Наука страсти

Эмили свирепо промокала пятно от мармелада.

— Чушь. Ты в жизни своей не встречала принцесс, Люси Мадж.

— Я один раз видела принцессу Александру в Лондоне, ясно?

Джейн засмеялась.

— Сколько улиц вас разделяло?

— Не важно. Я все равно сразу все пойму.

— Не поймешь.

— Пойму!

— Люси, — вмешалась миссис Нидл, — ты уже убралась в классной комнате? Я уверена, что джентльменам она понадобится нынче же утром. Верно, мистер Гримсби?

Эмили свернула испачканную мармеладом салфетку и положила ее возле тарелки. Лицо ее все еще горело.

— Да, мадам, если это удобно.

На женской половине стола послышался сдавленный смешок.

— Люси, довольно, — сказала миссис Нидл.

— Да просто молодой хозяин не…

— Довольно, Люси, — повторила миссис Нидл. — Ты разожжешь камин в классной комнате сразу после завтрака и тщательно там уберешься.

— О, что до этого, миссис Нидл, — воскликнула Люси, — я буду счастлива привести все в порядок для мистера Гримсби!

Эмили изумленно подняла взгляд. Неужели ресницы Люси и вправду трепещут?

— Счастлива, кто бы сомневался, — сварливо произнесла Джейн.

— А у тебя, Джейн, этим утром есть другие дела. — Миссис Нидл допила чай.

— Я вовсе не против прислуживать мистеру Гримсби, — сказала Люси. — И пусть даже я вчера сидела до глубокой ночи, дожидаясь его светлости и его милости, и сегодня опять буду…

— Довольно, Люси, — резко оборвала ее миссис Нидл.

— …и один Господь знает, как поздно вернется его светлость на этот раз…

— Люси!

Слева от Эмили кашлянул лакей. По деревянному полу скрипнул чей-то стул. Эмили взглянула сквозь ресницы и увидела, что Люси пальцем трогает рукоятку своего ножа, обиженно поджав губы, и что-то неразборчиво бормочет.

— Что еще такое, Люси? — рявкнула миссис Нидл.

Люси подняла глаза.

— Я сказала, что ни в чем не виню бедняжечку.

— Его светлость не бедняжечка, Люси. Он — герцог. — Миссис Нидл потянулась к чайнику и налила себе свежего чая. — Можешь идти.

— Да, мэм. — Люси встала, забрала свои пустые тарелку и чашку и вышла из комнаты.

Миссис Нидл взяла щипцы для сахара и выбрала кусок. Пальцы у нее были чистые, с круглыми подушечками и подстриженными под самый корень ногтями.

— Вы нас простите, мистер Гримсби. Мы все служим его светлости с тех пор, как он сюда переехал, а многие и раньше. Поэтому ведем себя, пожалуй, чересчур фамильярно.

— Ничего страшного, мадам. Я прекрасно понимаю.

По лестнице простучали чьи-то шаги, мгновением позже в дверях появилась черно-белая фигура дворецкого, мистера Симпсона, — сплошная благопристойность.

— Его светлость закончил завтрак, — объявил он. Горничные одновременно схватили свои чашки и осушили их.

Миссис Нидл вытерла губы и встала.

— Девушки, уберитесь в комнате для завтраков. Джейн, накрой для Лайонела стол заново. Мистер Симпсон, как сегодня чувствует себя его светлость? — В ее голосе послышалось что-то неожиданно теплое и заботливое.

Эмили торопливо допила чай. Завтрак тяжестью осел в желудке. Краем глаза она наблюдала за тем, как приближается Симпсон, как на мгновение останавливает свой взгляд на пятне мармелада на скатерти рядом с ее тарелкой.

— Его светлость чувствует себя неплохо, — ответил Симпсон, взметнув фалдами и усаживаясь на свое место. Он протянул руку к чашке и без предисловия произнес своим надтреснутым голосом: — Мистер Гримсби, зайдите к его светлости в кабинет, как только вам будет удобно. Кто-нибудь из лакеев покажет вам дорогу.

Герцог Эшленд стоял у высокого окна, держа в руке чашку с блюдцем. Когда Эмили вошла, он повернулся, и внезапный солнечный луч скользнул по его лицу, по безупречной левой стороне, оставив остальное в тени.

— Доброе утро, мистер Гримсби, — сказал Эшленд. — Похоже, Йоркшир приветствует ваш приезд самым необычным для данного времени года образом.

Этот голос! Эмили думала, что только вообразила то, что звучная сочность его голоса была вызвана замкнутым пространством пивной, а потом кареты. Но эта комната большая, потолки высокие, а от голоса Эшленда воздух начинал танцевать.

— Я благодарен за теплый прием, полученный в вашем доме, ваша светлость.

Эшленд вышел из луча ослепительного солнечного света. У Эмили перехватило дыхание. Он надел на бесполезный глаз черную повязку, придававшую ему настоящий пиратский вид, а коротко постриженные волосы, которые она вечером приняла за белокурые, оказались серебристо-белыми.

Эмили в жизни не видела никого столь экстраординарного.

— Надеюсь, слуги вели себя любезно. Вы позавтракали?

— Да, сэр.

Он поставил чашку на угол стола, сунул левую руку в карман, и только теперь Эмили заметила, что манжета его правого рукава пуста.

Ее глаза расширились и метнулись к его лицу. С самого детства Эмили учили всегда оставаться вежливой и бесстрастной, и не важно, насколько перед ней неприятный или странный вид, но герцог… все в нем — его габариты, его голос, его белые волосы, его шрамы, его пустая манжета, — все это было чересчур. Эмили казалось, что ее мозги рассыпались по всей комнате.

Эшленд взглянул на часы.

— Мой сын вступил в такую пору жизни, когда молодые люди ложатся поздно и поздно встают. Однако я приказал отнести к нему в комнату поднос с завтраком, и ожидаю, что в девять часов вы начнете занятия в классной комнате. — Он поднял глаза и улыбнулся, и намек на теплоту в его улыбке заставил колени Эмили подкоситься. Она чуть не упала на индийский ковер. — С мальчиком или без него.

— Да, сэр, — прошептала Эмили, подтолкнув очки повыше. Куда делся ее голос?

Олимпия говорил, что Эшленд воевал. Принимал участие в боевых действиях где-то в отдаленной части Индии, еще до того, как вернулся в Англию и принял титул. Видимо, там его и ранили, отсюда шрамы, пустая манжета и, вероятно, седые волосы. Физическое потрясение может к такому привести. Все это вполне естественно.

— Да, сэр, — повторила Эмили чуть громче.

— Очень хорошо. Не помешает ли вам, если я днем зайду и посмотрю, как вы занимаетесь? Заверяю вас, исключительно для того, чтобы оценить успехи сына, а не ваши способности. — В его голосе прозвучал приказ, в точности как вчера с Фредди, и Эмили снова отметила, что это вовсе не вопрос.

— Ну конечно, нет. Вы имеете на это полное право.

Эшленд сунул часы в карман и взял чашку.

— Вы пьете кофе, мистер Гримсби?

— Нет, — ответила она. — Я привык к чаю.

— Я приобрел эту привычку за границей, и, боюсь, она уже не изменится. Надеюсь, вы не против. В любом случае, если у вас есть свободная минутка, мне бы хотелось сесть и посмотреть, как вы распланировали курс обучения. — Эшленд показал на кресло у письменного стола и обошел стол кругом, чтобы занять свое место. Несмотря на свои габариты, двигался он, как африканская кошка. Как леопард в Берлинском зоопарке, бесшумно и быстро расхаживавший по своей клетке с неутомимой грацией. — Кстати, герцог Олимпия очень высоко вас отрекомендовал. Вы приехали от него?

Эмили устроилась в кресле и подавила порыв потрогать бакенбарды. Кожа под ними немилосердно чесалась. Эшленд смотрел на нее — с этим своим красивым изуродованным лицом, своим бесстрастным лицом, и нервы ее натянулись до предела. Держись как можно ближе к истине, инструктировал ее Олимпия.

— Да, сэр. Имею честь сообщить вашей светлости, что всего два дня назад он находился в превосходном здравии.

— Счастлив это слышать. А вы удачливый молодой человек, раз имеете такого патрона.

— Да, сэр. Мы в родстве по материнской линии.

— Его светлость заботится о своих, — заметил Эшленд. Его руки — его рука — лежала на коленях. Обостренным восприятием Эмили почувствовала, что под его спокойствием кроется некоторое напряжение.

— Он очень добр. — Эмили сцепила руки.

— Добр. Да. — Под черной повязкой герцога дернулся мускул, словно он сдерживал улыбку. — Я вовсе не состою с ним в кровном родстве, тем не менее он с почти отеческой заботой присматривает за моими интересами в Лондоне. Думаю, ему нравится эта роль. Осмелюсь сказать, в древние времена он получил бы королевство.