Альтаир

А Зина не могла без восторга смотреть на девчонок. Уж очень были забавны! Косички торчат кверху, будто в них проволоку вставили, бантики дрожат. Веселый народ!

Мальчуган перестал кукситься и ревниво заметил, что к девчонкам приковано все внимание. Это страшно обидно. Напрасно он вертелся, исподтишка строил им рожи, показывал язык. Девочки со стоическим равнодушием выносили эти весьма оскорбительные для них нападки: мало ли на свете противных мальчишек! Ему принесли мороженое. Протягивая им издалека вазочку с тающими сливочными шариками, он отправлял ложку в рот и, закрыв глаза, будто от немыслимого удовольствия, долго ее облизывал.

Сестры отворачивались.

Мама

задумалась,

ничего не замечая. Воспользовавшись этим, они сползли со стула и подбежали к буфетной стойке.

Там за толстым стеклом среди удивительных вещей стояли два золотых зайца. Шоколадные, обернутые блестящей бумагой. Рядом лежали и другие шоколадные фигурки: серебряные рыбы, индюк, курица в корзинке, мельница с красными крыльями и даже автомобиль, похожий на зеленого жука–бронзовика.

Изумительные игрушки! Но зайцы, зайцы!.. Только на них смотрели девчонки. Золотые, добрые, с широко расставленными ушами, зайцы казались живыми, глядели сквозь стекло и чего‑то ждали.

Мальчишка не вытерпел. Весь мир принадлежал ему: и зайцы, и мельница, и шоколадная "Победа". Для него не было ничего недоступного. Он соскочил со стула и оттолкнул девчонок от витрины. Это еще что за новости?! Как они смеют стоять у него на дороге! Широко раздвинув локти, чтобы девочки не могли ничего видеть за стеклом, мальчишка прилип к нему.

Папа улыбнулся снисходительно и полез в карман пижамы.

— Что там выбрал, Мишук?

— Хочу машину! — заскулил он, все еще считая себя обиженным. — Шоколадную!

Ну разве можно отказать? Польщенный вниманием всех присутствующих, отец театральной походкой, в расчете на зрителей, подошел к буфету. Ему, видно, нравилось демонстрировать свою родительскую любовь, подкрепленную вполне приличными материальными возможностями. Пока буфетчица взвешивала дорогую игрушку, он отсчитывал десятирублевки, презрительно оттопыривая нижнюю губу, словно хотел этим сказать: "Подумаешь, мелочь! Почему не побаловать ребенка!"

Под ногами вертелись маленькие девочки — хотели вновь пробраться к стеклу.

— Получай, сынок, — сказал довольный папаша.

Протягивая ему автомобиль, оглянулся на столик студентов, где сидела красивая девушка. "Какое злое лицо!"

А Зина и не могла скрывать своего возмущения. Собственно говоря, ничего особенного не произошло. Каждый отец волен дарить своим детям дорогие игрушки. Но к чему демонстрация? Перед кем? У этого будто бы культурного и вежливого человека не хватает не только такта, но и обыкновенной любви к людям. В ней возникало тянущее, как боль, негодование. Неужели он не видит, как прячет глаза женщина, сидящая с ним за одним столом? Она торопит детей, но их трудно оторвать от стекла — все еще любуются зайцами, прижались носами и смотрят.

Мальчишка торжествует победу, дразнит девочек, подсовывает снизу к самым их лицам шоколадный автомобиль и кричит:

— Что, взяли? Захочу — папа мне вон того индюка купит! Всех зайцев купит!

Зина видела, как мальчишка подбежал к отцу и опять стал канючить. Девчонок ничем не проймешь, он должен зайцев получить немедленно!

У родителя проснулся здравый смысл. Он попытался было убедить своего повелителя, что нельзя все сразу, "поиграй пока машиной", а зайцев он подарит завтра, но ничего не помогало.

— Покажи девочкам машину. Смотри, какая красивая! — уговаривал отец. — У них такой нету.

Лицо Зины покрылось красными пятнами. Вот это воспитание! Отец советует мальчишке хвастаться. "У них такой нету". Как же ему не стыдно! Если бы Зина не умела сдерживаться, она сказала бы папаше, чего стоит его совет. Как больно и обидно смотреть на это!

Мальчишка добился своего. Папаша развел руками: дети, мол, есть дети, — и вновь полез в карман.

Зина потянулась через стол к Журавлихину и спросила шепотом:

— Есть при вас деньги? Мои в чемодане…

Женя удивился, достал пятидесятирублевку. Митяй даже крякнул от досады.

Зина быстро встала из‑за стола, широкими шагами подошла к буфету и спокойно сказала:

— Мне двух зайцев.

Девчонки вытаращенными глазами следили за ними, прощаясь навсегда. Когда шоколадные зайцы оказались на весах, дети, взявшись за руки, возвратились к матери. Она потуже завязала ленточки на их косичках и сказала:

— Вот неслушницы! Погодите до дому, бабке все расскажу.

Сестры обиженно заморгали — хлоп–хлоп длинными ресницами…

И вдруг на стол прыгнули золотые зайцы.

— Вы простите меня, — сказала маме красивая тетя, — я очень люблю таких девчонок, а у меня их нет. Разрешите подарить им зайцев.

Девчонки от неожиданности сползли под стол.

Зина выбежала в коридор. Она не слышала робкой благодарности незнакомой женщины и отчаянного рева поверженного властелина.

* * * * * * * * * *

К Ставрополю теплоход подходил уже ночью. Если несколько часов назад возле маленькой пристани, прилепившейся к Жигулям, Женя слушал соловьев, то здесь звучала совсем иная песня. Гудели моторы экскаваторов, с грохотом сыпался грунт из раскрытого ковша, на рельсовых стыках стучали вагоны. У переезда слышались нетерпеливые гудки автомашин.

Неподалеку работала гигантская землечерпалка. Она сама напоминала завод. Высоко в ночное небо поднимался ее копер, двигалась бесконечная цепь с черпаками; они скользили, как тени, и пропадали где‑то в высоте. Как исполинское чудовище, вызванное к жизни человеком, рассерженно клокотал землесос. Свое первое практическое знакомство с гидротехническими сооружениями Женя относит к далекому детству. Семилетним мальчишкой строит он из песка плотину, башни на канале, пригоршнями вытаскивает жидкий песок из реки и осторожно льет на приготовленное заранее основание плотины. Плотно укладываются слои. Еще пригоршня, еще и еще… Часами возился терпеливый строитель на берегу. Не торопился, ждал, когда стечет вода, чтобы прочнее сел новый слой. Так же создавались и островерхие башни. Между пальцами стекал жидкий раствор на зыбкую конусообразную крышу до тех пор, пока она не заканчивалась шпилем.

Женя нетерпеливо всматривался в светлый туман приближающегося берега, но мысли его все время возвращались к земляной плотине. Песчинка к песчинке, комочек к комочку складывался нижний слой, потом другой, третий. Крепко, как цементом, связывались они вместе. День за днем упорно трудились люди. Вспоминая разговоры со своими друзьями, потом с Афанасием Гавриловичем, сегодняшнюю сцену с мальчишкой, Женя как нельзя ясно представил себе, что воспитание молодых граждан — это сложное и трудное строительство, все равно что возведение плотины, прочной и надежной, чтобы не рухнула она под напором вешних вод, выдержала любые жизненные бури. Весенние разливы чувств, желаний, уйма нерастраченной энергии! Знает Женя по себе, как трудно их сдержать. Намытая плотина должна быть стойкой, особенно в нижних слоях. "Именно в детстве, — думал он об истории с мальчишкой, — когда только начинает создаваться характер, должны прийти на помощь дальновидные и умные строители. Женя когда‑то был пионервожатым. Ребята его любили, но был ли у него воспитательский талант, неизвестно. Знания жизни тоже не хватало. И сейчас еще не созрел для того, чтобы правильно оценивать сложные людские поступки, хотя часто ломал над ними голову.

Пример с мальчишкой и поведение Зины заставили его вновь серьезно задуматься над воспитанием "молодого характера". Он не решил для себя, правильно ли поступила Зина, но понимал, что ее подарок не благотворительность, а резкий протест против глупого самодовольства человека, который потакает капризам своего шестилетнего кумира.

"А может быть, не это самое важное? — спрашивал себя Женя, рассеянно глядя на огни пристани. — Может, отец ничего не понял и воспринял поступок Зины как экстравагантную выходку злой девицы?"