Страница 46 из 53
Как вспоминает ее ближайшая подруга Анна-Шарлотта, жизнь в Стокгольме вскоре надоела Софье Васильевне. «Она говорила, что знает наперечет всех стокгольмских жителей и начинает чувствовать потребность в новых умственных стимулах. В том-то и заключалось ее несчастье, что она не могла освоиться в Стокгольме, как и вообще нигде в целом свете. Будничная жизнь с ее серыми сторонами была ей глубоко ненавистна, у нее была цыганская натура, и мещанские добродетели были ей отвратительны». Быть может, поэтому она имела обыкновение говорить, что дорога Стокгольм — Мальме (из Швеции за границу) самая восхитительная, а обратная дорога Мальме — Стокгольм самая удручающая.
Была еще одна причина, которая заставляла ее думать об отъезде из Швеции. Вот что пишет о ней Анна Леффлёр. «Она мечтала о таком союзе между двумя людьми, который представлял бы союз двух умов, взаимно поддерживающих друг друга. Совместная работа при любовном союзе сделалась для нее идеалом жизни, и она только и мечтала о том, чтобы встретить человека, который мог бы сделаться ее вторым «я» в этом смысле. Убеждение, что она никогда не может встретить его в Швеции, способствовало возникновению у нее нелюбви к этой стране, куда она приехала с такими пылкими надеждами и такими блестящими ожиданиями».
Поэтому в последние два года жизни Софья Васильевна серьезно думала о том, чтобы поселиться во Франции. «Как я была бы счастлива, если бы могла найти там (в Париже) такое же поле деятельности, как в Стокгольме! Но нечего и думать об этом! Французы не так скоро примут женщину-профессора. Они считают, что это хорошо за границей, но не у них дома».
Зимой 1890 г. Софья Васильевна поехала на рождественские каникулы к М. Ковалевскому во Францию на Ривьеру. На обратном пути при переезде из Дании в Швецию она простудилась и по приезде в Стокгольм слегла. 29 января 1891 г. она скончалась в Стокгольме от воспаления легких.
На прощальной панихиде в Стокгольме М. Ковалевский сказал: «Швеция приняла вас. Честь этой стране, другу науки! Особенно же честь молодому Стокгольмскому университету!» С. Ковалевская похоронена в Стокгольме на Северном кладбище на скате Линдхагеского холма. Открывающийся с него вид чем-то неуловимо напоминает российский пейзаж.
Ковалевская С. Воспоминания и письма, М., 1951, 1961; Sonja Kovalevsky. Ur ryska livet. Stockholm, 1889; Полубариновакочина П.Я. Жизнь и деятельность С.В. Ковалевской, М.; Л., 1950; Воронцова Л. Софья Ковалевская. 1850-1891. М., 1959; Шарыпкин Д.М. Август Стриндберг и Софья Ковалевская // Вопросы литературы. 1966/8; Чернышова О.В. Шведы и русские. Образ соседа. М., 2004; Nilsson S. En ryska i Sverige // Ryssskräcken i Sverige. Örebro, 1990.
Легенда о Сигтунских вратах
Летом 1911 г. в Новгороде проходил XV Археологический съезд, в работе которого принимали участие известные шведские ученые: специалист по древней истории северных стран профессор Оскар Альмгрен, археолог Туре Арне и профессор Густав Хальстрем. На одном из последних заседаний к участникам съезда обратился член Русского военно-исторического общества капитан Петр Иванович Белавенец. От имени Трофейной комиссии, занимающейся сбором вещественных памятников боевой славы России, он попросил участников съезда дать ответ, какие врата Софийского собора в Новгороде можно считать реликвией морского похода новгородцев на Сигтуну в 1187 г.
Вопрос о происхождении бронзовых врат Новгородского Софийского собора, которые называли то Сигтунскими, то Корсунскими, то Магдебургскими, до сих пор остается открытым. Истоки же происхождения сигтунской легенды можно установить на основании изучения шведских источников.
Устное предание о Сигтунских вратах существует в Швеции с глубокой древности. Его записал со слов своей бабушки, слышавшей его от своих родителей и дожившей до 120 лет, шведский священник и антикварий Мартин Ашанеус. В своем «Описании Сигтуны» он рассказал, что, согласно старинному преданию, городские врата из Сигтуны были увезены в Москву или Новгород русскими, разрушившими город. В Смутное время Ашанеусу довелось побывать в России. Увидев в Новгороде врата Софийского собора, латинские надписи на которых свидетельствовали об их западноевропейском происхождении, он отождествил их с теми, о которых ранее рассказал в своем сочинении[34].
Каким-то образом об этих вратах стало известно Густаву II Адольфу, и он приказал Якобу Делагарди доставить их в Швецию. Однако Делагарди, понимая, к каким последствиям может привести оскорбление главной святыни новгородцев, не рискнул выполнить этот приказ короля. К тому же, как следует из его письма канцлеру Акселю Оксеншерне, он не разделял уверенности короля относительно шведского происхождения бронзовых врат Софийского собора. Вот что он писал: «Относительно медных врат, которые Его Королевское Величество желает, чтобы ему прислали из Новгорода ради их достопримечательности, тем более что Его Королевскому Величеству сообщили, что они, вероятно, некогда были взяты из Сигтуны, то я бы очень желал исполнить приказание Его Королевского Величества, но так как эти врата, о которых русские уверяют, что они как дар вывезены из Греции, служат входом в главный храм митрополита, то вызовет много шума, жалоб и беспокойства, если мы при настоящих обстоятельствах, когда идут переговоры с русскими, силой выломаем и увезем эти врата». Таким образом, в начале XVII в. легенда о Сигтунских вратах была зафиксирована в двух источниках. Возродиться ей было суждено спустя столетие.
В 1722 г. в Новгороде побывал шведский ориенталист Генрих Бреннер, который более 20 лет прожил в России. Семь лет спустя в письме к шведскому историку Георгу Валлину он описал Сигтунские, или Сартунские, врата Софийского собора. Это описание Валлин опубликовал в своем сочинении о древней Сигтуне «Sigtuna stans et cadens» («Расцвет и падение Сигтуны»). Позднее эта легенда была изложена в «Истории Шведского государства» известного шведского историка Улофа Далина. Перевод его сочинения на русский язык способствовал распространению легенды в России. Именно на него ссылался в 1911 г. П.И. Белавенец на Археологическом съезде в Новгороде.
В 1823 г. в Берлине была издана работа Фридриха Аделунга о западных наружных вратах Софийского собора, которые он назвал Корсунскими и сделал вывод об их германском происхождении. В той же работе он описал и внутренние врата Софийского собора, которые называл Сигтунскими.
В 1907 г. шведский исследователь Якоб Аренберг высказал предположение, что наружные врата Софийского собора, в некоторых деталях которых он увидел скандинавские черты, могли попасть в Новгород из Магдебурга через Сигтуну, которая в XII в. имела тесные связи с Новгородом.
В какой-то мере на запрос Трофейной комиссии о вратах Софийского собора попытался ответить участник Археологического съезда профессор Оскар Альмгрен. Он передал в Новгородское общество любителей древности свою статью «К легенде о Сигтунских вратах в Новгородском Софийском соборе», которая в переводе М.Ф. Ласковской была опубликована в Новгороде в 1912 г. В этой статье он опроверг легенду о шведском происхождении наружных врат Новгородской Софии. По его мнению, они были вывезены в Новгород из польского города Плоцка как военная добыча. Однако в то время Альмгрену не были известны ни письмо Делагарди Оксеншерне, ни сочинение Асканеуса. На них ему указали капитан П.И. Белавенец, русский священник в Стокгольме Павел Румянцев и граф К. Стенбок. После ознакомления с ними Альмгрен опубликовал в Швеции новый вариант статьи о Сигтунской легенде «Sagnen om Sigtunaporen i Novgorod» («Легенда о Сиггунских вратах в Новгороде»), в которой связал ее возникновение с пребыванием шведов в Новгороде в начале XVII в.
Таким образом, легенда о Сиггунских вратах Новгородского Софийского собора имеет чисто шведское происхождение. Русскими источниками она не подтверждается. Шведы, побывавшие в России в XVII и XVIII вв., сопоставили бытовавшее в Швеции предание с тем, что они увидели в Новгороде, и создали свою версию, прочно укоренившуюся в обыденном сознании шведов, а впоследствии и русских. Для шведов она служила доказательством того, что им в конце концов удалось отыскать одну из своих реликвий. Для русских же она подтверждала сам факт похода 1187 г. на Швецию и участие в нем новгородцев. Не случайно Трофейная комиссия обратила внимание на эти врата как на памятник боевой славы русского оружия. По иронии судьбы ее обращение к XV Археологическому съезду дало импульс к развенчанию легенды, которая устраивала как шведов, так и русских.
34
325 лет спустя свои «исторические права» на бронзовые врата Софийского собора были намерены предъявить немцы. «Искусствовед» из СС Краут, занимавшийся разысканием культурных ценностей на оккупированной территории на предмет их вывоза в Германию, 18 июля 1941 г. сообщал в штаб-квартиру СС, что он надеется «привезти домой» изумительные бронзовые ворота высотою в 11 футов, находящиеся в древнем соборе Новгорода. Он знал, что они были сделаны мастером в Магдебурге в XII в. для польского собора в Плоцке. А поскольку Плоцк был занят немцами, то он считал эти врата собственностью рейха. Краут предупреждал своих коллег, чтобы их не вводил в заблуждение тот факт, что в Новгороде их называют Корсунскими, «что создает впечатление того, что это работа древних греков, что скрывает их немецкое происхождение» (Ly