Крещение

— Отпустите его. Как ты оказался там?

— Жена, говорит, в поселке, — отвечал все тот же патрульный, становясь по стойке «смирно» перед командиром полка.

Охватов, разминая руки, теперь только увидел, что оба патрульные в плащ-накидках, с поднятыми капюшонами.

— К жене пошел, выходит? — сказал Заварухин. — Проститься?

— Так точно, товарищ подполковник.

— Постой, постой! — Заварухин осветил фонариком залитое дождем, бледное лицо Охватова с посиневшими от холода и страха губами. — А где твоя винтовка?

— В вагоне, товарищ подполковник.

— Идите, товарищи бойцы. Оставьте его.

— Есть оставить!

— Старшиной роты кто у вас, Пушкарев?

— Так точно, товарищ подполковник, Пушкарев.

— Он что же, Пушкарев-то, отпустил тебя.

— Никак нет. Кто в такой спешке отпустит?

— Разве вас не предупредили, — все спрашивал Заварухин, урезая свой большой шаг на шпалах, — не предупредили разве, что отставание от эшелона приравнивается к дезертирству?

— Предупредили. Так точно.

— Выходит, все знаешь и подвергаешь себя опасности? А если б отстал?

— Не на худо рассчитываешь, — сказал Охватов и вдруг добавил: — Это только у других бывает плохо, товарищ подполковник.

— Как твоя фамилия?

— Охватов, товарищ подполковник.

— Так вот, боец Охватов, доложи ротному, чтоб он наказал тебя.

— Есть доложить.

— Я проверю. Гляди! А впредь намотай на ус, Охватов, ничего не делай, не взвесив загодя все «за» и все «против». Сам знаешь, куда едем. Иди в роту. Да, постой. Вот скажи, Охватов, боятся ваши ребята фронта?

— Я бы сказал, товарищ подполковник, не боятся. А может, и боятся. Кто скажет. Наверно, кто как.

— А ты?

— Боязно, но надо.

— Обтекаемо как-то говоришь. Ну ладно, иди.

— Слушай, ты, — толкнул Торохин Охватова, — что ты все подстанываешь? Болеешь, что ли?

— Да нет вроде. Так это. Как станет задремно — жена вот она, перед глазами. У меня такое дело, слышь?

— Имей, парень, такую жену, и ничего тебе больше в жизни не надо, — сказал Торохин, выслушав до конца рассказ Охватова. — Моя б ни в жизнь не поехала. Поедет она тебе — держи карман шире.

— Хороший вы материалец — ни с какого боку не подпорченный, — между затяжками проговорил Торохин, — Ничего не видели, ни хрена не знаете. Немца вам покажут — и будете стрелять.

— Будем, — согласился Охватов. — А ты?

— Видишь ли, Охватов, я давненько приглядываюсь к тебе и думаю, не ошибусь, ежели немного доверюсь.

— Если жалеть меня собрался, то я не пойму тебя, — сказал Охватов на коротком вздохе.

— Черт тебя жалей. Понял? У меня была жалость, да вся ужалась. Я так пожалею, что твоими костями в бабки можно будет играть. А вообще я не злой. Понимаешь ли, Охватов, обидели меня… Да не поймешь ты. Хотел поговорить, да, вижу, без толку. Салага еще ты.

— Шакалы! Из-за ложки суна глотки готовы резать друг другу.

— Чего ты обиделся? Что я сказал тебе? Ну салага. Конечно, салага.