Фанатик

Чин мгновение промолчала. Потом её глаза превратились в сущие щёлки, и Огилви задержал дыхание. Он едва не закричал ей. Ради Бога, Женевьева, заткнись! Этот маньяк готов арестовать кота за зевок!

Слишком поздно. Женевьева Чин не часто теряла самоконтроль. И обычно это происходило не очень бурно. Но низкое рычание, которое сейчас вырвалось, содержало весь резкий сарказм, на который она только была способна.

— Ты высокомерный осёл. Брось бюрократические мысли, что в бою сможешь придерживаться всех правил и инструкций в полном объёме. Позволь объяснить тебе, сопляку, что когда ты ставишь людей бок о бок в трудных обстоятельствах — в течение многих лет мы были здесь предоставлены самим себе, черт тебя побери, и проделали чертовски хорошую работу…

Офицеры Государственной Безопасности, пользующиеся привилегией сидеть в присутствии Специального Следователя, начали несвязно выражать своё возмущение. Два офицера ГБ, стоявших у стены, двинулись вперед, как будто намереваясь схватить Чин. Сама адмирал, несмотря на возраст, без труда приняла боевую стойку.

Сейчас будет драка!

Огилви судорожно думал, пытаясь найти какой-то путь к…

Бах!

Он подскочил. Как и все находившиеся в комнате. Удар Каша ладонью по столу прозвучал как небольшой взрыв. Жан-Пьер Огилви пригляделся к руке Специального Следователя. Кисть не была особенно большой. Но, как и плечи, она была жилистой, массивной и выглядела… очень, очень твердой.

К тому же на лице Каша впервые появилось выражение. Сузившиеся глаза, сжатые челюсти и пристальный взгляд, исполненный холодной ярости. Но, что странно, всё это было нацелено не на адмирала Чин, а на двух шагнувших вперёд офицеров ГБ.

— Вам были даны какие-либо указания? — резко спросил Каша.

Те два офицера застыли на полушаге.

— Были даны?

Они торопливо помотали головами. Потом так же торопливо шагнули назад и заняли своё прежнее место возле стены. На этот раз в напряженной стойке «смирно».

Твёрдый взгляд Каша переместился к офицерам ГБ сидящим на диване и двух креслах.

— Теперь вы. На случай, если у вас нелады с основами геометрии, должно быть очевидно, что подобающие отношения между ГБ и Флотом вряд ли разрушились бы в этом секторе без участия обеих вовлечённых сторон.

Одна из двух офицеров ГБ получивших право на кресло в помещении, о котором Огилви понемногу начинал думать как о Приёмной Фанатика, начала было возражать. Жан-Пьер знал только её имя — гражданка капитан Джиллиан Галланти, старшая из двух капитанов, командовавших супердредноутами «Гектор Ван Драген» и «Джозеф Тилден» — и больше ничего.

Каша расправился с ней так же быстро, как и со всеми остальными.

— Тихо. Можете вы управиться с геометрией, или нет, ваше понимание простой арифметики оставляет желать лучшего. С каких пор два СД должны держать свои импеллеры включёнными для контроля над оперативным соединением линкоров и крейсеров? Не принимая во внимание бесполезный износ народного оборудования, — слова были произнесены как будто с заглавной буквы, «Народного Оборудования», — вы также неделями держали парализованным Народный Флот. Неделями, гражданин капитан Галланти, и таким образом предоставили мантикорским элитистам полную свободу действий для нанесения ущерба торговле в этом секторе. Всё это, заметьте, во время самого отчаянного часа Республики, когда аристократ граф Белая Гавань и его казаки рыскают у наших ворот.

Глаза Каша немного сузились.

— Остаётся только определить, являются ли ваши действия результатом некомпетентности, трусости или чего-то ещё более дурного.

Галланти вжалась в стул как мышь под взглядом кота. Все офицеры ГБ в каюте теперь были похожи на вороватых мышей. За невозможностью двинуть чем-то ещё, их глаза метались, отчаянно пытаясь избежать внимания кота.

Каша окинул их взглядом — как кот, выбирающий себе обед.

— Я могу заверить вас всех, что гражданин председатель Сен-Жюст не более меня доволен состоянием отношений ГБ-Флот в этом секторе. И могу также заверить вас, что человек, создавший нашу организацию, понимает лучше других, что за поддержание надлежащих отношений в конечном итоге отвечает Государственная Безопасность.

Чуть погодя он вернулся взглядом обратно к Юрию Радамакэру.

— Назовите другую замену.

Губы Юрия немного скривились.

— Поскольку гражданка капитан Джастис не удовлетворила вас, я рекомендую гражданина капитана Джеймса Кепплера.

Пальцы Каша снова пробежались по клавиатуре. Когда появился нужный экран, он потратил примерно пару минут изучая информацию. Потом сказал:

— Я дам вам только одно предупреждение, гражданин комиссар Радамакэр. Пошутите со мной ещё раз, и я немедленно отправлю вас назад в Новый Париж, где вместо меня вы окажитесь под расследованием в Институте.

От упоминания об Институте в каюте повеяло холодом. Перед убийством Гарриса, Институт был штабом Полиции Чистоты Помыслов, и его репутация стала только более зловещей после смены руководства.

Перед тем как продолжить, Каша позволил холоду распространиться по комнате.

Он указал пальцем на экран.

— Гражданин капитан Кепплер явно некомпетентен. Для меня тайна, почему он не был освобождён от своих обязанностей месяцы назад.

Как и адмирал, Юрий, казалось, решил, что он уже осужден в любом случае.

— Потому, что он был одним из лизоблюдов Джамки, — пробурчал он.

— Я назначу Кеплера сопровождать мой первый комплект донесений в Новый Париж. По-видимому, этот человек может справиться с портфелем, прикованным к его запястью. Это означает, что мне всё ещё нужна ваша рекомендация по замене, гражданин комиссар Радамакэр. Ваши соображения по любым иным вопросам пока не требуются.

— Что толку? Кого бы я ни порекомендовал…

— Имя, гражданин комиссар.

Плечи Юрия резко опустились.

— Прекрасно. Если вы не собираетесь доверять капитану Джастис, следующим лучшим будет гражданин коммандер Говард Вилкинс.

Пока Специальный Следователь вызывал другой экран и изучил его, прошли несколько минут.

— Дайте мне вашу оценку, — скомандовал он.

Теперь Огилви стало ясно, что Каша добился от Юрия… не вполне повиновения, скорее просто покорности.

— Верите вы моим словам или нет, но Говард трудолюбивый и добросовестный офицер. Также весьма способный, если вы не придадите значения случающейся с ним временами нервозности и его склонности увлекаться диаграммами и отчётами.

При последних словах он снова немного скривил губы. На сей раз не саркастически или, по крайней мере, с сарказмом, нацеленным в другую сторону.

Каша этого не упустил.

— Если эта насмешка нацелена на меня, гражданин комиссар, мне это безразлично. Диаграммы и отчеты не непогрешимы, но, несмотря на это, полезны. Очень хорошо. Я не вижу ничего в деле гражданина капитана Вилкинса, чтобы признать его негодным. Ваша рекомендация принята. Теперь отправляйтесь под арест.

После того как Юрий ушел, Каша повернулся к Женевьеве.

— Я не придам значения вашей личной вспышке, гражданка адмирал Чин. Откровенно говоря, я безразличен к мнению обо мне всех, кроме народа Республики, — это снова вышло в заглавных буквах: Народа Республики, — и её законных лидеров.

Каша сделал жест в сторону экрана.

— Я потратил часть моего времени на пути сюда, изучая ваши собственные отчёты и отчёты с Ла Мартина с того времени, как шесть лет назад вы приняли здесь командование силами флота. Это внушительный отчет. Вы преуспели в подавлении всего пиратства в секторе и даже сумели удержать строго под контролем мантикорские рейды против торговли. Кроме того, гражданские власти в секторе только хвалят вас за то, насколько хорошо вы координируетесь с ними. За прошедшие шесть лет сектор Ла Мартин стал одним из самых важных экономических оплотов Республики — и гражданские власти единодушно отдают вам должное за большую часть этого достижения.