Страница 7 из 8
Ой-ой… чтобы Хуррем стать следующей валиде-султан, одного Хасеки мало, нужно еще, чтобы султаном стал Мехмед, а это невозможно, потому что старший шех-заде Мустафа. Гюль поежилась от понимания, что предстоит схватка между Хуррем и Махидевран не просто за внимание Повелителя, схватка смертельная. Выживет только один из сыновей, а значит, матери сделают все, чтобы сын соперницы погиб.
Стало по-настоящему страшно…
Сулейман сидел за столиком, разложив инструменты для ювелирной работы. Каждый из султанов владел каким-то ремеслом, это считалось обязательным. Султан Селим и Сулейман были хорошими ювелирами.
Евнух открыл дверь, впуская Хуррем, привычно пятясь задом, исчез, словно его и не было. Что за непостижимые люди! Они есть, но их словно нет, все видят, все слышат, всегда где-то рядом, двигаются бесшумно, появляются из ниоткуда и исчезают никуда.
Увидев, что султан занимается своим любимым ремеслом, Хуррем даже чуть воспрянула духом: может, Сулейман решил показать новое украшение? Но он поднял голову, кивнул на диван:
– Присядь, поговорим.
Присела на краешек в тревожном ожидании. Некоторое время Сулейман доделывал начатое, потом поднял голову:
– Ты ведь знала, что на этом листе?
Хуррем постаралась сдержать ухмылку, но это не получилось. Стрельнув на нее глазами, султан тоже усмехнулся. И вдруг…
– А что было в настоящем письме?
Хуррем растерялась:
– Не знаю… я сожгла, не успев прочитать…
Теперь султан нахмурился:
– Это было письмо от Тахмаспа?
– Я не знаю…
Пришлось рассказать обо всем подробно. Султан смотрел недоверчиво:
– Но почему же ты все-таки сожгла то письмо, не прочитав?
– Я не знаю, было ли это вообще письмо, просто лист, перевязанный красной ленточкой, я такой никогда не перевязываю. Испугалась, что там что-то негодное, и сунула в жаровню, а взамен надела ленточку на первый попавшийся свой лист.
Некоторое время султан размышлял, потом усмехнулся:
– А переписываться с кем-то из дома сефевидов можно…
– С шахом Тахмаспом?!
– Он еще ребенок, одного с Мустафой возраста. К тому же живет в изгнании, родственники прячут. С ним еще рано, но у него есть старшая сестра, заметно старше – Перихан-ханум. Эта знает все и обо всем, о ней отзываются как о девушке с очень твердым характером и способностью к управлению. Если наладить переписку с ней, то можно многое узнать из первых рук.
– Но с персидскими шахами все время война?..
– Да, османов и персов всегда старались столкнуть лбами, чтобы у османов не было сил воевать на два фронта – с Персией и с Европой. Но после смерти шаха Исмаила наследником остался десятилетний Тахмасп, сейчас они дерутся между собой за влияние на юного шаха, им не до нас. Но знать, что там происходит, нужно…
– У вас нет шпионов?
– Полно. Но иногда то, что не сделает десяток мужчин, может легко сделать одна женщина. Придумай, о чем можно попросить Перихан-ханум, о какой-нибудь женской хитрости, притирании, мази, духах…
Хуррем даже замерла от неожиданности. Повелитель дает ей задание, о каком она сама могла только мечтать, – переписка! Наладить отношения с противником, пусть даже с его сестрой, переписываться, как это делала Нур-Султан!
Глаза загорелись, но она помотала головой:
– Нет, принцесса юная девушка, нелепо было бы выпрашивать у нее секреты женской обольстительности. Пойдут слухи, что у султана Сулеймана жены сами не умеют красить ладони хной… Нет, не то…
Сулейман с интересом наблюдал за Хасеки, он не ошибся, предлагая стать помощницей хотя бы в таком деле. Все письма будут под контролем, зато узнать и впрямь можно многое.
– Я знаю, о чем можно попросить!
Теперь уже улыбку сдержать стоило большого труда, Сулейман даже поднялся, чтобы это не так бросалось в глаза. О, да, если Хуррем возьмется за дело, то сестра Тахмаспа обязательно станет ее подругой на расстоянии.
– Я попрошу у нее «Восемь райских садов» Амира Хосрова Дехлеви на фарси! Якобы у меня есть только на арабском…
Сулейман все же улыбнулся. Кому еще из наложниц он мог предложить такое, и кому еще пришла бы в голову мысль просить у иностранной принцессы поэму Хосрова, да еще и на фарси!
– Умница. Напиши письмо, дашь мне почитать. Ты сумеешь на фарси?
– Не знаю… Персидский знаю, но больше в виде стихов.
– Попробуй, я помогу.
– Вы хотите, чтобы я стала вашим шпионом?
– Почему бы нет? Иногда слово предпочтительней меча.
– Но меня не обвинят в переписке с шииткой?
– К хорошему человеку плохое слово не пристанет. К тому же я оповещу, что ты делаешь это с моего разрешения. Инш Аллах!
– А как найти эту принцессу, ее не прячут, как маленького шаха?
– Нет, принцесса им не опасна.
– Сколько ей лет?
– Четырнадцать-пятнадцать, не больше.
Отпуская Хуррем к себе в комнату, султан вдруг посоветовал, лукаво глядя на нее:
– И не жги бумаги, не заглянув в них.
Хуррем, возбужденная данным поручением, не сразу обратила внимание на эти слова. Сообразила уже у своей двери, встала столбом, даже губу закусив, чтобы не выдать посетившую мысль. Гюль осторожно поинтересовалась:
– Что, госпожа?
К себе Хуррем вошла молча, только убедившись, что дверь закрыта, зашептала:
– Почему кизляр-ага так медлил, не приказывая схватить служанку? Почему Повелитель не наказал евнуха за промедление? Кизляр-ага знал, что она скажет и покажет, но не только не остановил сам, он не боялся, что остановит падишах!
– И… что?
Хуррем только загадочно улыбнулась…
– Повелитель не сердился на вас, госпожа?
– Нет, напротив, он поручил мне начать переписку с сестрой шаха Тахмаспа, придумать повод для первого письма и написать его.
Только твердое знание правил поведения не позволило Гюль плюхнуться на подушки от изумления. Она слишком хорошо знала, что сесть, когда стоит госпожа, категорически запрещено.
– Зейнаб, ты слышала? Я буду переписываться с сестрой шаха, как Нур-Султан, – окликнула советчицу Хасеки Султан.
Старуха покачала головой, но глаза ее довольно блестели:
– Добилась своего?
– Пока еще нет, но обязательно добьюсь.
Вот в этом ни Гюль, ни Зейнаб не сомневались…
Поздно вечером в спальне Хуррем, прижимаясь к груди Сулеймана, вдруг тихо спросила:
– Как вы заметили, что я подменила лист?
– По чернильному пятнышку. Но я не думал, что подменила ты.
– А что вы написали на том листе, который я сожгла?
Султан тихонько рассмеялся:
– Догадалась? Там были стихи о любви.
– Прочтите?
– Если вспомню.
– Значит, сочините новые… У вас получается куда лучше, чем у Хосрова Дехлеви…
– Ах ты, лиса!
Вот этого не понимал никто! Женщина на султанских малиновых матрасах и зеленых шелковых простынях нужна для услады плоти, а не бесед в ночи. В том, что услада была, сомневаться не приходилось, результаты бурных ночей появлялись на свет каждый год, а в один год даже дважды… Зачем еще и вести беседы по полночи?
Вывод был единодушным: виновата околдовавшая Повелителя Хуррем. Только ведьма могла заставить такого мужчину так потерять голову.
В тот вечер в спальне долго звучали стихи, не все они были Мухибби, то есть самого султана Сулеймана, он прекрасно знал поэзию и хорошо читал, вкладывая в написанные другими слова собственную душу. Хуррем млела.
Это ли не счастье – рядом любимый мужчина, в комнате спали дети, рожденные от него, она получила поручение, достойное не всякого визиря и которое, уж конечно, Сулейман ни за что бы не дал Махидевран… Вот если бы Махидевран с ее сыном не было рядом…
Хуррем даже испугалась собственных мыслей, но внутренне поняла, что теперь они будут приходить постоянно.
Она начала переписываться с Перихан-ханум, задумка Сулеймана удалась. От умной принцессы, тоже преследовавшей собственные цели, султан знал о положении дел у соседей иногда лучше тамошних шпионов, удивляя всех своей осведомленностью. А для Хуррем такое задание было настоящим подарком, теперь она чувствовала себя не просто Хасеки, а помощницей Повелителя, его опорой. Сбывалась мечта быть нужной не только как мать его детей, не только женщиной для ночных услад, но и как советчица, много знающая и на многое способная.