Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 91



При всей надуманности исторической схемы Аксакова в его критике Соловьева был один момент, который заслуживал внимания. Это — упрек в невнимании Соловьева к истории народа, ко внутренним процессам, происходившим в XVI в. в русском обществе. Аксаков верно подметил слабость «государственного направления», сводившего исторический процесс к изложению событий политической истории. Капитальный труд другого славянофильского историка, И. Д. Беляева (1810–1873 гг.), о крестьянах на Руси[40] в какой-то мере заполнял имевшийся в историографии существенный пробел по истории основного производящего класса XVI в.

Историки официального направления в XIX в. при освещении событий середины XVI в. продолжали карамзинскую традицию. Это относится прежде всего к М. П. Погодину (1800–1875 гг.), неоднократно писавшему о деятельности Ивана IV. По его словам, Иван Грозный «никогда не был велик». Государственные преобразования 50-х годов XVI в. были проведены не им, а Адашевым и Сильвестром, которые руководствовались «чувством любви к отечеству»[41] «Причудливость нравов» в деятельности Ивана Грозного видел Н. Г. Устрялов (1805–1870 гг.)[42].

Дворянской и либеральной буржуазной исторической науке второй четверти XIX в. противостояла революционно-демократическая историография.

Подвергнув решительной критике взгляды дворянских историков и в первую очередь Карамзина на историю России XVI в., В. Г. Белинский подчеркнул прогрессивный характер борьбы Ивана IV с боярством. Значение Ивана IV он усматривал в том, что во время его правления в стране довершалось уничтожение уделов[43]. Сам Иван, несмотря на бездну совершенных им преступлений, был душою энергичной, глубокой и даже гигантской, стремившейся воплотить идею самовластия и самодержавия[44]. Находясь на идеалистических позициях в вопросе о роли личности в истории, Белинский непомерно преувеличивал исторические заслуги Ивана IV, видя в нем то «падшего ангела», то человека с «колоссальным характером». Адашев и Сильвестр, эти «люди народа», якобы действуют «благородно и бескорыстно, умно и удачно, но они оковывают волю царя»[45]. События 1553 г. и смерть Анастасии произвели сильное воздействие на Ивана IV, а в последовавших жестокостях Ивана Грозного оказались повинными «крамольные» бояре[46].

Более разносторонней была характеристика Ивана IV, содержавшаяся в трудах А. И. Герцена. И для него Грозный, как завоеватель Казани, — «герой и предтеча Петра»[47], «самое трагическое лицо в истории человечества», в котором сочетался великий ум с сердцем гиены[48]. А. И. Герцен отмечал стремление Ивана IV в 50-е годы XVI в. использовать общинные учреждения в местном управлении, исправить Судебник «в духе старинных вольностей». Общинные свободы, однако, не возрождались по зову всемогущего, но жестокого царя[49]. В событиях середины XVI в. большую роль сыграл Сильвестр, который, по словам Герцена, «пересоздал на двадцать лет гениального изверга»[50].

У Герцена нет того безоговорочного оправдания всех поступков Ивана IV, которое мы встречаем у Белинского. Герцен стремился показать как позитивные, так и негативные стороны деятельности Ивана. Двойственность оценки процесса укрепления самодержавия звучит и в словах о том, что тирания Ивана Грозного может «оправдаться государственными целями»[51]. «Москва, — пишет Герцен, — спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни»[52]. Постепенно все более и более Герцен стал подчеркивать безграничный деспотизм Ивана IV как одно из ярких проявлений ужасов самодержавия вообще[53].

Остановившись в изучении общественной жизни перед историческим материализмом[54], Герцен, как и Белинский, непомерно преувеличивая роль личности в истории, не смог понять основных причин, вызвавших укрепление Русского государства в XVI в.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов в своих сочинениях выдвигали на первый план народ в качестве творца исторического процесса. Н. Г. Чернышевский отмечал стремление русского народа к национальному единству как одну из важных причин, способствовавших созданию централизованного государства[55], причем установление единовластия на Руси он относил ко времени Ивана IV[56]. Он понимал также, что «всегдашним правилом власти было опираться на дворянство». Большое внимание революционные демократы уделяли вопросу о вековой эксплуатации русского крестьянства. Ссылаясь на Судебник 1550 г., Добролюбов ярко изобразил систему гнета и насилия, которой опутывали князья и бояре народные массы Руси[57].

Чернышевский высмеивал концепцию С. М. Соловьева, якобы открывшего «гениальность и благотворность в действиях Иоанна IV Васильевича»[58].

Справедливо критикуя концепцию Соловьева, сводившего по существу историю России к истории Русского государства, Чернышевский и Добролюбов вместе с тем не сумели понять прогрессивного значения политики Ивана IV, направленной на укрепление централизованного аппарата власти. Оставаясь еще на уровне домарксовой социологии, они переносили свое отношение к самодержавно-крепостническому строю России XIX в. на оценку деятельности Ивана Грозного. Правильно изображая царскую власть как носительницу гнета и насилия, чуждую народным массам, революционные демократы в то же время упускали из поля зрения относительно прогрессивную роль самодержавия на определенном этапе его развития.

Своеобразными были взгляды на русский исторический процесс Н. И. Костомарова (1817–1885 гг.), во многом близкого к славянофильскому направлению в историографии, которое объясняло историческую судьбу народа его духовными свойствами[59]. За яркими характеристиками отдельных исторических деятелей, за художественным воспроизведением эпохи у Костомарова не чувствуется стремления изложить закономерный ход исторических событий. Так, в борьбе Ивана IV с боярством, в событиях середины XVI в. он усматривал в первую очередь столкновение отдельных исторических личностей. Тирании Ивана IV он противопоставлял деятельность Адашева («человек большого ума и в высокой степени нравственный и честный») и Сильвестра, с которыми он связывает преобразования, проведенные Избранной радой[60]. Реформы середины XVI в., по его мнению, отличаются «духом общинности, намерением утвердить широкую общительность и самодеятельность русского народа». В частности, в Судебнике 1550 г., где «являются две отличные, хотя взаимно действующие стихии— государство и земщина», проявилось стремление Избранной рады обеспечить народ от произвола[61]. Падение Рады Костомаров объяснял деятельностью ее врагов, главным образом Романовых[62]. Буржуазный либерал по политическим взглядам, Н. И. Костомаров в своих сочинениях давал много материала для критики русского самодержавия. В его специальных работах о «еретике» Матвее Башкине и его сподвижниках были нарисованы образы передовых русских деятелей середины XVI в.

40

И. Д. Беляев, Крестьяне на Руси. Исследование о постепенном изменении значения крестьян в русском обществе, М., 1860.

41

М. П. Погодин, Историко-критические отрывки, М., 1846, стр. 228, 247, 266. О развитии взглядов М. П. Погодина на время Ивана Грозного см. И. У. Будовниц, Иван Грозный в русской исторической литературе, стр. 284–286.

42

Позднее карамзинскую трактовку событий времени Ивана IV повторил историк-монархист Д. И. Иловайский (1832–1920 гг.), прославлявший «добродетели» царицы Анастасии Романовой и «благотворное влияние» Адашева и Сильвестра на царя-тирана. По его словам, краткая, но блестя-щая эпоха «Иоаннова царствования» (1547–1560 гг.) сменилась кощунственной и бессмысленной опричниной (Д. Иловайский, История России, т. III, М., 1890, стр. 171, 174, 181, 245, 250).

43

В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII, М., 1955, стр. 57.

44

См. В. Г. Белинский, указ. соч., т. II, М., 1953, стр. 108.

45

См. В. Г. Белинский, указ. соч., т. II, М., 1953, стр. 108, 109, 110.

46

В. Г. Белинский, указ. соч., т. III, М., 1953, стр. 20. См. также В. Е. Иллерицкий, Исторические взгляды В. Г. Белинского, 1953, стр. 164–171.

47

А. И. Герцен, Собрание сочинений, т. I, М., 1954, стр. 132.

48

А. И. Герцен, указ. соч., т. II, М., 1954, стр. 339.





49

А. И. Герцен, указ. соч., т. VII, М., 1956, стр. 163.

50

А. И. Герцен, указ. соч., т. VIII, М., 1956, стр. 280.

51

А. И. Герцен, указ. соч., т. VI, М., 1955, стр. 416.

52

А. И. Герцен, указ. соч., т. VII, стр. 161.

53

А. И. Герцен, указ. соч., т. XII, М., 1957, стр. 191.

54

См. В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 10.

55

Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. III, М., 1947, стр. 570.

56

П. Г. Чернышевский, указ. соч., т. X, М., 1951, стр. 324.

57

П. А. Добролюбов, Полное собрание сочинений, т. ITT, М… 193 в. стр. 277.

58

Н. Г. Чернышевский, указ. соч., т. X, стр. 61.

59

И. Л. Рубинштейн, Русская историография, М., 1941, стр. 428.

60

Н. И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей, кн. 1. изд. 6-е, СПб., 1912, стр. 333.

61

Н. И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей, кн. 1. изд. 6-е, СПб., 1912, стр. 335, 337. 339.

62

Н. И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей, кн. 1. изд. 6-е, СПб., 1912, стр. 356–357.