Страница 102 из 104
Сначала я был очень благодарен ему, И только позже понял, что он поступил так не из благородства, а совсем по другим мотивам. Ну, вы представляете. За последние два года все его романы писал я. Морэ уже выдохся, он ничего не мог придумать. Морэ, мастер криминальной литературы, был мною. Но об этом ни» кто не знал, кроме тетушки...
— Я не могу на нее злиться,— с нежностью продолжал он.— Она желала мне добра, но, если бы не ее поступок, вы бы не услышали о моем существовании и не приехали в предместье Сен-Мартин. Валери, между прочим, попала туда впервые, как нарочно, когда вы были там.
Шаг за шагом Морис получал подтверждения всем своим предположениям.
— Но почему она так поступила? — спросил он.— Это ведь было легкомысленно. -
— Она приехала из-за черного «пежо», который преследовал вас. Он ее очень обеспокоил, и Валери непременно пожелала поговорить со мной. К сожалению, у меня нет телефона.
— Кстати о телефоне,— заметил . Морис.— Вы, уже потом, задним числом, вызвали туда остальных, чтобы появление Валери не показалось подозрительным, не так ли?
— Да, я это сделал, когда вы с Валери сидели в комнате тети. Я опустил в ящик конверт.
— Другие письма писали тоже вы?
— Да,— стыдливо признался Кулонж и тут же добавил:— Само собой разумеется, я не имел ни малейших намерений делать что-нибудь плохое вашей дочери.
— Зачем же вы угрожали ей?
— Я хотел снова направить полицию на поиски Дюпона. Валери позвонила мне в банк тотчас после вашего звонка.
— Итак, вернемся к Морэ.
— Вы понимаете, почему он выручил нас из затруднительного положения? — спросил Кулонж.— Потому что прежде всего преследовал свою выгоду. Он держал меня в руках с тем, чтобы я работал на него. Я был вынужден всю свою жизнь оставаться тайным автором, вкалывающим за другого. С этим я бы примирился и мог примириться еще со многим, если бы он не перенес свое вымогательство на Валери. Угрожая ей полицией и тюрьмой, он заставил ее сделаться его любовницей.
Кулонж встал. С высоты своего почти двухметрового роста он прибавил:
— Да, такой свиньей был ваш друг.
Морису невольно пришла на ум параллель: Валери и Изабель. Одну он запугал, другую заполучил посредством лживых обещаний.
— Валери много месяцев терпела и молчала,— продолжал Кулонж сдавленным голосом.— Но потом не смогла больше выдержать и все мне рассказала. Мы пришли к выводу, что он должен умереть.
Теперь рассеялся остаток тумана, и Морис неожиданно понял всю правду.
Сначала он видел все в ложном свете, поскольку не учел очень важного психологического момента, а именно — профессии главного действующего лица. Как убийца, так и жертва были авторами криминальных романов. Кулонж решительно заявил: «Морэ, мастер криминальной литературы, был мною».
Теперь стали понятны и слова Валери, испуганной появлением фальшивого Дюпона.
— Дюпона не существовало,— сказал Морис.— Вы его просто придумали, чтобы направить полицию по ложному следу.
Морис не нуждался ни в каких подтверждениях Кулонжа. Он теперь точно знал, что рукопись Даниеля была обыкновенной липой.
— Вы написали рукопись, а Валери нарисовала портрет. Встреча Морэ с Дюпоном была лишь плодом вашей фантазии.
Кулонж кивнул.
— И когда вы очень искусно перемешали выдумку с правдой,— продолжал Морис,— несуществующее стало казаться еще более вероятным. Морэ сам прибегал к обману, разговаривая со мной и спрашивая о Дюпоне. Вероятно, он делал это по просьбе Валери?
— Да. Тогда она еще сидела дома. Она заявила, что ей требуется эта информация для рекламного агентства. Конечно, Морэ не имел понятия, что сам подготавливает свою гибель.
В цинизме Кулонжа не было и тени раскаяния. Он добавил деловым тоном адвоката, объясняющего условия контракта:
— Мы предварительно обо всем договорились.
— Но все же Валери очень рисковала,—заметил Морис.
Он имел в виду рукопись, портрет и все прочие пункты, в которых она была сообщницей.
— Вы ее — или она сама себя — поставили в опасное положение.
— Нападение — лучший способ защиты,— пожал плечами Кулонж..
— Все же для нее было, безопаснее совсем не впутываться сюда.
— Практически это было невозможно. Рано или поздно полиция обратила бы внимание на ее связь с Морэ.
Морис неохотно согласился с ним. Когда он передал рукопись комиссару на набережной Орфевр, тот объяснил, что вызвал бы Валери уже на следующий день. Не имей комиссар других отправных точек, он, естественно, стал бы расследовать возможность столкновения между любовниками.
— Полиция должна была с самого начала увериться в том,— вновь с воодушевлением заговорил Кулонж,— что это дело рук сумасшедшего.
Его глаза опять наполнились жизнью, и в них сверкнуло нечто похожее на гордость: видимо, он позабыл, в какой ситуации находится:
— В этом отношении начало получилось удачным. Все пошло как по маслу.
Морис должен был воздать ему должное. Все было мастерски запланировано и точно выполнено. Его невольно восхищали блестящая идея и мастерски разработанный план, оригинальность которых, как специалист, он вполне мог оценить. Для него происшедшая драма на какое-то время утратила человеческий аспект и стала интеллектуальной, спортивной задачей высочайшего класса.
— Где и когда вы напечатали текст? — спросил Морис.
— У Морэ, на его «Смит-короне». В ту последнюю, ночь, что он провел у Валери.
— А где вы взяли ключ от квартиры?
— Об этом позаботилась Валери. У нее был свой. Утром она позвонила мне на квартиру Морэ и сообщила, что Морэ звонил вам по поводу Дюпона, а также передала содержание вашего разговора. Она звонила из автомата, едва выйдя из дому, оставив там Морэ.
— Вы не опасались, что вас могли застать в его квартире?
— Я знал, что по утрам уборщица туда не ходит.
— А если бы Морэ вернулся раньше, чем предполагалось?
— Тогда Валери предупредила бы меня по телефону. Он должен был потратить на дорогу не менее получаса. У меня было достаточно времени, чтобы сделать все необходимое.
— А именно?
— На всякий случай я приготовился: я собирался застрелить его, как только он войдет.
— А если бы он долго не возвращался домой?
—Тогда бы нам пришлось все отложить.
Кулонж говорил совершенно равнодушным тоном, но капли пота на лбу выдавали его волнение.
— Знаете,— продолжал он,— самое худшее заключалось не в убийстве Морэ. Гораздо тяжелее было ночью, когда я сидел в его квартире.— И в сильном возбуждении он пояснил:— Для Валери и меня эта ночь была кошмарной. Он лежал в ее кровати... А я, полумертвый от ревности, торчал за машинкой и перепечатывал рукопись.
Кулонж посмотрел Морису в глаза твердым, непреклонным взглядом.
— Я не раскаиваюсь.
— Этого я бы не стал говорить на суде,— заметил Морис.
Кулонж повернулся и взял сигарету из позолоченной коробочки. Он курил ее быстрыми затяжками. Несмотря на кажущееся спокойствие, было заметно, что нервы его на пределе.
— Последняя сигарета кандидата на смертную казнь,— сказал он.— Я ведь заслужил ее, не правда ли? В конце концов, я совершил идеальное убийство.— С горькой иронией он добавил: —Ну, значит/я не так умен, как думал. Морэ был прав: убийца не может быть интеллигентным человеком.
Он попытался улыбнуться, но его улыбка больше походила на гримасу.
— Чего же вы ждете? Почему не звоните в полицию?
Морис не шевельнулся. Его чувства приобрели удивительную ясность. Он не узнавал самого себя. Молодой человек, сидевший напротив него, умышленно убил человека, но, несмотря на это, он не сердился на него и не презирал. Вопрос оставался открытым: кто был больше виновен, преступник или жертва?
Морис встал и тихо сказал:
— Если кто-нибудь добровольно является в полицию, то на суде это засчитывается как смягчающее вину обстоятельство.
Париж проснулся со всевозможными звуками дневной жизни. Стуча и гремя, проехала внизу молочная повозка.