Серебряная луна

Арман закрыл дверь и вернулся к дивану. Из горла Иможен раздавались странные звуки, похожие на рыдания. От его сильной хватки ее шея покрылась пятнами, а глаза до сих пор были неестественно выпучены. Снаружи послышались шаги. Предостерегающе взглянув на Иможен, Арман подошел к двери раньше, чем лакеи открыли ее, и сам впустил Антуанетту.

— Проходите, Антуанетта, — пригласил Арман. — Вы нужны мадам.

Антуанетта изумилась, что он на свободе, но виду не подала, а просто скользнула в комнату. Арман запер дверь.

— Антуанетта, я только что продемонстрировал герцогине, как бывает, когда тебя душат, — произнес он. — Она изведала силу моих пальцев, как вы видите по следам на ее шее. Сейчас она меня боится, но очень скоро начнет строить планы мести. Она хочет, чтобы меня казнили, а вместе со мной и Рэв. Вопрос в том, кто кого перехитрит. Если победителем выйду я, то мы будем спасены; если победит герцогиня, ответ нам известен… Вы мне поможете?

Антуанетта подняла на него преданные глаза:

— Ради девочки, которую люблю с детства, я сделаю все, что в моих силах, месье!

— Тогда, Антуанетта, у меня есть план побега для нас троих, — сказал Арман.

С этими словами он повернулся и взял со стола небольшой нож с золотой рукояткой, которым семейство Вальмон пользовалось для разрезания книжных страниц. На самом деле это был кинжал, сделанный в Средние века каким-то итальянским ремесленником. Дорогой безделушкой он стал в более цивилизованном мире, в котором они теперь жили, но изначально предназначался для довольно суровых целей, например для защиты добродетели дамы. Арман повертел его в руке.

— Если вы любите свою воспитанницу и госпожу, вы без колебаний выполните мою просьбу. Дама, которая сейчас лежит на диване, абсолютно безжалостна как к мужчинам, так и к женщинам. Она хитра и отважна, а боится только одного — потерять свою красу! Возьмите этот кинжал, крепко держите его в руке, и если она осмелится предпринять хоть малейшую попытку ослушаться и выдать нас, полосните ее по лицу! Сумеете?

— Я в точности сделаю так, как велит месье, — тихо ответила Антуанетта.

Иможен пискнула.

— Вы не посмеете так поступить со мной! — пролепетала она слабым, дрожащим, совершенно несвойственным ей голосом.

— Антуанетта все сделает ради Рэв де Вальмон, моей будущей жены! — ответил Арман. — Я сам бы охотно задушил вас, чтобы уберечь ее от страха и горя. Вы, мадам, впервые встретили двух людей, которые не стали рабами вашей красоты и не боятся вашей злобы! Выбирайте же: или подчиниться нам, или лишиться красоты — главного своего оружия в жизни. Подумайте спокойно и быстро.

Иможен перевела взгляд с Армана на Антуанетту. Если она думала, что та растеряется или задрожит от страха, то ее ждало разочарование. Антуанетта встретила ее взгляд равнодушно, без жалости и слабости. Да, эта женщина скорее сама взойдет на гильотину, чем позволит нанести обиду девочке, которой она долгие годы заменяла отца и мать, няню и советника. Антуанетта шевельнула маленьким кинжалом, украшенным бриллиантами. Огонь свечи сверкнул на блестящей стали острого лезвия.

— Решайте, — коротко приказал Арман.

— Я сделаю, как вы потребуете, — не узнавая свой голос, ответила Иможен.

Глава 14

— Обопритесь на мою руку, как будто испытываете ко мне неземную любовь, — сказал Арман.

— Я вас ненавижу, — сквозь зубы процедила Иможен. — Молю Бога, чтобы солдаты императора перехватили нас и чтобы вы умирали долгой, мучительной смертью, которой заслуживаете!

— Едва ли ваши молитвы, пролежавшие так долго без употребления, долетят по назначению, — язвительно ответил Арман.

Иможен кусала губы и рыскала глазами по комнате, словно ища какое-нибудь оружие, которым можно совершить казнь. Но Арман уже начал претворять свой план в жизнь. Он заставил Иможен известить ее мажордома, что они немедленно отправляются к побережью. Мажордом принял новость с непроницаемым лицом хорошо вышколенного слуги. Он привык к причудам Иможен и вполне допускал, что она увлеклась красивым пленником и поэтому пытается оградить его от вмешательства императора или шпионов Фуше. К министру слуги герцогини питали такую же неприязнь, как и их хозяйка.

Арман распорядился насчет кареты и велел привести Рэв в серебряную гостиную. Она вошла с широко открытыми глазами и очень бледная. Рэв подозревала, что за этим требованием последуют другие неприятности, вероятно, немедленный переезд в Фонтенбло. Когда Арман объяснил ей положение — резко, не выискивая слова помягче, — она снова порозовела. Рэв говорила мало, просто смотрела на него, но так, что он поскорей отвернулся, боясь забыть обо всем на свете, кроме них двоих.

Только не задерживаться!

В любой момент Фуше может спохватиться и под каким-нибудь предлогом вернуться в Вальмон; могут прибыть солдаты императора или слуги графа де Дюрье. Арман прекрасно понимал, что его станут искать многие и избежать пленения будет нелегко. Нужно действовать быстро и неожиданно, тогда есть шанс сбить со следа своих преследователей. По требованию Армана наверх привели старика Жака, осторожно объяснили ему ситуацию и сказали, как он должен отвечать на вопросы. Старик соображал туго, но был бесконечно предан семье де Вальмон. Он обещал выполнить все указания Армана и со слезами на глазах поцеловал руку Рэв.

— Я старик, мадемуазель, — сказал он. — Боюсь, что никогда больше вас не увижу, но, пока дышу, я не забуду вас и каждую ночь буду молиться за вас!

Иможен презрительно засмеялась.

— В этих сентиментальных прощаниях нет необходимости, — заявила она. — Скажите вашему слуге, что если он захочет, то сможет увидеть вашу публичную казнь. Зрелище довольно интересное! Особенно когда видишь, как предатели Франции целуются с мадам Гильотиной!

В дверь постучали.

— Карета подана, ваша светлость.

Рэв накинула на плечи дорожный плащ и взяла сверток с одеждой, приготовленный Антуанеттой. Арман подошел к позолоченному столику у стены, на котором под стеклянным колпаком лежала украшенная драгоценными камнями шпага, принадлежавшая отцу Рэв: он был когда-то завзятым дуэлянтом и в молодости завоевал множество призов на соревнованиях по фехтованию. «Моя третья рука» — так называл ее отец. Шпага была среди тех немногих вещей, которые Антуанетта сумела хорошенько спрятать перед тем, как бежать с малышкой Рэв, и хотя в революцию дом был разграблен, тайник так и не нашли. А потом шпага вернулась на свое привычное место в серебряной гостиной; она напоминала Рэв об отце гораздо острее, чем портрет. Ей казалось, что дух отца витает возле оружия, которое он так любил и которое олицетворяло его мужество и гордость.

А вот теперь Арман взял шпагу и закрепил ее у пояса; Рэв обрадовалась, что он выбрал для такого опасного предприятия именно это оружие.

Арман взглянул на Иможен и учтиво подал ей руку.

— Вы сами будете отдавать распоряжения, — сказал он. — Вы помните, что ждет вас, если вы сделаете что-то не так или станете кричать?

— Не сомневайтесь, мадам, моя рука не дрогнет! — спокойно произнесла Антуанетта, сжимая нарядный маленький кинжальчик; Иможен с содроганием, которое не сумела побороть, отвернулась в сторону.

Итак, они готовы. Осталось только спуститься по широкой лестнице, подойти к двери, сесть в карету и — в путь. Рэв едва дыша последовала за Арманом и герцогиней, опиравшейся на его руку. Лакеи с поклонами усадили их в карету. Иможен и Рэв разместились на заднем сиденье, Арман с Антуанеттой — напротив. Дверцы кареты закрылись, кучер хлестнул кнутом, лошади тронулись. Все молчали.

На козлах сидели два кучера, двое лакеев стояли на запятках, впереди ехал форейтор, а за каретой следовал эскорт из полудюжины слуг герцогини на великолепных гнедых. В голове у Рэв промелькнуло, что Арман вернее добрался бы до побережья, если бы уехал в одиночку, на такой вот прекрасной лошади; но она уже понимала, что Арман ни за что не оставит ее! Да еще и Антуанетта — не бросать же ее на растерзание герцогине!