Страница 86 из 94
Сразу по получении тревожной вести на Коломну отправились воеводы князья Д. Ф. Бельский, В. В. Шуйский, М. В. Горбатый, а также М. С. Воронцов. Поскольку они обороняли южные рубежи еще в 1531 г., то обстановка на юге им была хорошо известна. Вслед за ними на следующий день в «полки» выехал и сам великий князь с братом Юрием. Перед отъездом он отдал распоряжение укрепить Москву артиллерией и приготовиться к возможной осаде. Сначала Василий III остановился в Коломенском, где ожидал прибытия своего младшего брата Андрея. 18 августа из Коломенского в Коломну посланы были дополнительные войска князя Ф. М. Мстиславского.
Тем временем Ислам 15 августа выжег рязанские посады, но, узнав о выступлении великого князя, почел за благо 18 августа подобру-поздорову вернуться восвояси, не рассчитывая, очевидно, на то, что Василий III поверят его уверениям в преданности и тому подобным сказкам. И действительно, в догонку за Исламом через Оку переправились русские воеводы во главе с князем И. Ф. Овчиной Оболенским. Они основательно потрепали крымские арьергарды. Их «сторожи» дошли до реки Прони, но с основными силами Ислама так и не встретились. Несостоявшийся «сын и друг» великого князя бежал «быстрее лани». Получив известие об удачном исходе операции, Василий III 21 августа возвратился в Москву[1487].
Лето в 1533 г. выдалось засушливое. 23 июня пронесся сильнейший ураган, и уж до сентября не выпало ни одного дождя. Летописец со скорбью записывал: «Лесы выгореша и болота водные высохша… мгла толь бе велика, якоже и птиць въблизи не узрит, а птици на землю падаху». От бездождия погибло много скота в Новгороде. Другой летописец также сообщал, что «лето бысть тогда сухо и курение, дымы хожаху»[1488].
Засуха влекла за собой пожары. В августе выгорел Средний город в Пскове, где жили торговые люди (гости) москвичи. Вологодский летописец замечал, что засуха была «добре велика и дымове были великии добре, земля горела». В народе передавались знамения недобрые, дурные приметы[1489]. 4 июня появилась звезда с «долгим хвостом» (комета), сиявшая несколько ночей; 19 августа (или 24 августа, по другим данным) «солнце гибло третьего часа дни», т. е. произошло затмение. Склонные к суеверию, люди ждали печальных событий и недобрых вестей, «поразсудив и глаголаху в себе, яко быти во царстве пременению некоему»[1490].
В сентябре в Москве состоялась казнь многих москвичей, смольнян, костромичей, вологжан, ярославцев и жителей других городов за подделку монет. Назревала необходимость денежной реформы, которая и была проведена через несколько лет (в 1535–1538 гг.)[1491].
Осенью 1533 г. великий князь с Еленой Васильевной и детьми, как обычно, отправился по монастырям и «на потеху». Однако на этот раз поездка оказалась роковой.
О последних месяцах жизни Василия III сохранились два рассказа. Первый озаглавлен «Сказание о великом князе Василье Ивановиче всеа Руси, како ездил во свою отчину на Волок на Ламъский на осень тешитися и как болезнь ему тамо сталася…» Находится он в Новгородском летописном своде 1539 г.[1492] Сказание, написанное современником, позднее подверглось обработке (текст этой переработанной редакции находится в Софийской II летописи)[1493]. Впрочем, и этот вариант сохранил некоторые черты первоначального текста «Сказания», утраченные в своде 1539 г.
«Сказание», несомненно, составлено очевидцем, сопровождавшим Василия III в его поездке на Волок и присутствовавшим при его последних днях.
Краткая летописная повесть более позднего происхождения носит официозный характер. Помещена она в Воскресенской летописи (в редакции 1542–1544 гг.) и озаглавлена «О преставлении великого князя Василия Ивановича». Позднее она вошла в состав Летописца начала царства (около 1555 г.), где подверглась переработке[1494].
По Воскресенской летописи, великий князь приказал «государство дръжати» Елене Глинской до совершеннолетия его сына. По Летописцу начала царства Василий III якобы благословляет Ивана мономаховым венцом и призывает к борьбе с «неверными», как бы «провидя» коронацию 1547 г. и присоединение Казани. Летописная повесть лишена интересных подробностей фактического характера.
Итак, 21 сентября 1533 г. великий князь Василий Иванович всея Руси с Еленой Глинской и обоими сыновьями отправился помолиться в Троицкий монастырь, где 25 сентября отмечалась «память» Сергия Радонежского. Отсюда он с семьей выехал «на свою потеху» в село Озерецкое, расположенное на Волоке. Василий III предполагал побывать на охоте еще в августе, но набег отрядов Ислама нарушил его планы. И вот во время поездки на Волок «явися у него мала болячка на левой стране на стегне (бедре. — А. 3.) на згибе, близ нужного места з булавочную голову, верху же у нея несть, ни гною в ней несть же, а сама багрова»[1495]. А. Е. Пресняков (со ссылкой на врача А. С. Соловьева) считал, что у Василия III был периостит[1496].
Почувствовав себя плохо, великий князь отправился в троицкое село Нахабно (Нахабино) Московского уезда. Отсюда, «обдержим болезнью», на праздник Покрова (1 октября) он поехал «в Покровское в Фуниково». Здесь он пробыл два дня, а затем направился в Волоколамск. В воскресенье, 6 октября, тверской и волоцкий дворецкий любимец великого князя И. Ю. Шигона дал для Василия III пир. На следующий день наступило ухудшение, болезнь усилилась, и великий князь только «великою нужею доиде до мылни» (бани)[1497].
Однако во вторник, 8 октября, когда наступила прекрасная погода, Василий Иванович послал за своими ловчими ф. М. Нагим и Б. В. Дятловым и, несмотря на хворь, собрался ехать в свое село Колпь на охоту. Туда же вызван был и младший брат великого князя Андрей. Окруженный псарями и собаками, Василий III с Андреем выехали «на потеху». Но проехать великий князь смог только две версты. Из-за сильной боли он вынужден был вернуться в Колпь и срочно послать за своими врачами Николаем Булевым и Феофилом и за князем Михаилом Глинским. По совету прибывших к больному месту стали прикладывать «муку пшеничную с медом пресным и лук печен, и от того болячка нача рдетися». Тогда процедуру повторили, «и учинися на болячке, яко прыщь мал, и появися в ней мало гною»[1498].
Прожив в Колпи две недели, Василий III решил отправиться на Волок. Так как «на кони» он ехать не мог, то «понесоша его на носилах дети боярские пеши и княжата на собе».
На Волоке болезнь усилилась. Из опухоли стал вытекать гной («яко до полу таза и по тазу»), особенно после того как к ней снова стали прикладывать мазь. У великого князя пропал аппетит («порушися ему ества, не нача ести»). Тогда Василий III, поняв, что дела его плохи, тайком от придворных, бояр, братьев и князя Михаила Глинского послал близких к нему постельничего Я. И. Мансурова и дьяка Меншика Путятина в Москву, чтоб они привезли великокняжеские завещания, необходимые Василию Ивановичу для составления новой духовной грамоты.
По своду 1539 г., Василию привезены были «духовные грамоты деда его и отца его великого князя Иоанна». По Софийской II летописи, великий князь послал Мансурова и Путятина «по духовные грамоты отца своего и по свою, которую писал, едучи в Новгород и во Псков». При этом великий князь, «слушав духовных, свою духовную велел сжещи»[1499]. А. Шахматов считает, что редакция «Сказания» в своде 1539 г. первоначальнее и что сообщение о сожжении духовной Василия III — позднейшая вставка[1500].
1487
ПСРЛ, т. VIII, стр. 283–284; т. VI, стр. 266–267; РК, стр. 82–83; Э, л. 110 об.-112 об.; «Рязанские достопамятности», стр. 270–271; ЦГАДА, Крымские дела, кн. 7, л. 58 об, — 60.
1488
ПСРЛ, т. IV, стр. 581; т. VIII, стр. 282, 283.
1489
ПСРЛ, т. IV, стр. 552; т. VI, стр. 291; т. XXVIII, стр. 162; ПЛ, вып. I, стр. 105.
1490
ПСРЛ, т. IV, стр. 552–553; т. VI, стр. 266 (19 августа), 291.
1491
ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315, 322–323; Кунцевич, стр. 603. Подробнее см.: И. Г. Спасский. Денежное обращение в Московском государстве с 1533 по 1617 г. — «Материалы и исследования по археологии СССР» № 44. М.-Л., 1955, стр. 273–279; А. А. Зимин. Монетная реформа Елены Глинской. — «Нумизматика и эпиграфика», т. IV. М., 1963, стр. 245–250.
1492
ПСРЛ, т. IV, стр. 552–564; А. А. Шахматов О так называемой Ростовской летописи. М., 1904, стр. 118–138. См. отдельно: ГИМ, Синод. № 963, л. 68 об-94 об-а также ЦГАДА, собр. рукоп. книг № 351/800 (свод 1584 г. с использованием свода 1539 г.).
1493
ПСРЛ, т. VI, стр. 266–276. Ср. ЦГАДА, ф. Оболенского, № 42, л. 27–49. Снято упоминание о Д. Ф. Вельском как опекуне малолетнего Ивана и об И. Ф. Овчине Оболенском как об одном из бояр, сопровождавших тело покойного великого князя.
1494
ПСРЛ, т. VIII, стр. 285–286; т. XIII, стр. 78–79; т. XX, стр. 419–420; т. XXIX, стр. 9-10; Пискаревский летописец. — «Материалы по истории СССР», т. II. М., 1955, стр. 23–25. О характере переработки см.: А. А. Зимин. И. С. Пересветов, стр. 32–33. Обработка повести помещена и в Стенениой книге (ПСРЛ, т. XXI, стр. 612–615).
1495
ПСРЛ, т. IV, стр. 553.
1496
А. Е. Пресняков. Завещание Василия III. — «Сб. статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову». Пг., 1022, стр. 72.
1497
ПСРЛ, т. IV, стр. 554.
1498
ПСРЛ. т. IV, стр. 554.
1499
ПСРЛ, т. IV, стр. 554; т. VI, стр. 268.
1500
А. А. Шахматов. О так называемой Ростовской летописи, стр. 58–59. А. А. Шахматов считал, что духовные великий князь слушал только в субботу, а по Софийской II — сжег свое завещание еще в пятницу. Но в пятницу было тайное совещание с М. Путятиным и И. Шигоной, где, так сказать, готовились материалы к заседанию Боярской думы, собравшейся только в субботу. Поэтому завещание 1509 г. вполне могло быть сожжено еще в пятницу.