Страница 57 из 91
23 июня («после пожару на 2 день») Иван IV с некоторыми боярами приехал в Новинский монастырь навестить больного митрополита Макария[1254]. Здесь при молчаливом сочувствии митрополита бояре начали обвинять в поджоге Москвы бабку царя — Анну Глинскую, якобы она «вълхвъванием сердца человеческия вымаша и в воде мочиша и тою водою кропиша и оттого вся Москва погоре»[1255]. С этим утверждением выступил благовещенский протопоп Федор Бармин, боярин князь Федор Иванович Скопин-Шуйский и Иван Петрович Федоров. Сходную же позицию, очевидно, заняли князь Юрий Иванович Темкин-Ростовский, Григорий Юрьевич Захарьин и Федор Михайлович Нагой. Все эти лица упомянуты в приписке к Царственной книге (около 1567–1568 гг.). Д. Н. Альшиц, ссылаясь на отсутствие сведений о причастности И. П. Федорова и других бояр к московским событиям 1547 г. в других источниках, поставил вопрос, не знал ли Грозный «что это восстание обошлось без бояр и царских духовников»[1256]. Не давая прямого ответа, Д. Н. Альшиц вместе с тем указывает, что в рассказе были названы имена, «в отношении которых проверка была невозможна» (ибо они все умерли к 1568 г.). По нашему мнению, приписка не вызывает сомнений в ее достоверности. Трудно допустить, пишет Д. Н. Альшиц, чтобы лица, спровоцировавшие восстание, оказались совершенно безнаказанными. Но, как мы увидим ниже, И. П. Федоров и другие названные деятели после восстания заняли важнейшие посты в государственном аппарате, так что об их «наказании» не могло идти и речи. Гораздо труднее предположить, чтобы Иван Грозный измыслил участие всех известных деятелей в событиях, о которых современники хорошо помнили. И если б, наконец, он действительно хотел найти мнимых виновников, то он должен был бы назвать среди них прежде всего своих врагов. Однако, кроме И. II. Федорова, ни один из названных лиц не подвергся опале[1257]. Дело, очевидно, заключалось в том, что реальные лица, о причастности которых к восстанию было неудобно писать в 1553–1555 гг. (при составлении Летописца начала царства), в 1568 г. были названы в связи с общей тенденцией Ивана Грозного тщательно отмечать все боярские «смуты».
Состав этой группировки не случаен. Перед нами в основном сторонники боярской оппозиции, возглавлявшиеся Шуйскими[1258]. В годы боярской реакции князь Ю. И. Темкин-Ростовский прямо поддерживал Шуйских[1259]. В декабре 1543 г. он и князь Ф. И. Скопин-Шуйский после казни Андрея Шуйского были отправлены в ссылку[1260].
В июле 1546 г. в ссылку на Белоозеро был отправлен И. П. Федоров, где он был взят «за сторожи»[1261], Ф. М. Нагой был близок к удельному князю Владимиру Старицкому, в 1549 г. женившемуся на Евдокии Нагой. Участие в боярском заговоре Г. Ю. Захарьина менее показательно. Интересно, что боярин И. М. Юрьев, окольничий Д. Р. Юрьев и, наконец, В. М. Юрьев не упомянуты летописцем среди боярских заговорщиков. Так что мы бы не стали говорить о поддержке противников Глинских всеми Захарьиными;[1262] тем более нет основания утверждать их близость к дворянству и посаду. Выступление Г. Ю. Захарьина против Глинских не многим отличалось от выступления других заговорщиков и было продиктовано стремлением отстранить от управления страной временщиков из родни Ивана IV. Макарий скорее всего благосклонно относился к заговору (обвинения по адресу высказывались в его присутствии, причем среди противников Глинских был протопоп придворного Благовещенского собора — Бармин). Но в этом сказалось не то, что он был одним из лидеров дворянско-помещичьих и посадских кругов, а то, что он был близок к Шуйским, из рук которых он фактически получил митрополичий престол. Ни о каком участии в боярском заговоре Алексея Адашева и Сильвестра источники не сообщают.
Нам неизвестны какие-либо реальные последствия совещания у митрополита Макария. Иван IV, очевидно, не склонен был подвергать опале Глинских и отдал лишь распоряжение произвести розыск о виновниках пожара. Совершенно бездоказательно утверждение И. И. Смирнова, что уже тогда «судьба Глинских как временщиков и правителей государства была предрешена»[1263]. Судьба этих временщиков решилась не дворцовыми интригами, а в ходе народного восстания.
Кульминационным моментом восстания явились события 26–29 июня. Основной движущей силой их были «московские черные люди», т. е. посад Москвы. Восстание отличалось необычайно широким размахом. Курбский пишет, что «бысть возмущение велико всему народу»[1264]. Уже утром 26 июня 1547 г., «собрався вечьем», посадские люди двинулись в Кремль[1265]. Упоминание о вече, на которое впервые обратил внимание М. Н. Тихомиров[1266], показывает, что перед нами не начальный момент восстания, а какой-то этап в его развитии, когда уже существовала такая серьезная организация городских народных масс, как вече[1267]. Судя по сохранившимся источникам, основным требованием восставших была выдача на расправу Глинских, как виновников пожара в столице. Князь Юрий Васильевич Глинский, узнав о грозящей ему опасности, спрятался «в митрополичьем (т. е. Успенском.—А. 3.) соборе». Князь Михаил Васильевич Глинский, находившийся в это время на службе (кормленщиком) во Ржеве, также прятался в различных монастырях[1268]. Опасность угрожала и другим сторонникам правительства, которые разбежались, страшась заслуженной ими кары («другие человекоугодницы сущие с ним (т. е. с Глинским. — А. 3.) разбегошася»)[1269]. «Москвичи болшие и чорные люди» явились к Успенскому собору, избили до полусмерти («едва жива»)[1270] Ю. Глинского, связали и извлекли его из придела Дмитрия Солунского[1271]. Все это происходило во время совершения там богослужения (обедни)[1272]. Глинский был убит камнями, причем его «положиша на торжище, яко осуженника»[1273]. С. О. Шмидт привел очень интересное сведение летописца середины XVI в., согласно которому Глинского «убили миром»[1274]. Это сведение подтверждает уже упоминавшееся выше свидетельство об элементах мирской, вечевой организации у восставших.
В позднейших приписках к Царственной книге дело изображается так, что бояре после повеления царя «сыскать» (т. е. произвести сыск о виновниках пожара) 26 июня явились на площадь перед Успенским собором, созвали народ («собраша черных людей») и «начата въпрошати: хто зажигал Москву»? На это им ответили, что виновата Анна Глинская с детьми, которая своими «волхованиями» сожгла город. Летописец поясняет, что «сие глаголаху чернии людие того ради, что в те поры Глинские у государя в приближение и в жалование, а от людей их черным людям насильство и грабежи. Они же их от того не унимаху»[1275]. Бояре же «по своей к Глинским недружбе наустиша черни; они же взяша князя Юрия в церкви»[1276].
1254
Совещание это могло быть заседанием Боярской думы (См. И. И. Смирнов, Очерки, стр. 125). В Постниковском Летописце говорится, что к Макарию в Новинский монастырь «князь великий и со всем бояры… на думу приезжщали» (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 288).
1255
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 455.
1256
Д. Н. Альшиц, Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования, стр. 138.
1257
Т. е. ни Федор Бармин, ни Ф. И. Скопин-Шуйский (Д. Н. Альшиц ошибочно пишет, что он был казнен), ни Г. Ю. Захарьин, ни Ф. М. Нагой, ни Ю. И. Темкин-Ростовский.
1258
С. М. Каштанов обратил внимание, что в конце 1547 г., когда М. В. Глинский хотел бежать в Литву, в погоню за ним был послан князь П. И. Шуйский (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 155).
1259
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 444.
1260
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 145; ч. 2, стр. 444.
1261
ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 149; ч. 2, стр. 449.
1262
В июньских событиях 1547 г. (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 125). И. И. Смирнов говорит «об активной роли Захарьиных»
1263
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 126.
1264
РИБ, т. XXXI, стб. 168, ср. ниже — Глинский убит «от всего народа» (там же, стб. 169).
1265
С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292.
1266
М. Н. Тихомиров, Источниковедение истории СССР, т. I, М., 1940, стр. 134, 162.
1267
Выходцы из Пскова в Литву в 1534 г. также говорили, что псковичи «люди чорные часто ся сходят у вечо, чего ж им наместники и деяти боронят» (АЗР, т. II, № 179/III. См. И. И. Смирнов, Очерки, стр. 128).
1268
И. И. Смирнов считает, что Михаил и Анна Глинские во время пожара были в Москве (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 123). При этом он ссылается на указание Курбского о бегстве Глинского «от великого возмущения» (РИБ, т. XXXI, стб. 168–169). Однако Курбский, говоря о бегстве Глинского, не указывает, что тот бежал из Москвы. В Продолжении Хронографа 1512 г. прямо говорится, что «от тое кромолы князь Михайло Глиньской с жалования со Ржовы хоронился по монастырем» (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292; ср. ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 456). Возможно, во Ржеве были села Глинского (см. ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 457).
1269
РИБ, т. XXXI, стб. 169. Среди них мог быть князь И. И. Пронский, бежавший вместе с М. В. Глинским в конце 1547 г., «обложася страхом» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 457).
1270
ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 620–621. Согласно тенденциозной приписке к Царственной книге, Глинский был убит еще в Успенском соборе (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 456). Однако Летописец начала царства указывает, что Глинский убит «на площади» (там же, ч. 1, стр. 154). См. об этом Д. Н. Альшиц, Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования, стр. 136.
1271
«Послания Ивана Грозного», стр. 35.
1272
И. И. Смирнов видит в церемонии «политический шаг, имевший целью не допустить взрыва народного возмущения» (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 130). Сохранившиеся источники не дают оснований для подобного предположения.
1273
«Послания Ивана Грозного», стр. 35; ср. «положиша перед того кол, идеже казнят» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 456; ч. 1, стр. 154). С. Ф. Платонов, издававший Никоновскую летопись, неверно прочел текст («перед торгом»). Исправлено по статье С. О. Шмидта «Миниатюры Царственной книги как источник по истории московского восстания 1547 г.», стр. 278.
1274
С. О. Шмидт, Миниатюры Царственной книги… стр. 281.
1275
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 456. И. И. Смирнов считает, что речь идет о том, что бояре черных людей не унимали от обвинений по адресу Глинских (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 126). Это делает непонятным весь контекст летописного рассказа: почему тогда восставшие обратили свой гнев против Глинских, а не их людей? О подстрекательстве бояр говорится в летописи ниже: «наустиша черни». В данном же случае речь идет о попустительстве Глинских своим «людям» как о причине возмущения московских посадских людей.
1276
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 456.