Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 52



Евгений Самойлович Рысс

Приключения во дворе

Часть первая. Падение

Глава первая. Лагерь в эфире

Я люблю московские дворы.

Известный художник Поленов писал московские дворы много раз. Это были маленькие дворики, поросшие травой, окружённые древними низенькими строениями, иногда со старой колокольней на заднем плане. Они были по-своему очаровательны, и понятно, почему был в них так влюблён художник. Теперь таких двориков в Москве нет, а если и попадётся такой, то судьба его предрешена: он доживает последние дни и будет застроен новыми высокими домами. Теперь в Москве встретишь другой двор. Многоэтажные здания окружают его: там растут деревья, разбиты клумбы и цветники. На деревянными столами жильцы домов после работы играют в домино или в шахматы. Днём старики и старушки греются на солнце, поглядывают на детей, конающихся в песке. Иногда по вечерам молодые люди выносят радиолу и где-нибудь подальше от окон устраивают танцы. Часто дом уже спит и огни почти во всех окнах погасли, а молодёжь всё не расходится и разговаривает, и хотя слов нельзя разобрать, но, видно, говорят о чём-то весе лом, потому что разговор то и дело прерывается взрывами смеха.

В некоторых дворах журчат даже фонтаны и мальчишки поменьше ухитряются, когда дворник не видит, выкупаться в бассейне. Иногда жильцы по воскресеньям выходят во двор, чтобы посадить ещё несколько деревьев или разбить ещё одну клумбу. Год от года дворы становятся наряднее и лучше.

Часто, зайдя в такой двор, я сажусь на скамейку послушать негромкий говор отдыхающих под деревьями людей, иногда приглушённую музыку радиолы…

Обычно в таких дворах нет репродукторов: люди не хотят лишнего шума. Поэтому я удивился, когда, зайдя в один двор, увидел прикреплённый к дереву большой репродуктор. Я долго сидел на скамейке, а репродуктор молчал, и я решил, что он не работает, что кто-нибудь его повесил, но жильцы запротестовали, и его раз навсегда выключили. Когда я уже собирался уходить, репродуктор вдруг захрипел и заговорил. Детский голос уверенно и спокойно сказал:

— В эфире пионерский лагерь. Нашу очередную передачу мы посвящаем…

Неважно, чему была посвящена передача. Важно то, что помимо воли её организаторов репродуктор вдруг передал драматическую сцену, не разыгранную молодыми артистами по заранее выученному тексту, а подлинную жизненную сцену. Я и все те, кто в это время был во дворе, услышали разговор взволнованных, потрясённых детей, которые думали, что они говорят по секрету и не звали, что их слышит весь двор.



Как только репродуктор замолчал, я, узнав, где находится пионерский лагерь, из которого велась передача, бросился туда. Пионервожатую и начальника лагеря я не застал. Обе эти должности совмещала в себе, как мне рассказали. Катя Кукушкина, работница завода. Я не поленился и приехал на следующий день, но и Катя я все ребята в лагере были так заняты бурно разворачивающимися событиями, что им было не до меня. Только через неделю, когда я снова выбрался в лагерь, Катя рассказала мне о событиях, часть которых я услышал из репродуктора, об их драматическом начале и не менее драматическом конце.

Со временем я познакомился с участниками и свидетелями этих событий и узнал многое такое, чего не знала и Катя.

Перед тем как перейти к изложению событий, я должен коротко остановиться на истории лагеря, которым руководила Катя Кукушкина.

Она собиралась поступать в педагогический институт, когда её выдвинули в старшие пионервожатые. Она очень обрадовалась, потому что не знала, есть ли у неё действительно призвание и способности к работе педагога или ей это только кажется. Бывают ведь и ошибки. Из-за этого получаются педагоги, не любящие свою профессию. Кате принадлежала идея силами ребят соорудить пионерский радиоузел и вести ежедневные регулярные передачи о жизни лагеря. Она понимала, что завод не пожалеет несложного оборудования, для того чтобы детям рабочих и служащих было в лагере веселее и интереснее. Строить радиоузел должны были сами ребята под руководством заводских инженеров или техников. Кто же откажется помочь ребятам в таком интересном деле! Начальник лагеря, старая учительница Александра Викторовна, одобрила Катины начинания.

И вот наступило лето.

С каждым днём солнце грело всё жарче. По улицам мчались автобусы с детьми, и провожающие родители махали платками, я автобусы разъезжались на север и юг, на восток и запад, к озёрам и речкам, в леса и поля; и как-то сразу стало заметно, что на улицах мало детей. Тогда открылся и Катин лагерь. Пришли девочки и мальчики, неё облазили, осмотрели игры и библиотеку, попробовали волейбольный мяч, перессорились и помирились, пересмотрели репродукторы и микрофоны, шумно позавтракали и к вечеру уже чувствовали себя как дома.

Провели торжественную линейку, и все разошлись по домам, намечая планы на завтра. И уже определились друзья, и уже определились соперники. Лагерь начал жить.

Сразу же стало ясно, кто займётся радиоузлом. Маленький, молчаливый мальчик Алик Бусыгин целыми днями копался в деталях, и Кате приходилось с трудом выгонять его на воздух. Другой мальчик, Паша Севчук, желтоволосый, голубоглазый, с прямым и открытым взглядом, намечал точки, где будут установлены репродукторы, продумывал, как ближе провести провода и куда их выгоднее подвесить, договаривался с дворниками и управдомами, рассказывал сидящим на скамеечках, как им интересно и приятно будет слушать передачи из пионерского лагеря, и уже через несколько дней был широко известен в окрестных дворах. Пока Алик Бусыгин, щуря близорукие глаза, что-то собирал и привинчивал, разбирался в каких-то схемах и листал какие-то справочники, Паша Севчук придумывал одну за другой будущие передачи. «Звучит горн» — называлась одна. Другая называлась «Мы рапортуем», третья называлась «Мы шагаем», четвёртая называлась «Мы поём», пятая называлась «Шаг за шагом».

У этого мальчика была поистине неистощимая фантазия. Если бы к скромному радиоузлу пионерского лагеря присоединить ещё и московскую трансляционную сеть, то даже и вдвоём эти организации не смогли бы передать всё придуманное Севчуком. Пашин пыл пришлось поумерить, слово «мы» поубирать где возможно, и всё-таки Пашиных замыслов осталось более чем достаточно. Уже через несколько дней получилось, что именно он возглавляет радиоузел. Все как-то забыли про маленького Алика, бесшумно копошившегося со своими деталями, справочниками и схемами. Блеск и значимость всему делу придавал Паша Севчук. Алик на это не обижался. Он был стеснителен и неразговорчив. Его вполне устраивало, что ему не мешают продумывать наиболее интересные технические решения. Слава его не прельщала и поэтому миновала его.

Надо сказать, что, пока сооружали радиоузел, принимал в этом участие чуть ли по весь лагерь. Только на волейбольной площадке летал не переставая мяч да шахматисты в беседке упрямо склонялись над досками. Остальные увлечённо тянули провода, монтировали репродукторы, сооружали дикторскую. Но командовал всем Паша Севчук. В этом мальчике заключалась бездна энергии. Он разбил всех на бригады, а сам взял на себя общее руководство. Когда что-нибудь не ладилось, он приводил Алика Бусыгина. Алик думал, копался, разбирал, тихо передавал свои указания Паше, а Паша их доводил до общего сведения. Всем было ясно, что главный тут Паша и что Алик — фигура второстепенная. В конце июня радиоузел открыли. Два техника и один инженер пришли с завода, всё проверили и очень похвалили ребят. Сделано всё было на совесть. Все репродукторы действовали, все технические правила были соблюдены. Инженеры и техники поздравляли Пашу, жали ему руку и пророчили, что из него получится толковый инженер. Паша смущённо улыбался, отметил, что ему очень помогал Алик Бусыгин, и это произвело на всех хорошее впечатление. Видно было, что парень думает не о себе, а о деле и рад отметить каждого, кто приносит пользу.