Шторм из тени

— Ладно, народ, — сказал Тополев так спокойно, как только мог, — давайте сделаем это.

— Да, сэр, — согласилась Коулман, и передала приказ капитану Джошуа Уолшу, командиру КФМС note 18 «Мако».

Казалось, абсолютно ничего не произойдет в течение ближайших двух–трех минут, но внешность обманчива, и Тополев терпеливо ждал, наблюдая на собственных дисплеях, как Оперативное Соединение 1 Флота Мезанского Согласования очень медленно и постепенно переходит обратно в нормальное пространство.

Этот маневр был протестирован на сенсорных массивах системы Мезы экипажами, использующих первоначальными кораблями класса «Призрак» еще до закладки первого прототипа класса «Акула», а Оперативное Соединение 1 прекрасно практиковало его сотни раз во время миссии. Несмотря на все это, Тополев все еще лелеял некоторые оговорки обо всей операции. Не о способностях своих людей, или технических возможностей своих судов, но о сроках.

«И о том, что мы никогда не должны предполагать этого в первую очередь с «Акулами», Фредди, — напомнил он себе. — Не забывай, это тонкий момент! Это было то, что должен доказать класс «Леонард Детвейлер», который был для после «Акулы», как основная концепция. Они не должны были осуществлять фактическую миссию, они должны были служить в качестве учебных судов для экипажей кораблей, которые будут выполнять миссию».

Он чувствовал, что хмурится на свои консоли, пока знакомые, затасканные нити беспокойства сочились позади мыслей. Он быстро согнал это выражение, офицерам в этот момент нужно было видеть его уверенным, спокойным и ему хотелось, чтобы он мог изгнать свое беспокойство с той же скоростью.

Никто, казалось, не заметил его мгновения неуверенности, и его собственная озабоченность сгладилась в концентрации, когда показания начали медленно мигать и меняться. Обе группы его кораблей постепенно скользили, осторожно приближаясь к гиперстене, чтобы сделать минимально возможный переход в нормальное пространство.

Было физически невозможным для любого корабля пересечь гиперстену без излучения гиперследа, но в силу того, что след зависел — в значительной степени, по крайней мере — от фактора базовой скорости судна при прохождении стены. Фактор излучения при альфа–переходе составлял примерно девяносто два процента, и вся эта энергия должна куда–то уходить. Также были неизбежны гравитационные всплески или отголоски вдоль границы между альфа–полосами гиперпространства и нормальным пространством, которые фактически была независимы от скорости судна. Сокращение скорости ничего не могло сделать с этим, но медленный, «мягкий» переход вдоль производимого градиента, значительно ослабевал также подобные всплески.

Но даже медленный и мягкий переход мог бы показать гиперслед, хотя и слишком слабый, чтобы быть обнаруженным массивами, охватывающими бинарную систему Мантикора. Тем не менее, такие массивы с их максимальной чувствительностью, были известны время от времени «ложными срабатываниями», призраками переходов, которые просачивались сквозь фильтры, прежде чем привлекали внимание человека–оператора. И самыми распространенными призраками из всех нормальных проявлялись гиперследы и отголоски, под которые Тополев предполагал подделать свой маневр.

При нормальных обстоятельствах, из–за простого гиперследа обманывать массивы было очень мало смысла, учитывая тот факт, что те же массивы почти наверняка обнаруживали импеллерный клин любого судна, направлявшегося к системе. Даже самые лучшие стелс–системы были, в лучшем случае, ненадежны с сенсорными массивами, которые могут проводить измерения на восемь–девять тысяч километров по сторонам, а мантикорские датчики дальнего действия были еще значительнее и более чувствительнее. Вблизи, где градиент звездной гравитации предусматривал фоновые помехи и десятки других источников гравитации, загромождающих пейзаж, включение мастер–массивов на максимальную чувствительностью по отношению к ним, там — да. На самом деле, большие массивы были бесполезны, как только вы оказывались на расстоянии светового часа или около того от основы системы первичной или сетевого узла. Это были места, где наблюдение на себя брали более короткодействующие датчики военных кораблей и разведывательных платформ, и не без оснований. Но такое большое расстояние было совсем другое дело. В действительности хорошие первоклассные стелс–системы могут ухитриться победить большие массивы в этом диапазоне, но ни один человек не захочет рисковать своими деньгами в пари на такую вероятность.

К счастью, Фредерику Тополеву не нужно было делать ничего подобного.

Казалось, потребовалось гораздо больше времени для завершения маневра, чем это было в одном из тренировочных упражнений, хотя время на дисплее показывало, что на самом деле такого не было. Лично Тополев подозревал, что проклятые часы были сломаны.

— Переход завершен, сэр, — объявила лейтенант–коммандер Вивьен Хеннинг, его штаб–астрогатор. — Предварительные проверки показывают, что мы имеем право на выигрыш: один световой месяц почти точно по правому азимуту.

— Хорошая работа, — дополнил ее Тополев, и она с удовольствием улыбнулась искренности в его голосе. Он улыбнулся в ответ, потом прочистил горло. — А теперь, когда мы здесь, давайте уйдем куда–нибудь в другое место.

— Да, сэр.

Двадцать кораблей класса «Акула», каждый имевший примерный размер между устаревшим линкором и дредноутом, отключили тяги, которые провели их одновременно. Реактивные двигатели вспыхнули, отталкивая их друг от друга, хотя они и не стремились разделиться так, как должны бы корабли их размеров. С другой стороны, они не нуждались в значительном разделении.

А несколько мгновений спустя, они двинулись на постоянных семидесяти пяти g. С этим абсурдно низким темпом ускорения потребовалось бы полные девяносто часов — почти четыре стандартных дня — чтобы достичь восьмидесяти процентов скорости света, которая представляла максимально безопасную скорость в нормальном пространстве, позволяющей достичь защиты от частиц, и еще три стандартные недели, по часам остальной вселенной, чтобы достичь своей цели, хотя для них субъективное время будет только семнадцать дней. Другой корабль их размеров мог бы достичь той же скорости в чуть более тринадцать часов, но адмирал Тополев на это был согласен. Общая разница во времени прохождения будет по–прежнему составлять шесть дней — субъективно, менее чем четыре — и, в отличие от его команды, другой корабль гипотетически излучал бы импеллерную сигнатуру… которых у его кораблей не было.

— Что у тебя для меня, Клинт?

Лейтенант Клинтон МакКормик оторвался от дисплея, когда его начальник, лейтенант–коммандер Джессика Эпстейн, появилась за его плечом. МакКормику нравилась Эпстейн, но он иногда задавался вопросом, почему она когда–то решила заняться флотской карьерой. Родившаяся и выросшая на Грифоне, темноволосая лейтенант–коммандер была заядлой путешественницей, туристкой, и орнитологом. Боже правый, ей также нравился бег по пересеченной местности и марафоны! Ни одно из этих увлечений не особо хорошо подходили для ограниченных размеров, расположенных внутри космического корабля.

По крайней мере ее назначение на «Гефест» означало, что она проводила свое время кое в чем достаточно большом, чем трубы для персонала, а не только на беговых дорожках, отведенных для использования людьми, которые хотели бегать трусцой или просто бегать, но у нее явно все еще было много избыточной энергии для сжигания. Большинство других начальников просто попросили бы, чтобы МакКормик перебросил его данные на консоль, но не Эпстейн. Она находила любой предлог, чтобы вылезти из командного кресла и переменить место, что объясняло, почему он нашел ее заглядывающей через плечо на его дисплей в большом, прохладном, тускло освещенном отсеке.

— Наверное, ничего, мэм, — сказал он ей сейчас. — Похоже, у меня был призрак, но он проскочил через фильтры. Прямо здесь.

Note18

Корабль Флота Мезанского Согласования