Страница 19 из 28
Не станем утверждать, будто, начав чтение, Питу не отрывал глаз от книги и не поднимал их к окну, но так как в окошке, обрамленном настурциями и вьюнками, не появлялось девичье лицо, взгляд его вновь обращался к строчкам.
Но, несмотря на кажущееся глубокое внимание, его рука то забывала перевернуть страницу, то переворачивала сразу несколько, и это позволяло сделать вывод, что мысли Питу бродили далеко и он, вместо того чтобы читать, предавался мечтам.
Вдруг Питу показалось, что на страницы, доселе освещенные утренним солнцем, упала тень. Она была слишком темной, чтобы быть тенью облачка, и могла быть отброшена лишь непрозрачным телом; однако бывают непрозрачные тела, весьма приятные для глаза, и Питу живо обернулся, желая посмотреть, кто же это заслонил ему солнце.
Питу ждало разочарование. Да, действительно непрозрачное тело застило ему солнечный свет, тепло, точь-в-точь как Александр Македонский Диогену, что и возмутило философа. Но это непрозрачное тело отнюдь не было очаровательным и даже, напротив того, было крайне неприятного вида.
Мужчина лет сорока пяти, ростом и худобой превосходящий Питу и в такой же, как у него, поношенной одежде, стоял у него за спиной и через плечо читал книгу с интересом, сравнимым разве что с рассеянностью юноши.
Питу пребывал в крайнем изумлении. Мужчина в черном раздвинул в вежливой улыбке губы, явив взору четыре последних зуба – два сверху, два снизу, – торчащих вперед, точно клыки у кабана.
– Американское издание, – гнусавым голосом произнес он, – формат ин-октаво, «О свободе людей и независимости наций», Бостон, тысяча семьсот восемьдесят восьмой год.
Человек в черном сообщал это, а Питу в удивлении все шире и шире раскрывал глаза, так что когда тот кончил, глаза юноши стали совершенно круглыми и дальше открываться им было просто некуда.
– Бостон, тысяча семьсот восемьдесят восьмой год. Верно, сударь, – подтвердил Питу.
– Сочинение доктора Жильбера, – продолжал человек в черном.
– Да, сударь, – вежливо отвечал Питу.
И он встал, поскольку ему всегда твердили, что неприлично разговаривать сидя с теми, кто выше тебя по положению, а по простоте душевной Питу полагал, что любой человек имеет право считать себя вышестоящим по отношению к нему.
Встав же, Питу заметил в окошке движение чего-то розового и тотчас обратил туда взор. Этим розовым видением была м-ль Катрин. Она как-то странно смотрела на Питу и делала ему непонятные знаки.
– Сударь, не сочтите за нескромность, – спросил человек в черном, который стоял спиной к окну и потому не видел, что там происходит, – скажите, кому принадлежит эта книга?
И он указал пальцем, однако не касаясь страницы, на книгу, которую держал в руках Питу.
Питу собрался уже ответить, что книга принадлежит г-ну Бийо, но тут до него долетели слова, произнесенные чуть ли не умоляющим шепотом:
– Скажите, что она ваша.
Человек в черном, все внимание которого было приковано к книге, этих слов не расслышал.
– Сударь, книга принадлежит мне, – величественно объявил Питу.
Человек в черном поднял голову: он заметил, что время от времени Питу отводит от него удивленный взгляд и куда-то смотрит. Он оглянулся на окно, но Катрин догадалась о его намерении и, быстрая, как птичка, скрылась.
– Что это вы все смотрите наверх? – поинтересовался человек в черном.
– Сударь, – с улыбкой сказал ему Питу, – позвольте вам заметить, что вы чрезмерно любопытны. Curiosus, или вернее, avidus cognoscendi[52], как сказал бы мой учитель аббат Фортье.
– Значит, вы утверждаете, – спросил человек в черном, ничуть, похоже, не оробевший от доказательства учености, которое дал ему Питу, дал намеренно, дабы его собеседник составил о нем более высокое мнение, нежели у того сложилось с первого взгляда, – что эта книга принадлежит вам?
Питу скосил глаза так, чтобы окошко оказалось в поле его зрения. Там на миг возникла Катрин и кивнула.
– Да, сударь, – подтвердил Питу. – Вы хотели бы почитать ее? Avidus legendi libri или legendoe historioe[53].
– Сударь, – сказал человек в черном, – мне кажется, ваше положение выше, чем можно было бы подумать, судя по вашему платью: Non dives vestiti sed ingenio[54]. Вследствие чего я вас арестую.
– Как арестуете? – вскричал совершенно потрясенный Питу.
– Да, сударь, вы арестованы. Прошу вас, следуйте за мной.
Питу оглянулся вокруг и обнаружил двух полицейских стражников, ожидающих распоряжений человека в черном; они, казалось, выросли из-под земли.
– Составим протокол, господа, – распорядился человек в черном.
Один из стражников связал Питу руки веревкой и забрал у него книгу доктора Жильбера.
Второй веревкой он привязал Питу к кольцу, вбитому под окном.
Питу намеревался протестовать, но услышал, как тот же самый голосок, имевший такую власть над ним, шепнул:
– Не противьтесь.
Поэтому Питу покорно позволил себя связать и привязать, чем очаровал стражников, а главное, человека в черном. По этой причине они спокойно оставили его, а сами вошли в дом, где оба стражника уселись за стол, а человек в черном… Впрочем, о его действиях мы узнаем чуть позже.
Чуть только стражники и человек в черном скрылись за дверью, как тот же самый голос произнес:
– Поднимите руки.
Питу поднял не только руки, но и голову и увидел бледное, растерянное лицо Катрин, в руках у нее был нож.
– Выше, еще выше, – прошептала она.
Питу встал на цыпочки.
Катрин свесилась из окна, лезвие перерезало веревку, и руки Питу снова стали свободны.
– Возьмите нож, – сказала Катрин, – и перережьте веревку, которой вы привязаны к кольцу.
Питу не заставил повторять дважды: он перерезал веревку, и теперь был полностью свободен.
– А теперь вот вам двойной луидор, – продолжала Катрин. – У вас быстрые ноги, спасайтесь. Бегите в Париж и предупредите доктора.
Она успела закончить; в дверях показались оба стражника, и двойной луидор упал к ногам Питу.
Питу мигом поднял его. А стражники стояли в дверях, застыв от изумления при виде представившейся им картины: тот, кого они так хорошо связали, освободился. У Питу же при виде стражников волосы зашевелились на голове, чем-то смутно напоминая in crinibus angues Эвменид[55].
Питу и стражники какое-то мгновение, замерев, смотрели друг на друга, точь-в-точь как заяц и гончая. Но как заяц при малейшем движении собаки задает стрекача, так и Питу, стоило стражникам шевельнуться, совершил чудовищный прыжок и перемахнул через ограду.
Стражники издали согласный крик и ринулись к полицейскому в черном, который держал под мышкой небольшую шкатулку. Тот не стал тратить время на выяснение и бросился в погоню за Питу. Стражники последовали его примеру. Однако у них недостало бы силы перемахнуть, подобно Питу, через забор высотой в три с половиной фута, и потому им пришлось обежать его.
Когда же они добежали до края ограды, то обнаружили, что Питу опередил их шагов на пятьсот и прямиком устремился к лесу, до которого ему не больше четверти лье, так что через несколько минут он в нем скроется.
В этот миг Питу оглянулся, увидел, что стражники намерены преследовать его – скорее для очистки совести, чем в надежде догнать, – наддал еще, достиг кромки леса и исчез.
Так Питу бежал еще минут пятнадцать, хотя мог бы бежать и два часа, будь в том необходимость: дыхание и скорость у него были, как у оленя.
Но через четверть часа, инстинктивно сообразив, что опасность миновала, он остановился, отдышался, прислушался и, убедившись, что погони нет, пробормотал:
– Просто невероятно, сколько событий может произойти за три дня.
Потом осмотрел двойной луидор, нож и подумал: «Да, неплохо было бы разменять золотой и вручить мадемуазель Катрин два су, а то боюсь, как бы этот нож не перерезал нашу дружбу. Ну, да не важно, раз она велела сегодня быть в Париже, пойду в Париж».
52
Любопытный… жадный до знаний (лат.).
53
Жадный до чтения книг… чтения истории (лат.).
54
Суди не по одежде, но по уму (лат.).
55
Змеи в волосах (лат.) Эвменид. Эвмениды (греч. миф.) – богини мщения, изображавшиеся безобразными старухами со змеями, кишащими в волосах.