Страница 6 из 28
Но ему так и не представилась эта возможность. Послышался резкий оклик, и из-за дверного полотнища показалась голова и плечи женщины племени. У нее было такое же широкое и плоское лицо, как у мужчины, но волосы были уложены в замысловатую башню. В шпильках в волосах были вставлены драгоценные камни, игравшие на свету. Ее свободное меховое пальто было распахнуто, под ним, несмотря на холодную погоду, ничего не было выше талии, кроме множества ожерелий из драгоценных камней. Соски тяжелых грудей были покрашены в желтый цвет, такого же цвета лепестки расходились радиусами от них, имитируя цветок. Разговаривая с моим пленителем, она рассматривала меня с какой-то надменной веселостью, и у нее был властный вид, как у Мудрых Женщин низшего ранга. Я не предполагала найти такой у этого народа. Впрочем, с чего я взяла, что в этом обществе главенствует мужчина? Только из-за манеры, с какой этот чужак обращался со мной? Они говорили со странным акцентом и весьма быстро. Я кое-что улавливала, но общего смысла не понимала. Я снова пожалела о моей утраченной силе, даже о самой малой части ее. Только тот, кто обладал ею и потерял, мог бы понять мои чувства. Эта великая потеря больше чем наполовину опустошила меня. Хотя я не понимала их слов, но мне было ясно, что гнев их усилился, и что женщина приказала мужчине сделать что-то, в чем он давал клятву. Один раз она повернулась к двери и сделала жест, который я расценила как намек, что она зовет кого-то поддержать ее приказ. Злобная усмешка исчезла с его толстогубого лица. Оно стало таким угрюмо-мрачным, что я на месте этой женщины испугалась бы. Но ее надменность и нетерпение росли, и она опять повернулась, как будто подмога, которую она хотела вызвать, стояла за дверью. Но прежде, чем она позвала — если она собиралась это сделать — ее прервал низкий медный гул, воспринимаемый как многократное эхо. Услышав это, я на секунду забыла, где я и какие еще испытания предстоят мне. Этот гудящий звук пробудил во мне то, что я считала навеки утерянным, — не только крохи памяти, но и немедленный ответ, который был для меня таким разительным и ошеломляющим, что я чуть не вскрикнула. Моя Власть была стерта, но память нет. Я помнила искусство чар, господство воли и мысли, которому меня обучали, но не могла ими воспользоваться. Память сказала мне, что в этом варварском лагере прозвучал духовный гонг. Кто мог воспользоваться этим колдовством, этим колдовским орудием в таком месте? Женщина явно торжествовала, мой захватчик беспокойно хмурился. Наконец, он вытащил из-за широкого пояса длинный нож, встал надо мной и разрезал веревку, связывающую мои ноги. Когда он поднял меня, его руки скользнули по моему телу, обещая сделать зло в будущем, раз уж не удалось сделать это сейчас. Поставив меня, как куклу, он резко толкнул меня вперед, и я беспомощно врезалась бы в стену, если бы женщина не перехватила меня за плечо, ее ногти жестоко вцепились в меня, и она повернула меня к выходу. Мы вышли в ночь, освещенную кострами. Люди у костров не смотрели на нас, когда мы проходили мимо, и мне казалось, что по каким-то причинам они умышленно отводили от нас взгляд. В воздухе все еще чувствовалась вибрация, порожденная гонгом, хотя звука уже не было. Я ковыляла, поддерживаемая и подгоняемая женщиной, мимо костров, палаток, все глубже в лес, извилистым путем между деревьями. Когда костры остались позади, стало очень темно, а тропа — совершенно неразличимой. Но моя стражница-гид шла спокойно, как будто видела в темноте гораздо лучше меня или ходила здесь так часто, что ноги ее сами шли, куда надо. Замигал другой костер — низкий, с глубоким пламенем. От него исходил ароматный дым. Его я тоже знала издавна, только тогда он обычно вился из жаровни, а не из палочек, поставленных открыто. Неужели меня привели к настоящей Мудрой Женщине? Возможно, беженке из Эсткарпа, перешедшей, как и мы, через горы в поисках древней родины?
Палатка, перед которой пылал огонь, была больше других. Она занимала почти всю поляну, на которой стояла. В дверях стояла фигура в плаще с капюшоном, время от времени протягивавшая руку, чтобы бросить в огонь приятно пахнувшие травы. Почувствовав этот запах и хорошо его зная, я обрадовалась: он был не от сил Зла. Это пища не для Тьмы, а для Света. Магия бывает двух родов. Колдунья родится со своим искусством, ее сила от земли и от всего растущего, от природы. Если же она заключает договор с Тенями, она оборачивает во зло все, что живет на земле, и растения вредят, так же как и лечат. Волшебница может родиться со стремлением подниматься выше в своем искусстве, а может оказаться и без дарования, и тогда ей очень трудно учиться пользоваться Властью. И она тоже выбирает между Светом и Тенью. Наши Мудрые Женщины в Эсткарпе родятся со своим искусством, и я была одной из них, хотя и не произносила их обета и не носила на груди драгоценный камень, как их сестра. Вероятно, я когда-нибудь стала бы считаться волшебницей, поскольку мое обучение шло гораздо дальше простого колдовства, и работала я без усилий и приготовлений.
«С кем я встречусь теперь? — думала я, пока моя проводница вела меня к палатке. — С колдуньей или с ученой волшебницей?
Наверное, с последней, судя по тону гонга». В то время, как палатка моего спасителя-похитителя освещалась пойманными насекомыми, эта палатка была гораздо светлее. В ней тоже были полоски света с пленными существами, но на низком столе, высота которого показывала, что перед ним либо стоят на коленях, либо сидят, скрестив ноги, но только не на стульях, сиял еще и хрустальный шар. Войдя, я увидела, что этот свет, который, казалось, плавно кружится в шаре, горит как солнечный.
— Добро пожаловать, дочь!
Акцент был архаичным по стандартам Эсткарпа, но слова не были бормотанием, какое я слышала до сих пор в этом лагере. Я опустилась на колени перед шаром, не понуждаемая проводницей, а просто чтобы лучше видеть говорившую. У людей Древней Расы не заметны признаки старости, хотя их век долог. Я видела всего одну или двух Мудрых Женщин, на которых это было ясно видно. Я подумала, что ссохшаяся, сгорбленная женщина, которая сидела по другую сторону стола, наверняка очень близка к смерти. Волосы ее были белыми и редкими, не было попыток скручивать и зашпиливать их в стиле женщин племени, они были заплетены в косы, и я тоже узнала их, потому что это была обычная прическа Мудрых Женщин. Только на ней не было длинной мантии, какие носят они. На плечах старухи висел меховой плащ, распахнутый так, что видно было ожерелье с подвеской из одного большого камня, висевшего между обнаженными грудями, которые теперь стали лоскутами жесткой кожи. Лице ее не было широким и толстогубым, как у других из племени, а узким, точеным, какие я видела всю жизнь, но только изборожденным морщинами и с глубоко запавшими глазами.
— Добро пожаловать, дочь, — повторила она. Она протянула руки. Я должна была дополнить это древнее приветствие — положить свои ладони на ее, но не могла, так как мои руки были связаны. Она повернулась к моей проводнице и резко сказала что-то, та поспешно наклонилась ко мне и разрезала ножом веревки на моих руках. Я неуклюже подняла затекшие руки и коснулась горячих и сухих ладоней. Некоторое время мы оставались в этой позе, и я не пыталась увильнуть от мозга, который прощупывал мой мозг и узнавал мои воспоминания, мое прошлое, как будто все это была записано в свитке.
— Значит, такой способ! — сказала она в моем мозгу.
Я приняла эту мысль так ясно, как не удавалось даже с Кайлоном и Кимоком.
— Но так не должно остаться, — продолжала она. — Я чувствовала твое присутствие, дочь моя, когда ты была еще далеко. И я включилась в мозг Сокфора — не открыто, а как будто он сам надумал искать тебя.
А мои братья? — резко перебила я. Может ли она со своей силой сказать мне всю правду? — Живы ли они?
— Они мужчины, что мне до них? — ответила она с давно известной мне надменностью. — Если бы ты умела читать в кристалле..
— У меня нет больше Власти, — сказала я ей. Впрочем, она и так уже знала об этом.