Алтарь Василиска

«Орать на главу рода Лотварна, как на какую-нибудь кухарку! – думал Госсар, в ярости вышагивая по дворцовым коврам, не замечая испуганных взглядов попадавшихся навстречу слуг. – Нет, я никому не уступлю удовольствия выпустить тебе кишки!»

Лишь у дворцовых ворот к нему вернулось хладнокровие. Он вскочил на коня и нехотя отправился выполнять приказы Берсерена. Потакая вздорному нраву старикашки, Госсар заставил его наделать немало ошибок, но на этот раз Берсерен проявил неожиданное благоразумие, да и донесения засланных в армию Норрена шпионов показывали, что там идет основательная подготовка к обороне.

Надежды на внезапное нападение, на легкую победу таяли.

Он ехал по людным улицам, предоставляя встречным прохожим самим заботиться о том, чтобы не попасть под копыта его коня. Госсару было безразлично, чем может обернуться ближайшее будущее для этой торговки рыбой, жаждущей выручить лишний медяк, для этого мальчишки, от безделья скачущего по камням мостовой так, чтобы не наступать на щели, да и для любого жителя Келанги, не подозревающего об истинном положении дел. Горожане волновали его не больше, чем муравьи на мостовой, – ничтожества, существующие лишь затем, чтобы быть перемолотыми в мельнице событий, раскрученной его честолюбием. Пока его беспокоило одно – как сохранить побольше уттаков для сражения с армией Норрена.

Госсар помнил босханского мага еще с тех пор, когда тот жил при дворце Берсерена. Тогда они не перекинулись и словом – глава рода Лотварна не снисходил до того, чтобы замечать выскочку из низов, пусть даже и пользующегося особым расположением правителя. Поэтому он был в недоумении, когда прошлой весной Каморра явился к нему и начал разговор с утверждения, что такие люди, как они оба, заслуживают лучшей доли.

Госсар в глубине души был согласен с той частью утверждения, которая касалась его собственного положения. Подчиняться Берсерену, любившему унижать людей независимо от их родовитости, всегда оскорбляло его гордость.

Ничего не обещая, он все же выслушал Каморру до конца, но ничем не выдал интереса к словам босханца, пока не убедился, что тот располагает достаточными возможностями для подкрепления своих претензий.

– Я маг, а вы воин… – рассуждал Каморра, добавляя «ваша светлость» без малейшего почтения, просто как обращение. – Это хороший союз.

Кусков хватит обоим – вам Цитион, мне Келанга и прочие. Остров давно нуждается в сильной власти. Если вы поддержите Берсерена, я все равно своего добьюсь. Мне будет труднее, но я добьюсь. Но я предпочитаю иметь вас союзником, а не врагом – это и вам выгоднее. Можете не спешить с ответом, подумайте.

Госсар взял время на размышление и тщательно обдумал предложение мага. Его смешила уверенность Каморры в том, что захвата келадских городов достаточно для того, чтобы стать признанным правителем всего острова. Лучший военачальник правителя Келанги был знаком с властью не понаслышке и знал, что ее гораздо труднее удержать, чем получить. Он не сомневался, что в Келанге с радостью встретят любого, кто избавит людей от самодурства Берсерена. В Босхане пока не было настоящей власти – ведь не признавать же правительницей рыжую Дессу со своим мальчишкой. Мать Донкара, по сплетням, не была женщиной строгих правил, поэтому и при дворе, и в народе упорно ходили слухи, что нынешний правитель Кертенка не имеет ничего общего с младшей ветвью рода Кельварна. Трое сыновей Донкара, краснолицые и горластые, как и их отец, не пользовались уважением келадской знати. Лишь Норрен, законный обладатель власти в Цитионе, мог оказаться препятствием.

Положение, безусловно, было подходящим для установления на острове единой власти. Это встревожило Госсара, не видевшего, чем Каморра, с его гадкой привычкой прочищать нос пальцем во время разговора, мог оказаться лучше Берсерена. Но, поразмыслив, он пришел к выводу, что сын босханского оружейника не удержится на месте правителя острова, требующем не только умения наводить корчи на уттаков. А если позаботиться о том, чтобы Каморра на этом месте и не появлялся… конечно, острову нужна сильная власть, нужен правитель энергичный и принадлежащий к высокому роду, внушающий не только страх, но и уважение.

Госсар принял предложение Каморры. Сообщив о своем согласии через Шимангу, помощника Каморры, он получил белый диск, который носил не снимая, хоть и не представлял, для чего этот диск может понадобиться в Келанге.

В течение года Каморра не давал о себе знать. Госсар начал подумывать, не посмеялся ли над ним маг, но в конце зимы к нему пришел человек, назвавшийся Кеменером, и от имени Каморры потребовал сведений о придворной жизни Келанги. Шпион оказался весьма неглуп. Он расспросил о военных силах келадских городов, затем посоветовал Госсару поссорить Берсерена с правителями, и в первую очередь с племянником. Госсар дал ему несколько важных советов по формированию армии и взятию укрепленных сооружений, а про себя отметил, что такой человек был бы незаменим и у него на службе.

Хотя Госсар, влияя на правителя Келанги, оставил без поддержки защитников северных земель острова, Каморра не оценил его трудов и, взбешенный огромными потерями у Бетлинка, прислал со шпионом раздраженное письмо. Госсар ничем не выразил возмущения – потери Каморры были и его потерями. Однако он подробно рассказал Кеменеру о своих усилиях по ослаблению защиты острова, не для оправданий, а для того, чтобы перетянуть шпиона к себе. Вслух ничего не было предложено, но маленькие, цепкие глаза Кеменера с полным пониманием встретились со взглядом главы рода Лотварна. Умный слуга нуждался в умном хозяине.

Госсар познакомил Кеменера с донесениями из Босхана и Цитиона, а затем намекнул, что Норрен является главной помехой на пути… употребив вместо прямолинейного «к захвату власти» обтекаемое «к изменению текущего положения».

Кеменер понял намек, но уточнил для подстраховки:

– Вы хотите сказать, что такие помехи следует устранять?

– Именно, – подчеркнул Госсар.

– Непростая задача. Опасная. – Шпион не набивал цену, он просто сообщил свое мнение о порученном деле.

– Вы справитесь с ней, Кеменер. Вот деньги. – Госсар протянул шпиону кошелек с золотом.

Шла третья неделя с тех пор, как Кеменер уехал, но известий с юга пока не было. В случае неудачи шпиона следовало ожидать ожесточенного сопротивления под Босханом. Поглощенный этими мыслями, Госсар объехал войска защитников Келанги, передавая распоряжения Берсерена, поставил добавочную стражу на башне и у моста. Вернувшись к себе, он вызвал своих людей и отдал им приказы, соответствующие его собственным планам.

Через три дня со смотровой башни Келанги были замечены первые уттаки. Они шли по северной дороге беспорядочными толпами по две-пять сотен, отличавшимися друг от друга одеждой и вооружением. Толпы одна за другой подходили к северному берегу Тиона и, не выходя из леса, растекались по береговой границе в обе стороны от моста. Берсерен, получив сообщение о появлении врага, сам отправился на смотровую башню. Он с Госсаром ехал в сопровождении отряда стражников по охваченным паникой улицам Келанги.

Жители города, каждый по-своему, пытались спасти себя и свое добро. Одни укрепляли ставни и приколачивали к дверям добавочные засовы, другие выносили вещи и грузили на повозки, стоящие в ожидании у подъездов. К городским воротам потянулись вереницы подвод, переполненных домашней утварью, с сидящими поверх тюков с одеждой женщинами и детьми, навстречу им двигался поток беженцев из пригородных поселений, считавших городские стены надежным укрытием.

Поднявшись на смотровую башню, Берсерен долго изучал северный берег Тиона и скапливающиеся на нем вражеские силы. Весь прибрежный лес уже кишел уттаками, а дикари все подходили и подходили.

– А Вальборн-то не ошибся, здесь не меньше десяти тысяч… – Берсерен гневно уставился на Госсара. – Ты говорил, не бывает столько уттаков сразу? Вот, смотри!!! – Он сделал резкое движение по направлению к уттакам и чуть не вывалился за ограждение. – Мой лучший военачальник – глупая баба!!! Вон отсюда, ты отстранен от командования! Я сам буду руководить обороной!