Николай II

Уже 10 апреля 1917 года посольство Великобритании объявило русскому МИДу, что «не настаивает на переезде царя в Англию». Это был шедевр дипломатической эквилибристики: можно было подумать, что ранее правительство Его Величества «настаивало» на чем-то подобном!

Когда же случилось злодеяние в Екатеринбурге, когда во всей красе стали проявляться кровавые дела «прогрессистов и социалистов», некоторые в Европе прозрели и перестали отстаивать тезис о «реакционности» царской власти. Другие замолчали, но кое-кто все же остался приверженцем старых предубеждений. Дискуссии разгорелись и в среде русской эмиграции, и в высших кругах Великобритании. Известный военный и государственный деятель лорд Маунбеттен (родственник короля и племянник Александры Федоровны), например, неоднократно публично заявлял, что руки Ллойд Джорджа «обагрены кровью Романовых».

А что же король? Какова его роль во всей этой печальной истории? У Николая II существовали давние дружеские отношения с Георгом V. Еще цесаревичем, в 1893 году, Николай Александрович присутствовал на свадьбе старшего сына наследника престола, герцога Йоркского, женившегося на принцессе Марии Текской. Потом «милый Джорджи» приветствовал брачную партию цесаревича со своей кузиной Алисой Гессенской. После помолвки в Кобурге, в апреле 1894 года, Георг писал: «Мой дорогой старина Ники! Я должен послать тебе всего пару строк, чтобы от всего сердца поздравить тебя с хорошей вестью, что ты телеграфировал мне вчера. Желаю тебе и дорогой Аликс всех радостей и счастья теперь и в будущем. Мне в самом деле доставляет удовольствие думать, что все наконец устроилось и что великое желание твоего сердца наконец сбылось, ведь мне известно, что уже несколько лет ты любишь Аликс и хочешь жениться на ней. Я совершенно уверен, что она будет тебе отличной женой, и что она очаровательна, мила и образованна».

Николай II тепло относился к своему двоюродному брату и никогда не выказывал по отношению к нему никаких критических замечаний. Он очень ценил и уважал его родителей, а с «милым Джорджи», когда встречались, у них не возникало никакой неловкости, натянутости. Отношения были искренними и родственными. Николая Александровича всегда чрезвычайно занимало их удивительное внешнее сходство. Дело доходило до курьезов: сама Мария Федоровна однажды перепутала их, приняв племянника Георга за своего сына. Случались и другие забавные случаи.

В ноябре 1894 года, после обряда венчания Николая II и Александры Федоровны в церкви Зимнего дворца, их английский кузен и гость Георг решил пройтись по Петербургу. Позади него сразу же образовалась толпа, в молчаливом оцепенении шествовавшая за английским принцем вплоть до Аничкова дворца, где была свадебная трапеза. Оказалось, толпа решила, что молодой император следовал один пешком из Зимнего дворца, и Николай II невольно рассмеялся, когда ему о том рассказали. Царь испытывал симпатию и к жене Джорджи, Мэй, и чем-то она ему даже напоминала его Аликс.

Что же касается Александры Федоровны, то она, выросшая рядом с Георгом, вращавшаяся в одном с ним кругу, не питала особого расположения к своему кузену. Она считала его довольно пустым человеком, которого больше интересовали охота и скачки, чем серьезные занятия или увлечения. Она хорошо помнила, что с детства он не питал должного уважения к их бабушке, королеве Виктории, и даже за глаза острил и делал критические замечания в адрес королевы. Аликс считала подобное отношение неприличным. Она хорошо помнила и то, как летом 1894 года, когда цесаревич Николай в качестве жениха гостил в Англии, Джорджи позволил себе несколько раз бесцеремонно обсуждать перспективы их с Ники дальнейшей жизни и даже публично (какой стыд!) рекомендовал ему носить туфли на высоком каблуке, чтобы быть вровень с Аликс! Александра Федоровна и через многие годы с возмущением говорила об этом, считая поведение его совершенно бестактным. Она так и не рассталась с убеждением, что Джорджи просто «глупый человек».

Николай Александрович не был склонен придавать значение мелким недоразумениям и неудовольствиям, абсолютизировать их. Его отношения с принцем, а затем королем носили ровный характер. Они время от времени переписывались, и послания их дышат теплотой и родственной симпатией. Вскоре после восшествия на престол в 1910 году Георг V писал русскому царю: «Да, мой самый дорогой Ники, я надеюсь, что мы всегда будем продолжать нашу с тобой дружбу; ты знаешь, я неизменен, и я всегда тебя так любил». Письмо заканчивалось трогательно: «В мыслях я постоянно с тобой. Благослови тебя Бог, мой дорогой старина Ники, и помни, что ты всегда можешь рассчитывать на меня как на своего друга. Навеки твой преданный друг Джорджи».

К тому времени Лондон и Петербург смогли преодолеть старые предубеждения, отношения между двумя странами становились дружескими, а на мировой арене они выступали уже союзниками. Георг относился к числу тех в Великобритании, кто видел главную угрозу национальным интересам со стороны Германии, для успешного противодействия гегемонизму которой альянс с Россией был жизненно необходим.

Николай II не был склонен осложнять отношения с Германией, но с Великобританией искренне стремился поддерживать и развивать дружеские связи, чему способствовали и личные симпатии монархов. Когда началась мировая война, переписка царя и короля отразила все важнейшие вехи, все главные драматические коллизии страшного противостояния. «Дорогого Ники» и «милого Джорджи» соединил единый порыв, одно главное стремление: добиться полной победы над ненавистным врагом. Последнее послание Георга V Николаю II датировано 17 января 1917 года и завершалось словами: «Навеки, дорогой Ники, твой самый преданный кузен и верный друг Джорджи». Русскому царю оставалось править чуть больше месяца.

Уже после отречения императора английский монарх прислал на имя русского кузена телеграмму: «События последних недель глубоко опечалили меня. Мои мысли постоянно с Вами, и я всегда остаюсь Вашим истинным, преданным другом, каким, как Вы знаете, я всегда был в прошлом». Это выражение дружеских симпатий не дошло до адресата: лидер крупнейшей русской либеральной партии, а тогда министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков решил, что послание адресовано царю, а раз Николай II таковым больше не является, можно и не передавать телеграмму, чтобы не возбуждать ненужные толки о том, что Великобритания интригует «против новой власти». И Николай II никогда не узнал об этой последней весточке от «милого Джорджи».

Когда именно у Николая II возникло намерение отбыть в Англию — неизвестно, но несомненно, что в момент отречения он имел в виду подобную возможность. И с каждым днем все более и более убеждался, что вряд ли ему и Аликс позволят остаться в стране. Он регулярно читал газеты, наполненные враждебной клеветой и злобными призывами, и желание временно покинуть Россию только усиливалось. Нет, о постоянной эмиграции ни он, ни Аликс никогда не думали: они лишь считали, что это — временный ртъезд, до окончания войны, а затем, когда наступит другое время, когда придет умиротворение в души людские, можно будет вернуться и жить там, где только и могли жить: в России. Когда Николай Александрович вернулся в Царское, они с Аликс серьезно обсуждали отъезд, решали, что взять с собой, кого из верных людей пригласить сопровождать их. Конечно же, оставался вопрос о деньгах. В 1917 году никаких капиталов у царской четы за рубежом не существовало (то, что имелось в английских банках, было израсходовано на нужды снабжения русской армии, а вклады на детей, в берлинских банках, были безнадежно потеряны). Николай II полагал, что новое правительство России обеспечит его семью. Тем более что им ведь так мало было надо. Они не претендовали ни на какие резиденции, не собирались присваивать коронные драгоценности, другое движимое и недвижимое имущество, принадлежавшее ранее монарху. Они могли довольствоваться малым.

Идею уехать в Англию, чтобы переждать там «ненастье» на своей родине, не сразу, но приняла Александра Федоровна. Там она выросла, там было столько дорогих воспоминаний, там была «родина ее молодости». А ведь никуда больше им с Ники и уехать нельзя. Хотя Джорджи и не очень умен, но все-таки у него хватит ума сделать все, чтобы стать гарантом их благополучия. Ведь это долг монарха! А эти бессовестные намеки в газетах на ее предательство, на то, что она работала в пользу Германии, что она чуть ли не шпионка Вильгельма! Это какой-то бред, который и опровергать-то не стоит. Она себе и представить не могла, что в Лондоне к этому «бреду» относились вполне серьезно. В мае 1917 года министерство иностранных дел Великобритании через своего посла Бьюкенена передало новому министру иностранных дел М. И. Терещенко, что «Британское правительство не может посоветовать Его Величеству оказать гостеприимство людям, чьи симпатии к Германии более чем хорошо известны».