Страница 16 из 70
Надежды на быстрое окончание Ливонской войны Грозный теперь возлагал исключительно на дипломатию. 28 сентября 1579 г. от имени бояр И. Ф. и В. И. Мстиславских и Н. Р. Юрьева решено было отправить грамоту виленскому воеводе Н. Радзивиллу с просьбой содействовать заключению мира между монархами. Почти одновременно (1 октября) Грозный в Пскове пишет раздраженное письмо Баторию. В нем он отвечает на «укоризны» короля и вспоминает измену Курбского. Стефан якобы «но Курбсково думе» хочет погубить царя. «Уповая на божью всещедрую милость», царь ожидает победы над всеми своими врагами. Впрочем, это послание вряд ли было отправлено. Ни в польских делах, ни в Литовской метрике его нет. Дошло оно всего в одном сборнике 20-30-х годов XVII в., правда имеющем официозное происхождение[225]. Взрыв гнева, очевидно, сменился у царя надеждой на мирное соглашение с королем, чему подобное послание могло бы только помешать.
Вскоре Иван IV покинул Псков и направился в Новгород[226]. Здесь он 17 ноября принял и отпустил с грамотой к Баторию польского гонца Богдана Проселко. Грозный выражал в ней желание начать мирные переговоры с «великими послами» польского короля. Вернувшись 29 декабря в Москву, Иван IV отпустил и задержанного ранее гонца В. Лопатинского, чтобы снять и это препятствие для возобновления переговоров. В январе 1580 г. гонец в Польшу Е. И. Благово вез Баторию новые предложения о возобновлении переговоров с Россией. 12 марта был отправлен в Вену гонец Афанасий Резанов с поручением ценой согласия на антиосманский союз склонить императора к поддержке России и воздействию на Батория, чтобы тот умерил свой воинственный пыл и заключил мир с Иваном IV[227].
Настойчиво стремясь к миру, Грозный считался и с возможностью продолжения военных действий. Необходимость изыскать для этой цели денежные средства и обеспечить служилых людей поместьями заставила его обратить внимание на монастырские земли. В начале 1580 г. созывается церковный собор, который принимает приговор о монастырских землях. Сохранились два его текста. Один датирован 15 января 1580 г., а другой — 15 января 1581 г. (последний включен в так называемые дополнительные статьи к Судебнику 1550 г., использованные при составлении Сводного Судебника начала XVII в.)[228]. Разница между текстами невелика. Она сводится к тому, что в приговоре, датированном 1581 г., отсутствует конечная часть, посвященная вопросу о закладных землях, о безденежном (без компенсации) характере конфискации новоприобретенных земель и о «княженецких» (княжеских) вотчинах. В литературе существуют две точки зрения о взаимоотношении текстов приговоров 1580 и 1581 гг. Согласно одной из них, речь должна идти о двух различных уложениях, принятых в 1580 и 1581 гг. (С. Б. Веселовский, С. О. Шмидт, В. И. Корецкий);[229]. согласно второй, текст 1581 г. представляет собой сокращенную выписку из приговора 1580 г. (А. И. Андреев, Б. Н. Флоря, Р. Г. Скрынников)[230]. Теперь мне эта точка зрения представляется более обоснованной.
В преамбуле приговора 1580 г. говорилось, что церковный собор, на котором присутствовали также царь «со всеми бояры», созывался в связи с чрезвычайными обстоятельствами, прежде всего из-за того, что крымцы, ногайцы, литовский король, немцы и шведы «хотят истребить православие». В то же время монастырские земли «многия же в запустение приидоша… ради пьянственнаго и непотребнаго слабаго жития» монахов. Из-за этого «воинственному чину… оскудения приходят велия». Поэтому, чтобы церкви были бы «без мятежа», а «воинский чин на брань… ополчатца крепцы», было решено следующее. Земли, приобретенные монастырями до 15 января 1580 г., остаются за ними и не подлежат выкупу. Но отныне запрещалось давать земли в монастыри «по душам» (на помин души), разрешались лишь денежные вклады. Монастыри не должны впредь ни покупать земель, ни держать их в закладе. Вопрос о владении монастырями землями княжат должен рассматриваться государем, причем купленные монастырями княжеские земли подлежали конфискации.
Приговор 1580 г. носил двойственный характер: санкционировал неприкосновенность монастырских земель, но запретил пополнение их фонда. Цели сознательно препятствовать «возрождению крупного привилегированного боярского землевладения» (как полагает Р. Г. Скрынников) приговор не ставил. Он озабочен был сохранением наличных богатств церкви и запрещал выкуп любых вотчин, а не только боярских (основная масса вкладов сделана была в монастыри мелкими и средними землевладельцами). По Р. Г. Скрынникову, приговор 1580 г. «лишь подтвердил и детализировал такие основные нормы царского уложения 1572 г., как запрещение духовенству приобретать новые земли и запрещение вотчичам выкупать ранее отданные в церкви земли». И с этим утверждением согласиться нельзя. Приговор 1572 г. запретил продавать и давать на помин души княжеские и боярские вотчины только в крупные монастыри, «где вотчины много», а не во все монастыри. Действенного значения приговор 1572 г. не имел. Иное дело приговор 1580 г., легший в основу практической деятельности правительства, связанной с монастырским землевладением. В перспективе приговор отвечал интересам дворянского землевладения и государевой казны[231]. Но результаты осуществления на практике приговора 1580 г. должны были сказаться не скоро, а между тем война с Речью Посполитой была в самом разгаре.
Мирные акции Грозного Баторий расценил как явный признак слабости царя и решительно их отверг, начав подготовку к новой кампании[232]. А тем временем в Речи Посполитой распространялись фантастические слухи. Так, оршанский староста Филон Кмита 4 января 1580 г. сообщал, что «даже сыновья (царя. — А. З.) с отцом в несогласии… сын же его Федор, за которым стоит немало московских дворян, не в силах переносить далее свирепства отцовской тирании и беспорядок во всех делах»; он, «говорят, решил явиться к Баторию, и его ожидают в Смоленске»[233].
В том же духе писал папский нунций Андреа Калигари: 31 января 1580 г. — что Федор отдалился от отца, а 28 марта — что «царь находится в противоречии с сыновьями и всем народом» и именно поэтому «хочет мира». Эта картина больше соответствовала «желаемому» польскими дипломатами, чем реальности. Подобные слухи питались какими-то разговорами, от которых до действительного положения вещей было очень далеко. Подобный же характер носит и дневниковая запись Яна Зборовского от 21 августа 1580 г. Русские пленные якобы говорили, что царь, не доверяя своим людям, «приказал собраться владыкам, митрополитам со всей земли, просил у них прощения, признаваясь в грехах своих и смиряясь перед богом, в особенности за те убийства, которые чинил над ними, подданными своими, обещал теперь быть добрым… Бедняги москвичи с большим плачем все ему отпустили и присягали верными быть». Присягу, по Б. Н. Флоре, приносили, очевидно, «члены боярской думы и, возможно, представители каких-то других категорий находившихся в Москве служилых людей». Присягала якобы целые районы. Так, какой-то князь послан был в ливонские замки, «чтобы все московские люди перед ним присягали защищаться до смерти от короля»[234]. Что скрывается реально за этими слухами, пока выяснить не удается, а умозрительные догадки вряд ли помогут делу.
М. Н. Тихомиров к 1580 г. относит созыв Земского собора, на котором обсуждались перспективы Ливонской войны. 8 января 1581 г. Филон Кмита писал Стефану Баторию, что схваченные у Холма дети боярские «дали показание, что великий князь в то время имел у себя сейм, желая знать волю всех людей, своих подданных, вести ли войну или заключить мир с вашим королевским величеством. Они показали, что вся земля просила великого князя, чтобы заключил мир, заявляя, что больше того с их сел не возьмешь, против сильного господаря трудно воевать, когда из-за опустошения их вотчин не имеешь, на чем и с чем. И говорят, что решили мириться с вашим королевским величеством, отдать все замки инфлянтские, чтобы только добиться перемирия. И не только с вашим королевским величеством, но и с другими, и с царем перекопским»[235].
225
Гейденштейн, с. 99–100; Новодворский, с. 117–119; Уо Д. К. Неизвестный памятник древнерусской литературы. — АЕ за 1971 г. М., 1972, с. 357–361. См.: Зимин А. А. Первое послание Курбского Ивану Грозному (Текстологические проблемы). ТОДРЛ, т. XXXI. Л., 1976, с. 182; Лурье Я. С. Первое послание Ивана Грозного Курбскому (Вопросы истории текста). — Там же, с. 210 и др.
226
6 ноября 1579 г. царь был в Хутынском монастыре (Щ, л. 577). 13 и 23 поября — в Новгороде (Хронологический перечень, ч. II, № 1069–1070; Лихачев. Поссевино, с. 146). В декабре 1579 г. царь посетил Иосифо-Волоколамский монастырь (ЛОИИ, ф. 284, кн. 3, л. 41 об.). 24 декабря он был в волоколамском селе Ангелове Московского у. (ЦГАДА, ф. 79, кн. 2, л. 215).
227
Литовская метрика, т. II, № 25, 26, 28, 29, 31, 32, 52–57; HRM, t. I, N CCI, р. 289; Бантыш. Обзор, ч. 3, с. 103–104; ПДС, т. I, стлб. 765 и сл.
228
СГГД, ч. I, № 200, с. 583; ПРИ, вып. IV, с. 526–529.
229
Веселовский С. В. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси, т. I, с. 99–100; Шмидт, с. 183; Корецкий. Закрепощение, с. 93. Ранее эту точку зрения разделял и я (ПРП, вып. IV, с. 560).
230
Андреев А. И. Сводный Судебник. — Известия АН СССР, 1925, т. 19, сер. VI, № 12–15, с. 635, 636, 639; Флоря. Война, с. 185; Скрынников. Россия, с. 69–71.
231
ПРП, вып. IV, с. 531–532; Скрынников. Россия, с. 72, 71. Вряд ли прав Б. Н. Флоря, считающий, что дворянство не получило особых выгод по приговору 1580 г. (Флоря. Война, с. 187). Он не учитывает перспективу действия приговора 1580 г., сдержавшего рост монастырских вотчин, что отвечало интересам дворянства.
232
Гонцы Л. Стремоухов и Е. Благово, вернувшиеся 3 февраля и 15 марта 1580 г., сообщили, что король не собирается направлять к царю какое-либо посольство. Посылка Г. А. Нащокина (23 апреля) и другие попытки наладить мирные отношения также не дали никаких результатов (Литовская метрика, т. II, № 31–39, с. 55–69; № 40–43; Гейденштейн, с. 102; Бантыш. Обзор, ч. 3, с. 104; HRM, t. I, N CCI, р. 289).
233
Флоря. Война, с. 183. Несколько иной перевод у И. А. Сланевского: Федор «с отцом мало согласны… сын… к которому примыкают многие московские нобили, не может уже больше перенести лютости отцовской тирании» (Сланевский. Кмита, с. 156).
234
Шмурло Е. Ф. Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией, т. I, вып. 1. Л., 1925, № 135, 150, 268; Флоря. Война, с. 188.
235
Коялович, с. 182–183; Тихомиров. Государство, с. 60–61.