Страница 33 из 37
Вернувшись на сцену, он собрал в конверт немного пыли с пиджака Хиксона, потом вскарабкался по лестнице на верхний ярус колосников, чтобы и там взять пыль для экспертизы. При помощи лупы и фонарика он тщательно осмотрел веревку, уделив особое внимание петле. Затем настала очередь перил и половиц. Он также установил на глазок высоту падения тела. Спустившись вниз, Аллейн отыскал метлу под мостками электрика и с нее тоже собрал пыль. Тем временем в театр прибыли сержант Бейли и полицейский врач.
— Итак, вы уверены, что это убийство? — спросил врач у старшего инспектора после осмотра трупа. — Вам виднее. С медицинской точки зрения смерть наступила от удушья и перелома шейных позвонков. Никаких других следов насилия я не обнаружил, если не считать небольшой ссадины на плече.
— Мог этот синяк возникнуть от удара ногой сверху вниз? — спросил Аллейн.
— Да, мог, — ответил врач, окинув взглядом ведущую на колосники лестницу. — Теперь и мне ваша версия кажется достоверной.
Из фойе возвратился ходивший звонить Фокс.
— Что Уоткинс? Есть от него вести?
— Он ушел домой, но его привезут сюда.
— А Кембридж?
Слуга из Питерхауза дал пространные показания. Наш сотрудник, выезжавший на место, представит вам полный отчет. Фургон из морга уже здесь.
— Труп можно уносить.
Фокс сходил к служебному входу и вернулся с двумя санитарами, Хиксона положили на носилки, когда часы пробили полночь.
— Мне не по себе, как было Гамлету, заколовшему Полония, — признался Аллейн.
— Опять Шекспир! — вздохнул Фокс. — Я предпочитаю более развлекательное чтение.
Зато доктор, подхватив мысль Аллейна, негромко продекламировал:
— «Прощай, вертлявый, глупый хлопотун!» Полагаю, эти слова звучали здесь не раз, — добавил он, точно размышляя вслух.
— Однако при иных обстоятельствах, — уточнил Аллейн.
— А вот и Уоткинс.
Сержант Уоткинс был коренаст, с густой рыжеватой шевелюрой.
— Вы хотели меня видеть, сэр? — настороженно обратился он к Аллейну.
— Доложите, Уоткинс, что вы видели в течение дня.
Ничего примечательного, сэр. Мой подопечный с утра до вечера пробыл дома и на улицу не выходил.
— Вы в этом уверены?
Уоткинс зарделся.
— Я караулил в садике напротив, глаз с парадного не спускал.
— Кто входил и выходил из подъезда?
— Жильцы из других квартир. Интересующий нас субъект изредка выглядывал в окно, таким образом я убеждался, что не упустил его.
— В котором часу он выглядывал в последний раз?
— Без четверти десять, сэр! — приободрился Уоткинс.
— После этого кто-нибудь выходил на улицу?
— Да, сэр, разные люди. Большинство из них я признал — постоянные жильцы.
— А были среди выходивших такие, кого вы видели в первый раз?
— Одна служанка, еще какая-то парочка, а до них — пожилой господин в мягкой шляпе, вечернем костюме, а сверху — что-то вроде пелерины. Он слегка прихрамывал. Консьерж сходил для него за такси, и я слышал, как господин этот назвал водителю адрес: «Театр Плаза». Я потом расспросил консьержа: женщина приходит убираться в одну из квартир, а пожилого джентльмена он не знал, видел только, что спустился тот со второго этажа, должно быть, ужинал у кого-то. Парочка же — из квартиры на первом этаже.
— Это все?
— Нет, сэр. Приходил еще молодой человек в дорогом двубортном костюме, котелке и темно-синем галстуке в полоску. Я слышал, как он назвал лифтеру этаж, на котором живет мой подопечный.
— У него светлые усы и гвоздика в петлице?
— Да, сэр.
— Долго ли он пробыл? резко спросил Аллейн.
— Нет, минут через пять вышел и зашагал к площади. В двадцать два пятнадцать меня сменил сержант Аллисон, он и сейчас на посту.
— Спасибо, Уоткинс.
— Я в чем-то оплошал, сэр?
— Не думаю, что вас можно в этом упрекнуть, но вы приняли убийцу за порядочного человека. Пусть кто-нибудь сменит Аллисона, а его немедленно пришлите сюда.
Уоткинс изменился в лице:
— Если позволите, сэр, я сам подменю Аллисона.
— Отлично, Уоткинс. Кто бы ни вышел из подъезда, будь то мужчина или женщина, всех останавливайте, записывайте имя и адрес, а главное — убедитесь, что они те, за кого себя выдают. Томпсон, можете составить компанию Уоткинсу. И не стройте из себя обиженных карапузов. В этом деле все мы допустили немало просчетов.
Томпсон, пристыженно потупившись, сказал:
— Видит Бог, сэр, мы не хотели вас подводить. А ежели я лгу, служить мне в рядовых полисменах до конца моих дней, да к тому же в ночной смене!
— Ия, сэр, готов под этим подписаться! — воскликнул Уоткинс.
— Ладно уж, проваливайте, простофили, — незлобиво отозвался Аллейн и заговорил с Фоксом: — Я должен кое-куда позвонить. С минуты на минуту сюда доставят протокол допроса слуги из Питерхауза. Если Аллисон прибудет без меня, спросите его в том же духе, что Уоткинса.
— Идете просить ордер на арест?
— Нет пока, не хочу срывать завтрашний спектакль.
Аллейн прошел через зрительный зал в фойе. Со стен кокетливо улыбались актрисы. На фотографиях были автографы: «Всего лучшего!», «Дорогому Роберту», «Твоя навек». На самом видном месте висел портрет женщины, изображенной у раскрытого окна, на раме — лаконичная надпись: «Стефани Воэн».
Отыскав телефон, Аллейн набрал нужный номер.
— Алло! — раздался заспанный голос в трубке.
— Алло! Мы как будто условились, что вы не станете больше наносить визитов.
— Это вы, Аллейн?
— Он самый, — мрачно подтвердил старший инспектор.
— Не бранитесь, я пять минут трезвонил, но мне так и не открыли. А что у вас нового?
— Новость не из приятных: в «Единороге» совершено еще одно убийство.
— Что?!
— Отправляйтесь назад в постельку и не вздумайте никого навещать!
Аллейн повесил трубку, и, чертыхнувшись, поспешил назад на сцену.
ГЛАВА 21
ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ
На следующий день, в десять сорок пять утра старый Блэйр повесил свой заношенный котелок на гвоздь в каморке у служебного входа, взглянул на стенные часы и неодобрительно прищелкнул языком: снова стоят! В ящиках для писем была одна-единственная открытка, адресованная мисс Сузан Макс. Блэйр, приблизив нос к ее глянцевитой поверхности, прочел:
«Сузан, милочка, это ужасно! Сердцем я с тобой в этот трагический час испытаний. Представляю, каково вам всем. Гастроли проходят успешно, сборы недурны.
Всего наилучшего, Дейзи».
В проулке раздались шаги. Блэйр, покряхтывая, вернулся на свой пост. Дежуривший у входа констебль отдал честь, приветствуя старшего инспектора Аллейна, Фокса, сержанта Бейли и трех агентов в штатском.
— Доброе утро, Блэйр! — поздоровался Аллейн.
— Доброе утро, сэр.
Процессия зашагала по длинному коридору к сцене, где уже находились Томпсон и Уоткинс.
— Все готово? — спросил Аллейн.
— Так точно, сэр.
Аллейн, задрав голову, посмотрел наверх. Потолочную парусину вновь подняли, натянули и привязали к первому ярусу колосников.
— Прислушайтесь, сэр, — обратился к Аллейну Томпсон.
Все умолкли, и сверху донеслось шуршание вперемежку с негромким скрипом. В одном месте парусина слегка провисла, будто бы какой-то предмет надавливал на нее. Вмятина то пропадала, то появлялась вновь, с равномерными интервалами.
— Отличная работа! — похвалил Аллейн. — Двери артистических уборных не забыли отпереть?
Оказалось, что все его инструкции были неукоснительно исполнены. На сцене стояли декорации той картины, в которой Сюрбонадье заряжал револьвер. Занавес был поднят, зачехленные кресла в зрительном зале серели в полумраке.
За кулисами раздались шаги — это был Джордж Симпсон.
— Вот и вы! — обрадовался Аллейн. — Слава Богу, а то какой из меня помреж! Все ли правильно расставлено?
Симпсон попятился к рампе и оттуда обозрел сцену, в этом маленьком человечке сразу проснулся профессионал:
— Все на месте.