Страница 80 из 82
Когда Мари у дверей замка садилась в карету, а д'Антрег — на коня, вдалеке показались несколько всадников, галопом мчавшихся к Венсеннскому замку. Карета Мари двинулась с места, а д'Антрег задержался на минуту, чтобы посмотреть, кто же так торопится прибыть к королю. Он узнал всадника, скакавшего шагов на пятьдесят впереди остальных, а узнав, побледнел и прошептал:
— Здесь король Польши![11] Значит, Карл действительно умирает: воронье уже слетается.
Он пустил коня рысью и, нагнав карету Мари Туше, поехал вместе с ней в Париж. Карл IX остался наедине с кормилицей.
— Как хорошо было бы пожить еще! — прошептал король. — Пожить в свое удовольствие, как простой человек, в тиши полей: пить и есть, не думая о ядах; не высматривать в темноте кинжал предателя. Вот они, королевские мечты… Жить, просто жить! Господи, дай мне немного покоя, пожалей меня!
И слезы скатились по исхудавшему лицу короля.
— Матушка не зайдет ко мне? — спросил Карл.
В это утро Екатерина действительно не зашла в королевские покои. Видимо, с приездом в Венсенн того самого всадника, которого заметил на дороге д'Антрег, королева-мать была слишком занята.
— Помоги мне лень, кормилица! — попросил измученный Карл.
Старуха уложила короля на огромную кровать, заботливо подоткнула одеяло, и обессиленный Карл закрыл глаза.
— Ему лучше, — подумала кормилица и вышла из комнаты. Когда Карл IX понял, что около него никого нет, он открыл глаза.
— Один! — прошептал он. — Совсем один! Вокруг тишина! Все меня бросили, ни придворных, ни охраны! Они знают, что я умираю…
Так оно и было: король остался в полном одиночестве. Тишина вокруг его покоев была безмолвием заброшенности. Только старая кормилица время от времени заглядывала в комнату.
Однако, когда Карл прислушивался, ему казалось, что он различает какие-то непривычные шумы в замке. Похоже, кто-то ходил торопливыми шагами, оживленно и радостно разговаривал… Это был шум толпы, толпы придворных, которые спешат собраться вокруг короля… Кого же приветствовали как королевское величество, в то время как он, французский монарх, лежал здесь один, лицом к лицу со смертью?..
Прошли часы. Даже кормилица не заходила больше: может, ее услали куда-нибудь, чтобы она не сообщила королю, что же происходит в его замке.
К вечеру Карл захотел подняться и позвонил в гонг. Но никто не пришел. Тогда король попытался встать сам, без чужой помощи, но не смог и без сил рухнул на постель. Он с ужасом почувствовал, что остатки сил покидают его.
Так он лежал, измученный, в холодном поту, охваченный жутким страхом. Он хотел крикнуть, но смог издать лишь едва слышный хрип.
— Боже! Боже! — простонал Карл. — Умираю!..
Вдруг он резко приподнялся и застучал зубами… На него надвигался страшный припадок… Сумерки проникли в комнату. Карл сидел на кровати и правой рукой все отгонял от себя подступавшие призраки, а левой лихорадочно тянул на себя одеяло, словно пытаясь спрятаться.
— Кровь! — кричал он. — Зачем столько крови! Пощады! Кто, кто просит о пощаде?! Кто вы? Это ты, Колиньи? И ты, Клермон, что тебе надо? И ты здесь, Ла Рошфуко? И ты, Кавень? И Ла Форс? И Пон? И Рамус? Ты явился сюда, Ла Тремуй? И ты, Ла Плас? Зачем вы здесь? Что вам от меня надо?.. Господи! Они заполнили спальню! Они везде, везде… и в коридоре, и на галерее, и в замке, и во дворе… Они поднимаются по лестнице, входят сюда… Кто вы? Что вам нужно? Помогите! Кто-нибудь! Помогите… Зачем вы пришли? Убить меня?.. Стоны, хрипы… Колокола! Колокола бьют!.. У меня раскалывается голова. Я глохну от этого воя… Перестаньте! Не надо! Не мучьте меня…
Вдруг Карл IX замолчал. Его пронзительные крики перешли в жалобный стон, и, охватив голову руками, король зарыдал.
— Господи! Боже мой! Прости меня! — простонал он. Внезапно король протянул к невидимым призракам исхудавшие руки:
— Простите, простите… Я проклят…
Снаружи совсем стемнело, но в комнате появился свет — внесли светильники, и к ложу умирающего приблизились уже не призраки, а живые люди… придворные, герцог Анжуйский… Зловещая фигура, вся в черном, склонилась над Карлом — Екатерина Медичи, королева-мать!
Старая королева ледяными пальцами коснулась лба больного и прошептала:
— Сын мой…
Карл IX пронзительно вскрикнул от ужаса и попытался оттолкнуть эту руку. Потом приподнялся, оглядел всех безумными глазами и вновь упал на подушки.
Хрип вырвался из самых глубин его души:
— Кровь!..
На этот раз его видения стали реальностью. В постели действительно была кровь. Простыни были усеяны красными пятнышками! Кровь! Страшный кровавый пот агонии выступил на теле умирающего[12]. Карл в клочья изорвал на груди рубашку конвульсивно скрюченными руками. И все, кто был в комнате, с ужасом и отвращением увидели, что грудь и руки короля были в крови!
Даже Екатерина в страхе попятилась и закрыла глаза.
А Карл захрипел еще громче, и снова безнадежный крик прорезал тишину комнаты:
— Кровь на мне!
Вдруг рот его скривился, губы изогнулись, и страшный, зловещий смех вырвался из уст короля. При звуках этого смеха ужас проник в сердца тех, кто был в комнате. А Карл смеялся, и смех, похожий на вой, заполнил спальню, становясь все громче, пронзительней, звучней…
Вдруг все оборвалось, и Карл опрокинулся на подушки… он был мертв…
Королева склонилась над кроватью, положила руку на грудь сыну, и ладонь Екатерины стала алой от крови.
Тогда Екатерина выпрямилась, повернулась к смертельно бледному герцогу Анжуйскому и окровавленными пальцами схватила за руку своего любимого сына Генриха… она посмотрела на придворных и звучным голосом торжествующе воскликнула:
— Господа! Да здравствует король!
XLVII. Весна в замке Монморанси
Мы оставили наших героев 25 августа 1572 года, когда они въезжали в ворота замка Монморанси.
Читатель, вероятно, помнит, что, посетив когда-то Маржанси и окончательно убедившись в том, что его супругу Жанну де Пьенн оклеветали, маршал де Монморанси приказал своему управляющему отделать заново целое крыло замка для двух высокородных дам. Вот в этой части замка и разместились Лоиза с Жанной де Пьенн.
Маршал мечтал, что к женщине, которую он когда-то любил и любит до сих пор, вернется разум. Он так надеялся, что, увидев Маржанси и родной дом, Жанна испытает потрясение, которое возвратит ее к жизни… Но отправиться с ней в Маржанси Франсуа не сумел.
В это тяжелое время маршал де Монморанси считал своим долгом действовать, призвав все свое мужество и самоотверженность. Он устроил Жанну с дочерью в замке, а сам в тот же день приказал ударить в набат. По его приказу заперли ворота, убрали подъемные мосты, открыли плотины и заполнили водой рвы, которые в мирное время оставались сухими. Были заряжены восемьдесят орудий, и четыреста солдат замкового гарнизона заняли боевые посты. Короче, замок Монморанси был готов выдержать длительную осаду. Одновременно Франсуа разослал в разные концы нарочных.
Принимая окончательное решение, маршал де Монморанси долго совещался с шевалье де Пардальяном.
В тот же день под стенами замка собралось две тысячи четыреста хорошо вооруженных всадников. Они разделились на два кавалерийских отряда, по двенадцать сотен человек в каждом, один возглавил сам маршал, другой — Пардальян. Оба отряда выступили в разных направлениях. Их вели два человека, оставившие в замке тех, кого они любили больше всего на свете, и отправившиеся навстречу смертельной опасности, выполняя свой человеческий долг.
Маршал двинулся к Понтуазу, оттуда — к Маньи, потом повернул на север и дошел до Бове. Где бы ни был Франсуа де Монморанси, он собирал людей, способных воевать, прямо и честно разговаривал с ними, рассказывал о парижской трагедии, убеждал выступить с оружием в руках против любых попыток сеять смуту и раздор.
11
Имеется в виду герцог Анжуйский. Как известно, герцог Анжуйский, брат Карла, вскоре после Варфоломеевской ночи был избран королем польским. Известно также, что, предупрежденный Екатериной Медичи о скорой кончине короля Карла IX, он тайно покинул Польшу, прибыл в Венсенн незадолго до смерти брата и унаследовал корону Франции под именем Генриха III (примеч. авт.).
12
Исторический факт (примеч. авт.).