Страница 38 из 75
Надпись мелом была нетронута! Он оделся и медленно вышел из дому. На этот раз был прилив, поэтому он, пройдя между дюнами, вышел к зыбучим пескам не с той стороны, как обычно, а с противоположной. О ужас! К песчаной пучине вели его собственные следы!
Домой он вернулся в подавленном состоянии. Ему казалось совершенно необъясним, как это он, деловой человек, проживший долгую и бедную событиями жизнь в самом сердце делового Лондона, оказался втянут в совершенно мистическую историю с двойниками и предсказаниями. Он не мог обсудить свою беду даже с женой, поскольку слишком хорошо знал, что она сразу же начнет донимать его расспросами, додумает несуществующие подробности и в итоге обвинит его во всех смертных грехах. В общем, мистер Маркем с каждым днем замыкался в себе все больше. Однажды вечером, когда вода далеко отошла от берега и луна уже светила вовсю, мистер Маркем дожидался в своей комнате ужина, когда к нему зашла служанка и доложила, что пришел Сафт Тамми и затевает скандал, потому что его не пускают в дом, а он непременно хочет поговорить с хозяином. Маркому это очень не понравилось, но он не хотел, чтобы служанка решила, что он чего-то боится, поэтому велел ей провести старика к себе. Тамми решительно вошел в комнату, глядя прямо перед собой, хотя обычно глаза его были опущены. Едва переступив порог комнаты, старик заговорил:
— Пришел я посмотреть на тя еще раз… еще раз, а ты сядишь, как тот попугай на сидале. Что ж, прощаю я тя, человек! Помни, прощаю! — с этими словам он развернулся и, не произнося больше ни слова, ушел, оставив хозяина дома в негодовании.
После ужина мистер Маркем решил сходить к зыбучим пескам — ему больше всего не хотелось выглядеть (даже в собственных глазах) трусом. Ровно в девять часов вечера он вышел из дому в костюме шотландского горца и двинулся по направлению к берегу. Миновав дюны, он уселся на землю у подножия ближайшей скалы. Полная луна озаряла бухту ярким светом, подчеркивающим пену на волнах, с шипением набегающих на берег, темный контур гор и стойки, на которых сушились рыбацкие сети. Из-за призрачного лунного света казалось, что окна во всем Крукене и далеком замке лэрда мигают, как звезды в ночном небе. Долгое время он просто сидел и наслаждался красотой природы, на душе было так спокойно, как не было уже много дней. Нелепые подозрения, раздражительность и глупые страхи последних нескольких недель куда-то ушли, и их место заняли святой покой и умиротворенность. Расслабившись, он стал обдумывать свои поступки, и ему стало стыдно за свое тщеславие и упрямство. Тотчас было принято решение больше никогда в жизни не надевать этот злополучный костюм, из-за которого он отдалился от всех, кого любил, и который доставил ему столько беспокойства и боли.
Однако как только он об этом подумал, в голове у него зазвучал другой голос, язвительный, который как-то даже с издевкой поинтересовался, а не слишком ли поздно что-то менять, ведь он уже однажды выбрал путь и должен следовать ему до конца.
«Нет, не поздно!» — твердо заявила лучшая половина Маркема, и он поднялся, собираясь пойти домой и раз и навсегда избавиться от ставшего ненавистным костюма. Он задержался лишь на миг, чтобы последний раз окинуть взглядом прекрасный вид на бухту. Мягкий свет как будто скрадывал все острые углы на скалах, деревьях и крышах домов. Тени казались бархатисто-черными, а вода в море наоборот сделалась светлее. Он сделал шаг от скалы и ступил на широкую гладь желтого песчаного берега в белоснежных оборках пены, которую нагонял прилив.
Но как только нога его опустилась на песок, неописуемый ужас свел судорогой все его тело и кровь застыла у него в жилах. Он увидел, как с противоположной стороны зыбучих песков от второй скалы отделилась роковая фигура его двойника. Потрясение было усилено тем, что видение явилось именно в ту секунду, когда все вокруг казалось таким спокойным и прекрасным. Парализованный ужасом, он застыл на месте и стал смотреть на двойника, а жуткий зыбучий песок, разделявший их, пришел в движение, задрожал, как будто засасывая в свои пучины что-то невидимое. На этот раз ошибки быть не могло. Хоть луна и светила двойнику в затылок, отчего полностью рассмотреть его лицо было невозможно, мистер Маркем отчетливо видел бритые щеки, такие же, как у него самого, и щетинистые усы, которые он начал отпускать несколько недель назад. Клетчатый шотландский плед и орлиное перо над головой озарялись лунным светом. Лысина, видимая с одной стороны из-под заломленной набок шапочки, поблескивала так же ярко, как желтая топазовая брошь на плече и серебряные пуговицы. Рассматривая двойника, мистер Маркем почувствовал, что его ступни немного погрузились в песок, он все еще стоял на краю топкого места, поэтому сделал шаг назад. Фигура, стоявшая у подножия противоположной скалы, сразу же сделала шаг вперед, то есть расстояние между ними сохранилось.
Две фигуры стояли друг напротив друга в каком-то удивительном оцепенении. В ушах Маркема загремели слова пророчества: «Встань к себе лицом и покайся, прежде чем песок поглотит тебя!» Что ж, он стоит, он покаялся, и песок медленно поглощает его! Предсказание начинает сбываться.Вдруг над головой закричала чайка, одна из тех, что кружили над бухтой в поисках пищи. Этот звук вернул его к реальности. Он поспешно сделал несколько шагов назад, подальше от опасного места, но фигура напротив наоборот пошла вперед, и оказавшись в цепких объятиях смертоносного песка, стала тонуть. Маркему показалось, что он со стороны наблюдает за собственной страшной гибелью, и, не выдержав, громко вскрикнул. Тут же раздался душераздирающий крик двойника. А когда Маркем в отчаянии вскинул руки, фигура повторила его движение. Округлившимися от ужаса глазами он наблюдал, как его отражение все глубже и глубже погружается в зыбучий песок. Затем, поддавшись какой-то неведомой силе, он снова подошел к краю песчаной бездны, чтобы встретить свою судьбу, но когда выставленная вперед нога уже начала уходить в песок, снова раздались крики чаек, вернувшие ему способность мыслить трезво. Казалось, что песок вцепился в ступню мертвой хваткой и не отпустит ее никогда, но неимоверным усилием Маркем вытащил ногу, оставив в пучине башмак, развернулся и, охваченный ужасом, бросился прочь. Он бежал, пока силы не оставили его, и тогда он рухнул на поросшую травой тропинку между хмурыми песчаными дюнами.
* * *
Артур Маркем решил не рассказывать семье о страшном приключении, которое ему пришлось пережить… По крайней мере, до тех пор, пока не придет в себя окончательно. Теперь, когда двойник, его вторая личность, погиб в глубине зыбучих песков, ему стало казаться, что обычная умиротворенность возвращается к нему.
Придя домой тем вечером, он забылся крепким сном, лишенным всяких сновидений. Уже утром он почувствовал, что стал совершенно таким же обычным человеком, каким был раньше. Он был уверен, что его вторая личность, которая теперь казалась ему олицетворением всего плохого, что было в нем, исчезла навсегда. К тому же оказалось, что Сафт Тамми не пришел как обычно на свой пост у дверей Красного Дома, с того дня он вернулся к своей старой привычке сидеть в бухте в окружении гор мусора и смотреть пустыми глазами в никуда. В соответствии с принятым решением Маркем больше ни разу не надел шотландский костюм. Как-то вечером он связал его в узел и вместе с ютеймором, кинжалом, килтом и остальными причиндалами, улучив момент, когда его никто не видит, тайком снес их на берег моря и швырнул прямо на середину площадки, в зыбун. С чувством истинного наслаждения он наблюдал, как желтая масса поглотила связку предметов и снова превратилась в мраморную гладь. После этого он вернулся домой и объявил семье, собравшейся в гостиной для вечерней молитвы:
— Дорогие мои, я уверен, вы будете рады узнать, что я решил больше не носить костюм горца. Теперь я понимаю, каким самодовольным болваном я был все это время. Больше вы его не увидите!
— А где же он, отец? — спросила одна из дочерей, посчитав, что раз уж человек пошел на такую жертву, его поступок не должен остаться без внимания. Ответ был таким красивым, что она подошла к отцу и поцеловала его в щеку. Вот что он сказал:— В зыбучих песках, моя дорогая! И я надеюсь, что все плохое, что было во мне, исчезло вместе с ним и не вернется никогда!