Страница 76 из 77
— Иза все рассказала, можешь не отпираться.
Ерунда и ложь. Она послушная, знает правила. Про тарелку — любимая присказка. Он улыбнулся и покачал головой. Мели, Емеля…
— Зря не веришь. У нас есть способы заставить говорить даже немого.
Полковник взял со стола диск, вставил его в привод компьютера, запустил. Олега развернули лицом к экрану. От увиденного перехватило дыхание.
Бледное личико с дорожками от слез на щеках. Бессмысленный взгляд неподвижных, как у куклы, глаз. Ни страха, ни искорки жизни. Ремни, фиксирующие к подлокотникам кресла тоненькие руки у локтей и запястий. Покрытые синяками и ссадинами маленькие ступни, не достающие до пола. Тихий, бесцветный голос:
— Он сказывал сказки. От сказок тепло и тянет вверх. Улыбался — и улыбались мы. Не страшно. Картинки яркие. Их можно рисовать в голове — никто не видит, не узнает, не отнимет, не накажет. А с ними хорошо… Он хороший. Лучше всех. Он никогда не делает больно и плохо. Всегда рядом — и становится хорошо. Он приносит сказку — и страх уходит… Я не боюсь. Придет Олег. Он сказатель.
Олег понял, что плачет.
За неимением карцера Олега заперли в одном из пустующих боксов. До выяснения обстоятельств и принятия окончательного решения — как сказал ему приносящий еду солдатик. Дни тянулись один за другим, ничего не происходило. Только сны. В них его звали дети. И Иза тянула за руки: «Скажи… скажи…»
Присутствие Изы он чувствовал постоянно. Как ноющую боль, как неудержимое желание бежать, полагаясь лишь на интуицию, как гнетущую тоску. Знал точно — зовет, просит. Говорил вслух в пустой надежде, что его уникальная девочка услышит сквозь стены и расстояние. Говорил, что все хорошо, что она сама — сказатель хоть куда… Скажет, пожелает — и все исполнится. Иза, только пожелай крепко-крепко, слышишь…
Потом сны пропали. Резко.
К вечеру ему сказали, что детей больше нет. «Врете вы все», — вымученно усмехнулся он, Иза здесь. Он ее все еще чувствовал.
Ночью в городе выли сирены, не смолкая до утра.
А утром пожаловало само руководство.
— Тебе повезло, парень. Эвакуация. В столице доигрались с одним из наших образцов — из тех, кого они якобы к психиатрам забрали. Пожар на АЭС за городом, локализовать не удается. У тебя шанс исчезнуть. Ты молодой парень, начнешь все сначала — если повезет убраться отсюда. Протоколы допросов я потерял, расследования по срыву проекта не будет.
— Господин полковник!
Руководство остановилось в дверях:
— Что еще?
— Их… всех?
Полковник выглянул в коридор, убедился, что с Олегом он один на один. И только потом ответил:
— Иза пропала. Из-за тебя. Хотя разницы нет никакой: реактор рванет — и ее не станет.
— Как пропала? В каком смысле?
— В прямом. Дверь в стене. А за дверью — поле ромашек. Ромашковое поле за порогом — и на уровне седьмого этажа. Представляешь себе такое? Туда никто не сунулся. Все, хватит вопросов. Беги, если есть куда. Теперь уже все равно.
Полковник вложил ему в руку пистолет — тот самый, что у Олега изъяли первым делом после ареста.
Олег прошел по опустевшему зданию. Никого. Все уже эвакуированы, что ж полковник-то — в числе последних? Постоял у окна возле детских спален и вернулся в свою комнату. Плюхнулся на кровать. В голове было пусто и гулко.
Отлично. Горит АЭС. Если объявлена эвакуация города — там безнадега. Полная. Чернобыль все еще помнили многие. А тут будет посерьезнее Чернобыля. Ядерный взрыв. В радиусе нескольких десятков километров не останется ничего живого. А тех, кто успеет сбежать, достанет радиация. Сколько времени проживет человек, получив огромную дозу облучения? Немного. Явно немного. И уходить на тот свет от острой лучевой болезни — препогано.
Эвакуация по сути своей бесполезна. Стоит ли рыпаться? Безусловно. Только для себя он не находил веской причины бежать очертя голову.
Включил радио. Послушал новости. По прогнозам, пламя доберется до реактора часов через шесть или меньше. Сколько это — «меньше»? Пять, час, минута? Посидел, полистал бумаги. Дневники, доклады, бланки анализов, ленты кардиограмм вперемешку с детскими книжками, сваленные в кучу на полу. Основательно искали, да…
«Скажи…»
Он замер, держа в руках книгу. А ведь Иза где-то здесь. Уже здесь или вернется. Обязательно вернется — ведь ей больше некуда идти. И он здесь. Он ее дождется.
Олег переоделся, пристроил в боковой карман куртки пистолет с полной обоймой и служебное удостоверение и пошел бродить по безлюдным коридорам.
— И жили они долго и счастливо.
Водитель чуть сбросил скорость, обернулся:
— А ты сказочник. Может, еще и волшебник к тому же? Сотвори-ка чудо. Ведь не сможешь. Что толку от твоих сказок? — Он выругался вполголоса, сплюнул в окно: — Сдохнем все.
— Витя, хватит! — умоляюще вскрикнула женщина.
— А что хватит-то?
— В самом деле, мужик, успокойся, — сурово сказал Олег. — Не нагнетай. Не пугай ребенка.
Иза погладила его по щеке. От прикосновения маленькой теплой ладони захотелось закрыть глаза и перестать думать. Чувствовать эту ладошку вечно…
— Олег, скажи…
— Что, моя хорошая?
— Почему будет больно?
— Не будет. Все хорошо. Не думай об этом.
— Думай не думай, а сгорит здесь все, — снова влез водитель. — Ядерный реактор — это не детская хлопушка. Огонь все пожрет, ничего не оставит. Да и жить здесь нельзя будет лет сто. Вот она — правда жизни, не сказка.
Девочка задумалась:
— Есть огонь — будет больно. Не станет огня — не будет больно… Я только должна крепко-крепко захотеть…
Кошка с воплем сорвалась с ее колен и нырнула в щель между коробками.
— И была ящерица, что искала тепла в огне, да не находила и замерзала, забирая пламя…
Олег оторопел. Его слова. Эту сказку он рассказывал Изе больше года назад. Он даже толком уже и не помнил, о чем она была.
— И носили ее по миру ледяные ветра тоски, и не было ей покоя…
Водитель ударил по тормозам — настолько резко, что Изу рвануло из рук Олега. Он прижал ее к себе, взглянул вперед…
Посреди дороги стояла саламандра. Огромная — размером с крупную корову. Золотистые отблески играли на теле ящерицы в свете фар. Янтарные глаза внимательно взирали на Изу. Олег не успел ничего сказать, а девочка выскочила из машины, подбежала к ящерице и обхватила ее за шею:
— Хорошая… красивая… помоги. Потуши огонь. Пусть не будет больше больно и плохо мне и Олегу…
— Бред, — отчетливо произнес водитель. — Это какой-то бред.
Олег вышел из авто, подошел к водительской дверце, распахнул ее.
— Выметайся. И быстро, — приказал он водителю. И женщине: — Вас тоже касается. Поможете нам — имеете большой шанс уцелеть.
Пистолет в его руке был надежным аргументом. Ему подчинились беспрекословно.
— Иза, садись скорее!
Она послушно устроилась рядом с ним.
— Мы ее проводим?
— Да.
Помог девочке пристегнуться, бросил взгляд на саламандру. Та с интересом разглядывала замерших у обочины владельцев машины. Вернее, бывших владельцев.
— Давай за нами, милая, — шепотом сказал Олег, садясь за руль.
Иза смотрела на него сияющими глазами:
— Олег…
— Всегда-всегда. Я никуда не уйду. Я тебя люблю.
Посмотрел на часы. Развернул машину. Высунулся в окно, посвистел саламандре. С удивлением увидел, как пасть ящерицы расплывается в широченной улыбке, и понял, как на самом деле мало нужно, чтобы поверить даже в самое невероятное. Крепко-крепко поверить…
Летела по дорогам опустевшего города одинокая легковушка. И следовала за ней великолепная огненная саламандра — легко, словно несли ее ветры. Улицы взирали им вслед расширенными зрачками окон. Время замедлило ход, завороженно любуясь заревом над горящим зданием реактора. Замершие вдалеке в тревожном ожидании люди и понятия не имели о том, что Сказатель уже родился.
В мир возвращалась сказка.