем, ничего не говорите.
Аркадий протянул руку, но Радецкая продолжала крепко держать листок.
— Мне не хочется, чтобы он думал обо мне очень плохо. А что я могу сказать в свое оправдание? Ничего.
Она развернула листок, прочитала первые строчки. Лицо ее исказилось болезненной гримасой.
— Поймите, — прошептала она прямо в лицо Петрову, — что я отравленный человек. Я знаю, конечно, что поступаю дурно. Но что я могу сделать с собой? Впрочем, вы ничего не знаете, да и не нужно вам этого знать.
Петров молча, насупясь, не глядя на Радецкую, слушал ее лихорадочный шепот. Клочки разорванного письма полетели ему под ноги.