Сатанбургер

– А как насчет приятных чувств? Например, любви, радости, наслаждения, возбуждения. Разве ты не хочешь испытывать их?

– Они вовсе не так прекрасны. Я откажусь от них, если с ними уйдет грусть. – Нэн гладит Завтрак, хныча. Она снова стала маленькой девочкой. Не стало больше крутой стервы. – В моей жизни было слишком много неприятных моментов. Я никогда не смогу освободиться от тоски и ненависти. Никогда. Если я пройду с вами через Волм, они будут преследовать меня, другой мир не настолько далеко, чтобы они отстали. Я хочу остаться. Я хочу, чтобы Волм поглотил мою тоску и разрушил ее в своем механизме. Я хочу, чтобы грусть была уничтожена. Я не пойду с вами. Это мое единственное спасение. Моя единственная месть.

– Мне тяжело говорить это, Нэн, – я кладу свою руку на ее обнаженное плечо, – но будущее человечества зависит от тебя.

– Не говори так, – стонет она. Она знает, что я собираюсь сказать.

– Ты единственная оставшаяся в живых женщина. Без тебя человечество вымрет.

– Пусть, – говорит она.

– Не будь эгоисткой.

– Человечество недостойно спасения. И я никогда не буду трахаться ни с одним из вас.

– Тебе не нужно трахаться, кто-нибудь подрочит в кружку, если хочешь. Как-нибудь разберемся. Не волнуйся, что это буду я, если ты об этом думаешь. Я никогда не допущу, чтобы мои дрянные гены достались кому-нибудь еще.

– Ничего не выйдет, Лист. Я не собираюсь давать начало обществу, основанному на кровосмешении.

– С Адамом и Евой это сработало. Кроме того, это идея Иисуса. Уж ты-то должна послушать его.

– Иисус мне больше не нравится. Он толстяк. Он мне нравился раньше, потому что я считала его таким, каким его изображали на картинах. Я думала, что Иисус сексуален. Но даже если бы тот Иисус попросил меня стать Евой, я бы отказалась.

– Понятно.

– Я хочу просто умереть, – говорит она.

– Хорошо, пойдешь с нами и умрешь там.

Какое-то время она сидит в тишине, думая, дуясь. Потом она говорит:

– Какая разница.

Но ее «какая разница» на самом деле значит: «Прости меня, Лист. Я пойду с вами и посмотрим, что случится. Может быть, я передумаю в будущем, но нужно подождать. Сейчас я просто хотела бы иметь возможность умереть».

– Я знаю, Нэн, – говорю я про себя. – Я бы тоже хотел, чтобы все мы могли умереть.

Она смотрит в землю и обнимает меня одной рукой. Я не помню, когда она обняла меня и почему. Я беру ее за руку, пожимаю, притворяюсь, что она мне физически близка.

Под шумом дождя я слышу ее слова мне:

– Я уже беременна.

Я не удивлен. Но по какой-то причине она отвечает мне тем же, когда я говорю:

– Я тоже.

[СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ]

КОНЮШНЯ

Назад в Тишину.

Было нетрудно найти ее, с грохотом подметающую улицы, как тень грозы, засасывающую безумцев в свое брюхо – раньше оно называлось «Бар Хэмфри», когда тот еще стоял позади бензоколонки, но теперь его уже нет. Бар пришлось разрушить и заменить более солидным строением, поскольку Тишина начала поедать много уличных людей и нуждалась во внутренней структуре, способной вместить всю добычу. Здание, которое стоит теперь на месте бара, самое большое во вселенной. Его называют Саттер.

Саттеры – это горообразные машины. Это энергостанции высотой до неба, которые используют на планетах, где Время убило бога. Саттер берет на себя обязанности Господа, другими словами, это автопилот. Не такой хороший, как бог, но работает. Однако Саттер не может выполнять функции бога на 100 %. Ничто не может полностью заменить богов, потому что боги слишком сложные формы жизни и легко обижаются на людей, которые называют их машинами.

Но все же Саттер может выполнять основные обязанности бога, которые необходимы человеческим существам: зарождение жизни, замена батареек на солнце каждые сто лет, распространение добра и зла равномерно по миру, перенос души после смерти на небеса. Саттер не владеет технологией доступа к небесам, поэтому его конструкторы предусмотрели целое крыло, где собираются души, так называемый Рай-2. Крыло достаточно большое, чтобы вместить в себя души восьми сотен поколений, потом нужно строить новое.

Рай-2 не так прекрасен, как оригинальный рай, но все равно лучше, чем забвение.

Саттер питается той же энергией, что и Волм: жизненной силой. Жизненная сила – это универсальное топливо. В измерении богов оно используется гораздо чаще, чем электричество или газ. Но для получения энергии Саттеры не используют людей. Они используют души лошадей. Лошади имеют небольшой орган в мозгу, который обладает регенерирующим свойством. Этот орган, называемый томпет, восстанавливает потерянные частицы души, так что лошади не теряют душу до самой смерти. Этот орган был случайно открыт человеком по имени Филипп Томпет, который пытался доказать свою теорию «Лошади лучше, чем люди», которая была опубликована в книге «Лошади лучше, чем люди». Он акцентировал внимание не на величии лошадей; скорее хотел опровергнуть идею, что человечество – это самая совершенная мясная форма жизни, которая когда-либо существовала. Кроме этого, под его именем было издано еще четыре книги, которые поддерживали изначальную теорию: «Дельфины лучше, чем люди», «Полливоги лучше, чем люди», «Чей-то нос лучше, чем люди».

После того как мистер Томпет открыл своему миру обнаруженный орган, многие стали склоняться на его сторону. После публикации его пятой книги «Венерические заболевания лучше, чем люди» он был убит остальными представителями своей расы, которые сказали ему:

– В последней книге ты слегка перегнул палку.

Так что Саттер забит миллионами миллионов лошадиных душ, а еще там четыре бессмертных человека (они больше похожи на машины), которые заботятся обо всех лошадях и следят за чистотой и исправностью Саттера. Все-таки он – самый близкий к богу объект, что у них есть, и они относятся к нему с уважением. Если вы спросите, где они живут, они ответят:

– На конюшне.

Ведь это более говорящее название.

Ричарду Штайну не привелось прочесть книгу «Лошади лучше, чем люди», но я уверен, она бы ему понравилась. Он всегда говорил, что лошади – величайшие из созданных существ, потому что они БОЛЬШИЕ и сильные, но все равно прекрасные. Он говорил, что люди не были бы красивыми, будь они БОЛЬШИМИ и сильными, и ни одно другое животное тоже, даже львы и медведи. Для художников по-другому, потому что обычно художники находят всех существ красивыми, особенно уродливых и необычных.

Ричард Штайн сам был БОЛЬШИМ. С телом не идеальной формы, но очень массивным. Он казался себе отвратительным, противное чудовище в штанах. Каждый день перед зеркалом он испытывал конвульсии, как и я. И считал всех своих БОЛЬШИХ сильных друзей отвратительными, хотя те считали себя красивыми, и их женщины тоже так считали.

Ричард Штайн всегда завидовал маленьким худым людям. А те, в свою очередь, завидовали ему, потому что он не был маленьким и худым.

Эта Конюшня больше не работает. Тишина проглотила ее только вчера, когда она совершала обычную прогулку через Волм и обратно, оставив этот мир без Божественного Механизма, а это значит, что мир наверняка скоро умрет. Тишина уже переварила всех лошадей и сделала из Машины большое бесполезное здание. Если бы оно было в рабочем состоянии, это бы прекрасно решило все наши проблемы. Вместо забвения мы бы отправились в Рай-2.

Теперь, когда я об этом задумался, мне кажется, после того как заполнился оригинальный рай, Господь мог бы поместить на Землю Саттер. Но наверное, ему было все равно.

Конечно, даже если бы на планете был Саттер, нам пришлось бы убить себя, прежде чем Волм поглотит наши души, а это было бы очень сложно. Хотя как план Б – неплохо. Особенно если бы что-то мешало нам попасть в Волм, какое-нибудь ползучее чудовище или охранник у ворот, что весьма вероятно.