Лорд и королева

Заговор состоял в том, что шесть человек должны убить Елизавету. Одним из шестерых должен был стать Бабингтон. Если они успешно справятся с этой задачей, то, как они твердо были уверены, им легко удастся посадить на трон Марию.

Уолсингэм, как один из лидеров протестантской партии, всегда сожалел, что Марии позволяют оставаться в живых, и коль скоро письмо Марии к заговорщикам, в котором она полностью поддерживала покушение на Елизавету, оказалось в его руках, он, не теряя времени, арестовал этих людей, выложив перед королевой и ее Советом всю суть заговора.

Как только новость разнеслась по Англии, страну охватила радость. Разжигались костры, на зеленых лужайках в деревнях устраивались танцы, в городах на улицах распевались песни. Всеми любимая королева чудом избежала смерти, и наконец-то эта шотландская Иезавель продемонстрировала ее самому милостивому величеству свою истинную сущность. На перекрестках улиц и в церквях служили молебны.

Елизавета с огромной признательностью следила за этими проявлениями любви и преданности, но она знала, что народ требует смерти Марии.

Семерых заговорщиков, чьи имена назывались в письмах, со связанными за спиной руками протащили через город от Тауэр-Хилл до Сент-Жиль-Филдс. Одним из семи был Энтони Бабингтон. После повешения их вынули из петли еще живыми, разрезали на куски и выпотрошили внутренности. Подобную жестокость можно было часто наблюдать во времена правления великого Генриха, в настоящее же время она стала редкостью.

Мучительные крики истязаемых людей разносились за пределами Сент-Жиль-Филдс, и, слушая их, многие думали о развратной женщине, на которую они возлагали ответственность за ужасные страдания этих людей.

На следующий день еще семь человек приговорили к подобной ужасной казни, но Елизавета, понимая настроения народа, ждущего от нее милосердия, приказала, чтобы их не резали на куски, пока они не умрут. Надругательство над их телами следует произвести после их смерти.

Оставалась Мария, и Елизавета понимала, что та должна умереть, несмотря на то, что была королевой.

Из Чартли Марию перевели в Фотерингей; специальная комиссия пэров, тайных советников и судей подвергла ее допросу и, несмотря на все ее возражения и доказательства невиновности, ее неоднократные выкрики, что Уолсингэм подделал письма, которые он представил королеве и ее министрам, признала ее виновной в заговоре против Епизаветы и приговорила к смерти.

Но даже теперь Елизавета не спешила подписывать смертный приговор. Она хотела сохранить в неприкосновенности принцип, что короли стоят выше суда простых смертных. Однако на королеву оказывали сильное давление. Ей напомнили о сложившихся отношениях с Испанией, и в конечном счете она склонилась к подписанию приговора. Но она не спешила отдать его на исполнение, а так как Уолсингэм в это время заболел, вся ответственность за отправку приговора в Фотерингей легла на ее секретаря Уильяма Дэвисона.

И вот февральским утром Мария, облаченная в черный бархат, с распятием в руке, отправилась в зал замка Фотерингей, где ее ждали плаха и палач. Она спокойно простилась со своими слугами.

— Не плачьте, — сказала она им, — это повод для радости, а не для печали, ибо теперь вы увидите, что земные страдания Марии Стюарт подошли к долгожданному концу.

Весь католический мир стал говорить о дьявольской подделке Уолсингэма, о греховном поведении Елизаветы, руки которой по локоть в крови.

Уолсингэм и Бэгли плевали бы на своих врагов. Но не королева. Угроза войны подошла вплотную, в испанских портах кипела работа по постройке Армады, которой предстояло завоевать весь мир, и ее первой жертвой должна стать Англия Елизаветы.

Королева пыталась умиротворить своих врагов. Ее первейшей заботой было оттянуть этот дьявольский день. Время было ее союзником — сейчас, как и всегда.

Она избрала Уильяма Дэвисона козлом отпущения. Она заявила, что в ее планы не входило отсылать приказ о смертном приговоре в Фотерингей. Она оплакивала свою шотландскую сестру. Она никогда не желала смерти Марии.

Елизавета отправила Дэвисона в Тауэр. Ему придется уплатить штраф, который его разорит. Но, прежде чем отправить его, она обещала платить ему жалованье, пока он будет ее узником, и, когда он упал перед ней на колени, потрепала его по плечу своей тонкой изящной рукой.

Утешительный жест королевы дал Дэвисону понять, что он стал всего лишь козлом отпущения, приносимым в жертву Испании, а она сама ненавидела Испанию так же страстно, как и любой другой человек в ее королевстве.

Как оказалось впоследствии, Дэвисон продолжал получать свое жалование, потому что королева оставалась верной своему слову, и когда его спустя некоторое время выпустили на свободу, она не забыла его вознаградить.

Итак, Мария Стюарт была мертва, но угроза со стороны Испании все росла, и Елизавета ясно сознавала, что Англия находится в опасности.

Когда Роберт возвратился из Нидерландов, его восторженно встретила королева. Прошел целый год с момента их последней встречи, и, взглянув в его лицо, она почувствовала прилив огромной нежности и жалости.

Как он страдал! Исчезла его величественность, у него отняли его высокий пост, о котором он так страстно мечтал.

Она слышала, что он болел в Нидерландах и ему требовались английские лекари. Она сразу послала их к нему, потому что, едва только она узнала о его болезни, весь ее гнев куда-то испарился. Летиция открыто изменяла ему с молодым и красивым Кристофером Блаунтом. И разве могла Елизавета распекать его в такое время? Разве могла она сделать что-то иное, как снова не взять его под свое крыло? Он потерял дорогого ему Филиппа Сидни, этого красивого и необычайно умного молодого человека.

В одно мгновение жизнь стала чересчур жестока к Роберту, и видя это, Елизавета в полной мере осознала всю глубину и силу своей любви, которая на протяжении почти сорока лет то тлела, то разгоралась с новой силой, и которую, как понимала она, ничто не в силах окончательно погасить.

Теперь она никуда его от себя не отпустит. Она компенсирует ему потерю его любимого племянника, потерю чести и неверность его жены. Милый Роберт, бывший некогда всепобеждающим героем, сейчас он сам оказался побежденным.

Раньше Елизавета считала, что будет неспособна любить человека, утратившего свою красоту, утратившего свои совершенные качества, свои достоинства, тем не менее, она осознала, что никогда не перестанет любить Роберта.

Страна пребывала в напряжении.

На всем южном побережье дозорные ожидали первого появления парусов. Были сложены сигнальные костры. В Плимуте сэр Френсис Дрейк в нетерпении поджидал врага. Лорд Ховард Эффингэмский умолял королеву доставить дополнительные боеприпасы. Даже в крохотных бухтах по ночам в свете ламп и факелов спешно готовили корабли. С лихорадочной быстротой укреплялись береговые фортификации, а у берега Девоншира вместе с судами сопровождения в ожидании находились «Арк» и «Акейтс», «Ревендж» и «Рэинбоу», «Елизавета Бонавертури» и «Елизавета Джонас» — лучшие корабли Англии.

Бэгли и Уолсингэм лихорадочно подсчитывали стоимость подготовительных работ, спрашивая друг друга, где достать деньги на то или иное предприятие. Всегда неохотно тратящая деньги, королева не давала разрешения снабжать провизией корабли, она отказывала морякам в жаловании.

Елизавета понимала, что настал момент величайшей опасности для ее правления и ее жизни. Если ее доблестные моряки не сумеют отразить нападение захватчиков, то Англия подвергнется большим страданиям. Елизавета любила свою страну материнской любовью, со страстью, которую она никогда не испытывала ни к одному человеку. Ее единственная забота заключалась в том, чтобы привести страну к миру и процветанию, и это ей удалось, и это она бы продолжала делать, если бы тиран из Эскориаля позволил людям исповедовать религию по своему выбору. Пусть у него будут его проповедники и его святая инквизиция — эта банда безбожных мучителей, — пусть он на кострах сжигает своих подданных, пусть он истязает их на дыбе, пусть он рвет их конечности раскаленными щипцами во имя Святой католической церкви, — Елизавете нет до этого никакого дела. Если они выбрали такую Веру и такого Короля, пусть их.