Страница 35 из 91
Особенное значение в казне имел дьяческий аппарат, из состава которого уже к середине XVI в. начали формироваться будущие приказы. В литературе до недавнего времени не было сколько-нибудь полного и верного освещения начальной истории приказной системы. Долгое время общепринятой являлась точка зрения, согласно которой уже к началу XVI в. на Руси существовало «около десяти центральных приказов» с определенным составом и определенной областью управления[723].
На самом деле говорить о существовании приказов как учреждений можно лишь с середины XVI в., что связано с усилением Экономической и политической роли дворянства[724].
В первой половине XVI в. происходило еще только зарождение системы приказов внутри великокняжеской канцелярии. Этот процесс шел за счет формирования дьяческого аппарата казны и размежевания дел, подведомственных ему, по функциональному принципу.
Уже с конца XV в. дьяки государевой казны постепенно все более и более берут в свои руки участие во всех переговорах с иностранными державами. Такие дьяки, как Федор Курицын, Федор Мишурин, Меньшой Путятин и Елизар Цыплятев, бесспорно являлись крупными политическими деятелями своего времени[725].
Примерно с того же времени дьяки государевой казны уже ведут делопроизводство по военно-оперативным делам; «разряды» за конец XV — первую половину XVI в., сохранившиеся в позднейших разрядных книгах, уже своею точностью свидетельствуют об их современной записи лицами, имевшими самое прямое отношение к государственной канцелярии.
С конца XV в. обязанности дьяков пополняются еще одной — ведением дел, связанных с ямской гоньбой, т. е. службой связи. Уже в 1490 г. упоминается специальный ямской дьяк Т. С. Моклаков[726], который ведал ямским делом во всяком случае до 1505 г.[727] Появление специальных ямских дьяков связывается со строительством специальных княжеских ямов (станций для княжеских и посольских гонцов)[728]. Ямские дьяки состояли при казначеях, которые возглавляли руководство ямским делом[729]. Кроме основных своих функций, ямские дьяки заверяли и составляли акты на холопов, т. е. полные и докладные грамоты[730].
В 1496 г. впервые упомянут конюшенный дьяк[731]. К концу XV в. восходят ранние свидетельства о дьяках, ведавших земельными делами (будущие поместные дьяки)[732]. Поместные дьяки распоряжались испомещением служилых людей, столь широко проводившимся правительством Ивана III[733]. В конце 30–40-х годах XVI в. дворцовым дьякам иногда «придается» в качестве дополнительного поручения разбойное дело[734].
Если казна давала основные кадры аппарата складывающейся приказной системы, то Боярская дума была той средой, из которой часто выходили руководящие лица важнейших из центральных ведомств. Боярские комиссии, создававшиеся по мере надобности для ведения внешнеполитических переговоров[735] и для наблюдения над губными учреждениями (бояре, «которым розбойные дела приказаны»)[736], в дальнейшем своем развитии превратились в Посольский и Разбойный приказы[737]. Но боярскую комиссию по разбойным делам еще нельзя считать сложившимся приказом[738] ибо у нее еще отсутствует собственный штат дьяков[739].
Недавно новую схему возникновения приказной системы предложил Н. Е. Носов. Однако его выводы, изложенные в популярных «Очерках истории СССР», не сопровождаются необходимым обоснованием, и поэтому воспринимать их весьма трудно. По мнению Н. Е. Носова, уже Судебник 1497 г. «характеризует момент превращения «приказов» из личных поручений в правительственные учреждения»[740]. Но в словах статьи 2 Судебника 1497 г. о том, что жалобника следует послать к тому, «которому которые люди приказаны ведати», трудно усмотреть наличие «приказов» как государственных учреждений[741]. Поэтому прав Л. В. Черепнин, считающий, что в Судебнике 1497 г. нет данных, указывающих на «оформление приказной системы»[742]. По Н. Е. Носову, «приказы как определенные правительственные учреждения зародились в недрах княжеского дворца»[743]. Это по меньшей мере односторонне.
До сих пор не может считаться решенным вопрос об отношении дворца к казне. Но если даже считать казну дворцовой канцелярией, то и в этом случае формула Н. Е. Носова неудачна. Она не учитывает роль в формировании приказной системы Боярской думы и не показывает, что сложение приказов шло за счет сокращения компетенции чисто дворцовых ведомств.
Первые ростки приказной системы отнюдь нельзя преувеличивать. В первой половине XVI в. дьяки еще входили в состав казны и дворца, отдельные отрасли казенного управления еще не обособились одна от другой, еще не создался определенный штат для исполнения каждой из них.
Задача укрепления центрального аппарата власти, следовательно, до середины XVI в. в полной мере осуществлена не была.
В местном управлении, как и в центральном аппарате, к середине XVI в. наблюдается дальнейшая централизация, выражавшаяся в росте политического влияния дворянства и в постепенном вытеснении с ведущих позиций представителей боярской аристократии. Закладывались реальные предпосылки победы дворянской бюрократии.
Если в период единого Российского государства наместническая администрация представляла собою крупный шаг по пути подчинения бывших удельно-княжеских территорий центральной власти, то к середине XVI в. эта администрация уже изжила себя и не соответствовала новым задачам, вставшим перед русским правительством в деле укрепления власти на местах.
Наместник, будучи представителем великокняжеской власти в городе, как центре основной территориально-административной единицы страны — уезда, и волостель, ведавший волостью, полусамостоятельной единицей внутри уезда, осуществляли основные функции местного аппарата власти. Им как правило было подведомственно население в области суда, включая дела о разбое и убийстве (до проведения губной реформы)[744]. Еще Судебник 1497 г. (ст. 18) знал наместников «с судом боярским», т. е. имевших право окончательного решения по судебным делам, и «без боярского суда», докладывавших важнейшие дела великому князю и боярам, как суду высшей инстанции. Наместники часто ведали сбором таможенных, проездных и некоторых других пошлин; они контролировали заключение важнейших сделок (в том числе с «доклада» им составлялись акты на холопство)[745]. Наместник мог возглавлять местные дворянские ополчения. В крупнейших порубежных городах (в том числе Новгороде и Пскове) наместникам приходилось вести переговоры с соседними державами и заключать с ними соглашения[746]. Обеспечивался наместник с его штатом тиунов и доводчиков за счет «корма», собиравшегося с местного населения («въезжий» корм, а также корм в три праздника — рождество, пасху и Петров день), а также за счет судебных пошлин и некоторых других поступлений[747].
723
С. В. Юшков, История государства и права СССР, ч. 1, изд. 2-е, М., 1947, стр. 187–188 и др.; «Очерки истории СССР. Период феодализма IX–XV вв.», ч. 2, М., 1953, стр. 307–308.
724
См. подробнее А. А. Зимин, О сложении приказной системы на Руси, стр. 164–176.
725
Подробнее о составе посольских дьяков см. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 105 и след.
726
РИБ, т. XVII, отд. 2, № 383; ср. под 1492 г. (АЮБ, т. I, стр. 721).
727
И. Я. Гурлянд, Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII века, Ярославль, 1900, стр. 77.
728
«Памятники дипломатических сношений Древней России..», т. I, СПб., 1851, стб. 23–24.
729
Сб. РИО, т. LIX, стр. 43; ср. И. Я. Гурлянд, указ. соч., стр. 80. В 1536 г. ямскими делами занимались дьяки В. Рахманов и М. Казаков, а в 1543 г. — М. Ковезин (Сб. РИО, т. LIX, стр. 43, 64, 214).
730
ДиДГ, № 89, стр. 361; «Архив историко-юридических сведений, относящихся до России», изд. Н. Калачевым, кн. 2, полов. I, М., 1855, отд. 2, стр. 32–33 и др.; РИБ, т. XVII, СПб., 1896, отд. 2, № 121, 183, 329, 499 и др.
731
АЮБ, т. I, стр. 621–623 (С. В. Огафонов). В 1538/39 г. и в сентябре 1542 г. конюшенным дьяком был Степан Федотьев (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 193 об.; ГКЭ, Ростов, № 20/100 557).
732
С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, стр. 149; его же, Экскурсы по истории Поместного приказа, М., 1910, стр. 48. Ср. АГР, т. I, № 34, стр. 36. Н. Кобелев совмещал обязанности поместного дьяка и дворцового (ср. грамоту от 1499 г., АФЗиХ, ч. 1, № 260, стр. 233; РИБ, т. XXXII, № 73, от 1502 г.).
733
Среди дьяков, ведавших поместные дела, можно назвать Труфана Ильина (1523–1524 гг.), Василия Амирева (1529–1530 гг.). Третьяка Леонтьева (1546–1547 гг.) и Василия Нелю-бова (1550–1551 гг.). См. С. А. Шумаков, Экскурсы по истории Поместного приказа, стр. 48. В июле 1548 г. выдавали ввозные грамоты и записывали их в особые книги дьяки Третьяк Леонтьев и Яков Григорьев (сын Захаров), а в августе того же года Яков Григорьев и Угрим Львов (ГИМ, Сттмонов монастырь, кн. 58, л. 399).
734
В 1539 — октябре 1541 г. губные грамоты подписывал дьяк Тверского дворца Данило Выродков (ААЭ, т. I, № 187, 194); С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № 2: в ноябре 1541 г. дьяк Новгородского дворца Афанасий Бабкин (ААЭ, т. I, № 194-11); в 1549 г. дьяк того же дворца Борис Щекин (там же, № 224). которого позднее мы находим в Разбойной избе (см. об этом Н. Е. Носов, Очерки, стр. 115–117). Поэтому неправ В. Волынский, отмечающий «отсутствие какой-либо связи в развитии Разбойного приказа с изменением в составе дьяческого аппарата казны» (В. Волынский, указ. соч., стр. 48).
735
Сб. РИО, т. LIX, стр. 109, 171
736
ААЭ, т. I, № 187, 194; АИ, т. I, № 31. Вероятпо, существовала аналогичная боярская комиссия по холопьим делам. Во всяком случае, говоря о полных грамотах, правых и кабальных, Судебник 1550 г. все время называет боярина и дьяка как лиц, которым шли пошлины за составление или явку этих документов (статьи 34, 35, 40).
737
Ссылаясь на «Запись о душегубстве 1456–1462 гг.» («Памятники русского права», вып. III, М., 1955, стр. 167), В. Волынский считает, что Разбойный приказ вырос из ведомства московского наместника (В. Волынский, указ. соч., стр. 48). Это явное недоразумение: разбойные дела до губной реформы находились в ведении различных наместников, а не были функцией одного наместника московского (см. Судебник 1497 г., статья 38, 39, 43; Судебник 1550 г., статья 60 и др). Говоря о том, что «мы встречаем московского наместника в 1539 г. уже во главе бояр, «которым приказаны разбойные дела», автор допускает досадную путаницу: под 1539 г., действительно, упомянуты «бояре, которым разбойные дела приказаны», но о московском наместнике (без упоминания о боярах) говорится лишь в грамоте 1540 г.
738
Ср., например, мнение Н. Е. Носова (А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ. соч., стр. 71).
739
А. А. Зимин, Губные грамоты XVI века из Музейного собрания, стр. 211.
740
А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ. соч., стр. 72.
741
Под «приказами» Н. Е. Носов разумеет «постоянные присутственные места (учреждения)» (Там же, стр. 68). Определение совершенно недостаточное, ибо из него выпало основное — функциональная сущность приказов. Не учитывая последнего, Носов неверно отнес к «приказам» и областные и центральные дворцовые ведомства казначея и конюшего, которые в первой половине XVI в. нельзя считать приказными.
742
«Судебники XV–XVI веков», стр. 43.
743
А. И. Копанев г А. Г, Маньков, Н, Носов, указ. соч., стр. 68.
744
См. грамоту 1538 г. (РИБ, т. II, № 186).
745
РИБ, т. XVII, отд. 2, № 502, 512 и многие другие. Наместники ведали и судом по делам о холопах (Там же, № 515).
746
Сб. РИО, т. LIX, стр. 535–536 и др. О деятельности новгородских наместников см. А. П. Пронштейн, указ. соч., стр. 204–208.
747
Отчетливое представление о составе доходов наместников и волостелей дают уставные наместничьи грамоты (ААЭ, т. I, № 143, 181, 183; АИ, т. I, № 137 и др.), а также их доходные списки, см., например, доходный список волостеля на Сольцу Малую 1528 г. (Акты Юшкова, № 124) или, например, подробный список доходов ладожского кормления (Д. Я. Само-квасов, Архивный материал, т. I, М., 1905, стр. 181). Кормленые грамоты знают кормленье «с правдою» (т. е. с правом суда) (см. Акты Юшкова, № 134); с «пятном» (там же, № 125, 141, 149, 153);«с пятном и с помером» («Известия Русского генеалогического общества», вып. I, стр. 25–26; подробнее о «пятне» см. Акты Юшкова № 117); «с мытом» (там же, № 123; подробнее о «мыте» см. там же, № 148). См. грамоту 1528 г. Василия III Р. В. Домнину на Пушму «с правдою и пятном», грамоту 1511 г. князя Дмитрия Углицкого на волость Озерки И. Т. Перскову (А. А. Зимин, Несколько документов по истории местного управления XVI в. — «Исторический архив», 1960, № 3).