Темные тайны

Торкель извинился, но перед уходом старательно пожал Микаэлю руку. Немного гордости он все-таки способен продемонстрировать. Он терпеть не мог убегать поджав хвост.

Урсула взяла Микаэля под руку, и они вышли из столовой.

— Я плохо разбираюсь в здешних ресторанах, но Билли говорит, что тут поблизости есть отличный грек.

— Звучит прекрасно.

Они сделали несколько шагов молча, потом Микаэль остановился:

— Почему я здесь?

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросила Урсула.

— Только то, что сказал. Почему я здесь? Что тебе надо?

— Ничего. Я просто подумала, что раз я всего в часе езды от Стокгольма, то мы могли бы воспользоваться случаем…

Микаэль посмотрел на нее испытующе, явно не удовлетворившись объяснением:

— Ты работала и ближе к Стокгольму, чем сейчас, но никогда не звонила.

Урсула вздохнула про себя, но не допустила, чтобы это проявилось внешне:

— Именно поэтому. Мы слишком редко видимся. Мне захотелось это изменить. Пошли.

Она взяла его под руку и мягко повела дальше. Прижимаясь к мужу, она проклинала идею, показавшуюся ей накануне правильной и естественной. Чего она, собственно, хочет? Заставить Торкеля ревновать?

Унизить его?

Продемонстрировать свою независимость?

Что бы это ни было, присутствие Микаэля уже, похоже, выполнило свою функцию. Торкель явно чувствовал себя неловко, и она давно не видела его со столь низко опущенными плечами, как тогда, когда он, не произнеся ни слова, поплелся прочь.

Теперь перед Урсулой встал следующий вопрос.

Что ей делать с мужем?

~ ~ ~

Просидев чуть более часа в греческом ресторане, Урсула почувствовала, что должна возвращаться в дом Рагнара Грота. Ужин прошел приятно. Приятнее, чем она предполагала. Правда, Микаэль еще пару раз спросил о причине, по которой она его вызвала. Ему, похоже, было трудно поверить в то, что ей просто захотелось с ним повидаться. В общем-то неудивительно.

На протяжении многих лет их с Микаэлем отношения были мучительными, и, по правде говоря, чудо, что им удалось их сохранить, впрочем, борьба даже крепче привязала их друг к другу. Когда узнаешь внутренние слабости партнера, это либо укрепляет отношения, либо ставит на них крест. Каждый из них имел свои недостатки. Особенно в качестве родителей. В отношениях с Беллой будто бы существовал некий малюсенький фильтр, тонкая пленка, мешавшая Урсуле по-настоящему сблизиться с дочерью, в результате чего она, к сожалению, часто ставила работу выше семьи. Урсулу много раз терзала мысль о том, что она подсознательно вроде бы предпочитает криминалистические исследования и мертвые тела общению с собственной живой дочерью. Она винила свое детство, родителей, мозг, предпочитающий логику чувствам. Однако факт оставался фактом — пленка имелась, а вместе с ней и горечь по поводу собственной неспособности к воссоединению. Урсула всегда чувствовала, что ей следовало бы больше бывать дома, чаще, проявлять больше интереса. Особенно в те периоды, когда у Микаэля случались рецидивы запоев. Тогда на выручку на протяжении всех лет приходили ее или его родители.

Несмотря на очевидные слабости Микаэля, Урсула не могла им не восхищаться. Он никогда не позволял запоям подрывать финансовое благополучие семьи или делать жизнь дома невыносимой. В самых тяжелых случаях он предпочитал исчезать, как раненое животное. Наибольший вред он каждый раз причинял самому себе. Его жизнь представляла собой сплошную долгую борьбу с собственными пороками.

В этом, по твердому убеждению Урсулы, крылся ключ ее любви к нему. В том, что он не сдавался. Несмотря на все промахи, ошибочные шаги и лопнувшие надежды, он продолжал бороться дальше. Жестче, чем она. Он падал, совершал промахи, но поднимался и продолжал борьбу.

За нее.

За Беллу.

За семью.

А Урсула была предана тем, кто за нее боролся. Неколебимо предана. Это не имело ничего общего с романтикой, с девичьими мечтами об идеальных отношениях, но Урсулу подобные идеалы никогда особенно не вдохновляли. Она всегда ценила преданность выше любви. Человеку нужны люди, готовые прийти на выручку, а если таковые имеются, надо за них крепко держаться. Они того заслуживают. Если тебе в таких отношениях чего-то недостает, следует поискать в других местах.

Торкель не был ее первым любовником, хотя наверняка так думал. Да, имелись и прочие. Живя с Микаэлем, она рано начала дополнять его другими. Вначале она старалась вызвать у себя отвращение к себе самой, но у нее не получалось. Как она ни старалась. Ей не удавалось представить это как измену Микаэлю. Без внебрачных приключений она не смогла бы оставаться с ним. Ей требовались и эмоциональные сложности с Микаэлем, и непритязательное физическое общение с кем-нибудь вроде Торкеля. Она походила на батарейку, непременным условием функционирования которой являлось наличие плюсового и минусового полюсов. Иначе она ощущала пустоту.

Правда, от обоих она требовала одного.

Преданности.

А Торкель ее предал. По этой простой причине она и решила свести свои полюса вместе и устроить короткое замыкание — решение детское, непродуманное и принятое в состоянии аффекта. Однако оно все же сработало.

И ужин прошел приятно.

Урсула рассталась с Микаэлем у ресторана, пообещав вернуться в гостиницу как можно скорее, правда, какое-то время ей потребуется. Микаэль сказал, что взял с собой книгу, так что ему будет чем заняться. Она может не волноваться.

После встречи с Микаэлем вечер у Торкеля продолжил идти по нисходящей. Ему позвонил Билли, возвращавшийся из дома Грота, и сообщил, что они ничего не нашли. Ни крови на одежде, ни запачканной глиной обуви, ни каких-либо следов пребывания в доме Рогера или кого-нибудь другого. Ни шин «Пирелли» у машины, ни крови внутри нее или под навесом, служившим гаражом. Ни канистры с легковоспламеняющейся жидкостью, ни пахнущей дымом одежды. Ничего, что могло хоть как-то привязать Грота к убийству Рогера Эрикссона или Петера Вестина.

Ничего.

Абсолютно ничего.

Билли собирался еще разок просмотреть компьютер директора, но особых надежд возлагать на это не стоило.

Торкель закончил разговор вздохом. Он сидел за столом, уставившись невидящим взглядом на стену с материалами дела. Конечно, они имеют право удерживать Грота в течение двадцати четырех часов, но в данный момент Торкель, честно говоря, не видел возможности хоть как-то подкрепить подозрения в отношении него. Ни один прокурор на свете не даст санкцию на его арест на основании того, что у них имеется. Значит, то, выпустят они его сегодня вечером или завтра днем, никакой роли не играет. Торкель уже собрался встать, когда, к его изумлению, в комнату ворвалась Ванья. Он никак не ожидал ее сегодня снова увидеть. Она намеревалась заняться какими-то личными делами.

— Какого черта ты подключил Себастиана к расследованию?

В ее глазах сверкала злость. Торкель устало посмотрел на нее:

— Думаю, я это уже достаточно много раз объяснял.

— Это было идиотское решение.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось. Но его необходимо удалить. Он все портит.

У Торкеля зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей — комиссар полиции лена. Торкель с извиняющимся видом взглянул на Ванью и ответил. Они примерно с минуту обменивались информацией.

Торкель узнал, что газета «Экспрессен» связала Петера Вестина с Пальмлёвской гимназией и тем самым с Рогером Эрикссоном. Это выложено в Сети.

Комиссар узнал, что Торкель собирается выпустить Рагнара Грота и почему. Торкель выслушал недовольство комиссара: дело необходимо раскрыть, и как можно скорее.

Комиссар услышал, что они прилагают максимум усилий.

Торкель узнал о том, что комиссар ожидает от него выступления перед собравшимися на улице журналистами.

Комиссар положил трубку. Торкель последовал его примеру, но, встретившись взглядом с Ваньей, понял, что на этом неприятности не закончились.