Страница 5 из 14
— Так что же представляет собой твоя тетушка? — спросила Дина.
— Как тебе сказать? — ответил я. — Подчиняясь притяжению двух сил — мещанского прошлого и социалистического будущего, — она заметно колеблется: эмоциональное начало тянет к прошлому, интеллектуальное — к будущему.
— Что, что? — спросила Дина, подозрительно вглядываясь в меня. — Это твои слова?
— Н-н… не совсем, — замялся я. — В основном это, конечно, слова Горького, но чуть-чуть есть и моего…
— Яшка!.. — возмущенно топнула Дина босоножкой. — Опять сод-рал?! Безобразие! Как тебе не… — И вдруг, прервав себя, опросила: — А чемодан где?
— Чемодан?! — схватился я за голову. — Там, на бульваре… на скамейке…
— Растяпа! — с презрением сказала Дина. — Плагиатор и растяпа!..
Круто повернувшись, она побежала к воротам общежития.
А я, спотыкаясь о кочки, бросился обратно на бульвар, но никакого чемодана на скамье уже не было.
Презирая себя всем своим существом, вздыхая и поскребывая затылок, я выбрался на Чеховскую улицу и побрел к тетушкиному флигельку.
Серый старик
Я уже подходил к калитке, когда меня кто-то окликнул:
— Простите, вы, кажется, племянник Натальи Сергеевны?
Я обернулся. Ко мне подходил сухонький маленький старичок в сером пальто и серой шляпе. Лицо пергаментное, жесткие щеточки усов и мохнатые брови — тоже серые.
— А вы откуда знаете мою тетю? — насторожился я.
— Наталью Сергеевну? Господи, да кто ж в городе ее не знает! Такая почтенная женщина, наша, можно сказать, гордость. А кроме того, у нас одна страсть — антикварство, собирание редких вещей.
Заметив, что я еще больше насторожился, старичок поспешил меня успокоить:
— Ни-ни-ни!.. Никто, конечно, об этом не знает. Ни одна душа. Так, только общие разговоры. Я вашей тетушке категорически запретил распространяться на эти темы, чтобы не просить, как говорят, огня на соломенную крышу. Да и вам, молодой человек, советовал бы помалкивать… Впрочем, что же это я!.. Комиссаров Леонид Петрович, — протянул он мне руку. — Старый друг покойного супруга вашей тетушки.
— Яков, — назвал я себя.
— Да знаю, знаю! Мне уже говорили о вас. Это очень хорошо, что вы поселились у тетушки. Не так будет одиноко старушке. — Он вынул часы, посмотрел на них и протянул мне. — Не вижу без очков. Часов одиннадцать?
— Половина, — сказал я.
— Рано, — вздохнул он. — Меня бессонница мучает. Возраст, ничего не поделаешь. А не посидеть ли нам часок за кружкой пива? Так и быть расскажу вам одну прелюбопытную историю про вашу тетушку и про себя — мы вместе в эту историю влипли, когда охотились за японской перламутровой шкатулкой.
У меня было мутно на душе, и я тотчас же согласился:
— Пожалуйста, очень рад. Но где?
— Да хотя бы и в «Волне», в той самой «Волне», которую болельщики футбола всегда вспоминают, когда им нравится судья: «Судью — в «Волну». Хе-хе-хе!.. Хорошая штука — футбол! Кровь полирует.
Вскоре мы уже сидели в большом зале со множеством столиков, с эстрадой для музыкантов, с танцующими в проходах парами.
Выбирал старик блюда с большой тщательностью, не спеша и с разными предупреждениями официанту: «Только скажите там, на кухне, чтоб не пережарили». Или: «Да проследите, чтоб масло было прованское, а не подсолнечное». Из напитков заказал водку, коньяк и портвейн. Наливая мне, он говорил: «Следуйте моему примеру: из всех слабых напитков предпочитаю коньячок и столичную сорокаградусную, хе-хе-хе!..»
Я пить не люблю, не умею и не могу понять, что в этом нравится другим, но мне хотелось отвлечься, а старикан так ловко сдабривал каждую рюмку подходящей поговоркой или стишком, что очень скоро все поплыло у меня перед глазами.
Что он рассказывал про тетю, хоть убей не помню, как не помню, что сам говорил. Помню только, что я все время порывался пригласить на танец какую-то даму с чернобуркой вокруг шеи, но каждый раз, как я к ней приближался, она оказывалась не дамой, а мужчиной с черно-серой бородой.
Помню еще, как бросала меня из стороны в сторону какая-то сила, когда я возвращался домой. Старик только охал да плакался: «Ой, что я наделал!.. Вы хоть не говорите тетушке: заест она меня… Скажите, что на именинах у приятеля наклюкались».
Дома подо мной кровать взлетала вверх и стремительно неслась потом вниз, и мне казалось, будто я все еще катаюсь в парке на лодочке. Я мычал, стонал, а когда открывал глаза, то видел зеленого попугая: он заглядывал одним глазом из гостиной в мою комнату и назойливо бормотал: «Грипп?.. Грипп?.. Спирту!».
Тетушка ходила как потерянная и то и дело прикладывала мне на лоб салфетку, намоченную в уксусе. По своей деликатности она не показывала виду, что понимает, какая со мной приключилась беда.
Я провалялся в постели целые сутки и только потом встал и побрел в институт. Но там меня ждал новый удар…
Уже в коридоре я заметил, что у каждого кто попадался мне навстречу, ползли кверху брови и сам собой раскрывался рот. А пройдя к тому месту, где у нас обычно вывешивается факультетская стенная газета, я увидел толпу. Ребята читали, давились и приседали от смеха. Девушки кричали: «Безобразие!.. Позор!.. Это так оставить нельзя!..»
Увидя меня, толпа расступилась, и я в зловещей тишине подошел к стенгазете. Мама дорогая! Я увидел… Да, я увидел свое собственное изображение. Стою с бокалом в руке, с взъерошенными волосами, с бессмысленными глазами и раскрытым ртом, будто произношу речь… Ну да!.. Речь!.. Вот она, под рисунком!..
РЕЧЬ
второкурсника Якова Копнигоры, произнесенная в ресторане «Волна» и стенографически записанная нашим фотокорреспондентом Петром Саврасовым.
Ув… уважаемые оф… официанты и официантки, му… музыканты и музыкантки! Поздравляю вас с прошедшим годом и желаю встретить его… в твердом уме и здравой памяти… Что?.. Смеетесь?.. Вы думаете, на новичка напали?.. Как бы не так!.. Я могу целую бочку!.. А красть чужие пирожки — это свинство!.. Вот вызову… нюхательную собаку и переловлю всю шайку. Сейчас же подать мне жалобную книгу!.. Я вам пропишу маслины!.. Угощать такой горько-соленой галиматьей моего друга Геню?.. Мы завтра же с тетушкой едем на самосвале в пустыню Гоби… Запряжем десять раков — и поедем… Это еще не известно, кто первый на луну сядет — Аснес или я!.. Моя тетушка держит на ладони весь земной шар!.. Она знает, кому доверить тайну!.. Могила!.. Чтоб я кому-нибудь проболтался, что мы с тетушкой выиграли двадцать пять тысяч!.. Шалишь!.. Серия 009131… Номер 7… Я все помню!.. Меня не проведешь!.. На старт!.. Брррому!..
Прочитав, я схватился обеими руками за голову и застонал.
Новые неприятности
Разговаривали обо мне во всех инстанциях: в кабинете директора, в деканате, в комсомольском комитете, в студкоме и даже в кассе взаимопомощи. Правильно говорили, ничего не поделаешь. Но вот некоторые девушки, по-моему, пересолили. Чего они только не приписали мне! Я и человеческий облик потерял (имелись в виду взъерошенные волосы в «Волне»), у меня и бдительность притупилась (оставил чемодан с пирожками на скамейке), и не уважаю женский труд (назвал барабанщицу из «Волны» «музыканткой»). Чтобы их еще больше не раззадорить, я каялся, говорил, что все учту и оправдаю доверие. А какое там на данной стадии доверие, когда мне в кассе взаимопомощи даже в двадцати пяти рублях отказали — как бы не пропил!.. Вот ребята — те судили беспристрастно и говорили главным образом о том, что надо пить с умом.
Как бы то ни было, все пришло в норму, и я по-прежнему сидел на своем месте в аудитории и слушал лекции.
Успокоилось все и в доме тетушки. Облигацию мы отнесли в сберкассу и сдали там на хранение.
На радостях по случаю выигрыша тетушка подарила мне мотоцикл своего покойного мужа.