Тополь стремительный (сборник)

А где у вас гуманность? Где внимание к чувствам соседа? Где любовь?

Я читаю параграфы вашей программы: «Для еды, для одежды, для отдыха…» Как будто бы «все для сапиенса». На самом деле гуманность мнимая. В конечном счете она оборачивается жестокостью. Вы предлагаете будто бы синтетическую пищу, скармливаете ее свинушкам, овечкам, коровкам… а потом собираетесь резать невинных животных. Опять потоки крови, опять боль, крики, мучения и самое страшное: опять привычка к убийству. Как вы не понимаете, что мясник, хладнокровно вонзающий нож в сердце невинного животного, с таким же хладнокровием станет палачом.

Когда я пишу эти строки, на столе сидит мой пушистый друг, породистый кот Агат. Терпеливый как все коты, он терпеливо ждет, когда я кончу, прищуренными глазами следя за ручкой, словно мышка бегущей по бумаге. Он знает, что его ждет награда за примерное поведение — кусочек вареной трески из холодильника, слегка подогретой кипятком. «Агат, — спрашиваю я, — можно ли прийти к справедливости через массовые убийства?» Он уверенно отвечает: «Мурра!» И тычется носом мне в щеку, просит, чтобы я почесала ему за ухом.

Нет, я не уклонилась от темы. Я думаю, что доброту можно воспитывать, с детства приучая заботиться о домашних животных, о наших друзьях, еще не научившихся говорить, но умеющих понимать и любить нас.

Вы точно подсчитали, господа рационалисты, сколько нужно стандартных столовских котлет с томатным соусом, чтобы всех накормить поровну. Но у сапиенсов разные вкусы и разные аппетиты. Мужчина ест больше, женщина — гораздо меньше. И воспитанный всегда разделит порцию с тем, кто не наелся.

А как воспитать воспитанность, как доброту воспитать, об этом вы подумали?

Нет, не подумали. И нечего вам ответить?» Нашлись ли возражения у дляков? Нашлись, конечно. Для примера приводим статью самого Гвинга: «Нечего вам ответить?» — восклицает добрая и нежная Ридда. Неправильно. Ответ есть. Старинная и убедительная пословица: «Сытый голодного не разумеет».

Сытый сыт, избавлен от беспокойства о пище, у него в холодильнике пирог для гостя, морковные котлетки для себя, вареная треска для кота (а какой это палач поливал землю тресковой кровью?). Сытый радушен, добродушен, рассуждает о том, о сем, о расчетливости, черствости, любви и возвышенных чувствах. И дела ему нет, он забыл даже, что на родной его планете три миллиарда из шести голодают. Выразимся мягче: три миллиарда не получают полный набор жиров, белков и витаминов в пищевом рационе. И дети (примерно миллиард) растут плоховато, часто болеют. Некоторые (миллионов пятьдесят в год, не больше) умирают от хилости.

Гуманный и воспитанный, черт бы его драл, разделит трапезу с теми, кто не наелся, уверяет нас Ридда.

Но те дети плачут на другой планете. Сытый сыт и глух.

Как же их накормить все-таки? Утешениями Ридды?

Плачущих от голода не утешает поглаживание по головке.

Хлеб с молоком лучше, питательнее.

Сытый не разумеет голодного, а голодный не разумеет сытого. Голодный просто не услышит наших превосходных рассуждений о красоте и добре. Накормите и обучите его сначала.

Поставьте на ваш уровень ума и снабжения, дайте ему диплом и холодильник.

Да, не всякий сытый добреет. Да, не всякий обученный умнеет. Да, существует проблема пресыщенных преступников и образованных идиотов. Но это второй этап забот. Без еды не может быть эстетов, без грамоты — интеллектуалов. Почему такая простая истина не доходит до чистых поборников чистого таланта?» Перебирая эти статьи, вслушиваясь в раскаты давно отгремевших споров, невольно пожимаешь плечами: к чему столько страсти? Астрелла — питомник свободного творчества. Вот и твори каждый по своему вкусу: дляки — для практической пользы, нутристы — по внутреннему побуждению, от нутра.

Но в том-то и дело, что отвлеченные, казалось бы, споры о творческих задачах были тесно связаны с насущным вопросом выбора орбиты. Дляки требовали держаться поближе к Вдагу, нутристы предпочитали удалиться. А эта астрономическая альтернатива в свою очередь определялась житейскими желаниями. Дляки хотели перенести свои опыты на Вдаг, а чистые не нуждались во Вдаге, даже боялись возвращения. Возможно, они опасались, что Вдаг начнет пересортировку. Дляки явно были полезны планете, их могли и оставить на Астрелле, нутристы же со своими отвлеченными и эстетическими идеями могли показаться и необязательными.

Однако по неписаному этикету Вдага о житейских нуждах не полагалось говорить вслух. Рассуждать надо было о нравственности, справедливости, доброте, красоте. И самих себя спорщики убеждали, что «хочется — не хочется» для них не играет роли. Они пекутся только о правде, о всеобщем благе.

Толковали о всеобщем благе, а руки поднимали за «хочется».

Большинству не хотелось возвращаться на голодающий Вдаг.

Большинство проголосовало за удаленную орбиту.

Ридда победила, но победа ее не успокоила. Дляки остались в меньшинстве… чересчур влиятельном. Ведь почти все «перспективные» принадлежали к длякам. (О, неблагодарные, именно их Ридда окружала особенной заботой!) Такова была логика их деятельности. Практичные изобретения «перспективных» были близки к завершению, пора было переносить их на поля и в цехи. К длякам примыкали и «масштабные», для которых Астрелла была маловата, например Грд — теоретик управления климатом, инженер Чрз — автор проекта укрощения землетрясений, бесполезного на астероиде, где землетрясений не бывало вообще. Все народ активный, деятельный и настойчивый. И Ридда понимала, что дляки не успокоятся, чтото будут предпринимать.

Действительно, на следующее же заседание Правления дляки явились с петицией. Они хотели покинуть Астреллу, просили им предоставить ракету.

— И скатертью дорога! — фыркнула Ридда сгоряча. — Без вас воздух будет чище. Копоти меньше, в прямом смысле тоже.

Хитрый Бонгр, однако, переубедил ее. На заседании он произнес речь о благородстве товарищеской солидарности и трусливой подлости предательского сепаратизма. Позже Ридде объяснил, что раскол бунтовщиков на «раскаявшихся» и «неисправимых» подрывает позиции оставшихся. Дурной пример заразителен. За первой группой побежит каяться вторая, начнется бегство вперегонки, а с немногочисленными оставшимися («с возвышенными душами, с рыцарями чести и принципа», — сказал Бонгр) Вдаг церемониться не будет.

Короче: без дляков нутристы не чувствовали себя уверенно.

Петицию отклонили под тем предлогом, что ракета на Астрелле единственная.

Получив отказ, Гвинг подал прошение о том, чтобы длякам разрешили по радио передать результаты своих исследований.

Казалось бы, и бескорыстно и благородно и для нутристов безвредно. Но Бонгр воспротивился и тут, произнес еще одну речь, на этот раз о скромности, хулил выскочек, старающихся выделиться на общем фоне. Мотив был тот же: не показать Вдагу, что на Астрелле раздоры. Проголосовали. Гвинг остался в меньшинстве.

Но Ридда понимала, что главный дляк не отступится.

В просьбах отказали, попробует захватить ракету силой.

Ридда уговорила Здарга поставить охрану на ракетодроме, расставила посты и возле дома Здарга. Все предусмотрела она, не догадалась о самом существенном — о том, что глава талантов колеблется сам, сочувствует длякам… даже не прочь покинуть Астреллу.

Странный каприз, непонятная прихоть гения, даже некрасивая, этакая непоследовательная неустойчивость. Но если проследить ход научной мысли Здарга, вывод получается очень последовательный.

Всю жизнь Здарга тянуло в неведомое, всюду он хотел быть открывателем, самым-самым первым, пионером мысли, разведчиком разведчиков. Его Грави-Вдаги были лестницей в неслыханное. Грави-Вдаг 1 м — это лаборатория, Грави-Вдаг 10 м — новая медицина, Грави-Вдаг 100 м — новая агротехника, Грави-Вдаг 1 км — новая техника. Рычаги погоды, рычаги природы, рычаги, переворачивающие небесные тела, осуществленная мечта нашего Архимеда. Грави-Вдаг — точка опоры для переворачивания миров. И довольно возни с рычагами! Пусть повторялыцики повторяют Здарга, двигают Их-Луну туда-сюда.