Страница 6 из 69
Официальное летописание сохранилось и в так называемых Сокращенных летописных сводах Погодинского (Сокращенный свод 1493 г., завершающийся сообщениями сентября этого года) и Мазуринского видов (Сокращенный свод 1495 г., доводящий изложение до февраля 1495 г.). Оба свода изданы.[69] На официальном летописании основывала свое изложение Вологодско-Пермская летопись (в редакции 1499 г.).[70]
В редакции 1508 г. официальное летописание известно по списку Царского Софийской I летописи.[71] Наконец, в редакции свода 1518 г., основанного на своде 1508 г., официальное летописание дошло до нас в Уваровской, Воскресенской, Софийской II, Львовской, Иоасафовской и Никоновской летописях.[72]
Политическая ориентация официальных летописей менялась в связи с напряженной политической борьбой при дворе Ивана III. Одна из редакций официальной летописи составлена была в 1493 г., а следующая — в 1495 г. Создателя последней С. М. Каштанов убедительно ищет в окружении Елены Стефановны и предположительно связывает с канцелярией митрополита Зосимы. Я. С. Лурье считает список 1495 г. великокняжеским сводом. В официальном своде 1500 г. (см. Новгородский свод 1539 г. и Новгородскую Уваровскую летопись) изложение заговора Владимира Гусева (1497/98 г.) дается также с позиций группировки Елены Стефановны.[73] Однако в 1508 г., когда свод 1500 г. дополнялся и редактировался, рассказ о событиях 1497/98 г. был изменен в духе Василия III.
Спорным является вопрос о канцелярии, с которой было связано официальное летописание. По А. Н. Насонову, это был двор московских митрополитов, с чем не согласен Я. С. Лурье.[74]
В 80-х годах XV в. существовал летописный памятник, составитель которого сочувствовал митрополиту Геронтию. Он сохранился в составе свода 1518 г. (Софийская II — Львовская летопись). В него включались известия 1481/82, 1483/84 и далее до 1489/90 гг., частью с 1482/83 г., совпадающие с Типографской летописью.[75]
Летописание старых центров Руси постепенно приходило в упадок. В Новгороде после его присоединения пользовались официальными летописями, которые пополнялись отдельными сведениями местного характера. Некоторое время интенсивно занимались летописанием в Ростове, при архиепископском дворе. Свод конца 80-х годов XV в., дошедший в составе Типографской летописи, составлен был при дворе архиепископа Тихона. А. Н. Насонов и К. Н. Сербина усматривают в нем черты митрополичьей канцелярии. В конце XV — начале XVI в. свод был пополнен материалами официального летописания и в таком виде повлиял на великокняжеский свод 1518 г., а также на Прилуцкий вид «Летописца от 72-х язык».[76]
В Пскове, сохранявшем до 1510 г. независимость, летописание велось по-прежнему интенсивно при Троицком соборе. В псковских летописях имеются пространные рассказы как о внутренних событиях в республике (в частности, о движении «смердов» 1485 г.), так и о присоединении Новгорода. А. Н. Насонов датирует возникновение псковских сводов 1481 г. и концом 80-х годов, а Г. Ю. Грабмюллер — 1481, 1482 и 1486 гг.[77]
Следы известий рязанского происхождения обнаружены А. Г. Кузьминым в Никоновской летописи. Однако его датировка этой летописи 1500 г. вызвала решительное возражение Б. М. Клосса. Вскоре после присоединения в 1485 г. Твери к Москве сошло на нет и тверское летописание. Тверские известия приписывались к своду 1455 г. до 1486 г., последние приписки доходят до 1498 г. Местные предания о русско-казанских отношениях сохранились в составе позднейшей «Казанской истории».[78]
Составляли летописи и в крупнейших монастырях. Летописное дело в Троицком монастыре связано с традицией, представленной Типографской летописью. Небольшие летописцы возникали в Кирилло-Белозерском и Иосифо-Волоколамском монастырях.[79]
Летописание велось в Перми, на Выми, в Холмогорах и на Устюге, где оно в конце XV в. даже переживало некоторый подъем.[80]
Рост международного престижа Русского государства к началу XVI в. и складывание официальной идеологии, рассматривавшей Россию как законную преемницу Византийской империи, привели к появлению нового типа исторического повествования — хронографа. В Русском хронографе история страны рассматривалась как заключительный этап истории крупнейших мировых монархий. Как установил Б. М. Клосс, одним из источников памятника была Сокращенная редакция официальной летописи 90-х годов, а возник он в Волоколамском монастыре в 10-е годы XVI в. О. В. Творогов доказал, что хронограф сохранился лучше всего в тексте так называемого «Хронографа редакции 1512 г.».[81]
Для изучения социально-экономических отношений, истории государственного аппарата, а также внутренней политики первостепенное значение имеют актовые материалы. Основной корпус актов до 1504 г. в настоящее время может считаться изданным. Остались несобранными лишь северные акты с 1478 г.[82]
Классическая монография Л. В. Черепнина о русских феодальных архивах XIV–XV вв.[83] отличается новаторским подходом к анализу актовых и законодательных источников того периода: изучением формы актов и законов в органичной связи с их содержанием и конкретно-исторической обстановкой их создания. К анализу памятников Черепнин широко применял также ту методику изучения летописей, создателем которой был А. А. Шахматов. Подход Черепнина к актам получил дальнейшее развитие в работах С. М. Каштанова, Н. Н. Покровского, А. Д. Горского и других историков.
Как показал В. Б. Кобрин, сохранившиеся акты (преимущественно из монастырских фондов) достаточно репрезентативны для изучения основных черт феодального землевладения. Этого нельзя сказать о писцовых книгах. Сохранились только новгородские писцовые книги, составленные вскоре после присоединения Новгорода к Москве. Чем объясняется подобная сохранность, не вполне еще ясно. Источниковедческое изучение писцовых книг, в последние годы успешно проводившееся Г. В. Абрамовичем, не завершено. Для истории складывания поместного землевладения в Новгороде весьма существенна так называемая «Поганая книга» Дмитрия Китаева, содержащая перечень послужильцев, испомещенных в Новгородской земле. Время и обстоятельства ее создания до конца еще не установлены.[84]
Делопроизводственные материалы рубежа XV–XVI вв. почти не сохранились. Только некоторые из них упоминаются в позднейшей (70-е годы XVI в.) описи Государственного архива.[85]
Из материалов, непосредственно относящихся к строительству государственного аппарата и объединению русских земель в единое государство, выделяется небольшой, но первостепенный по значению комплекс княжеских духовных и договорных грамот. Его исследовал Л. В. Черепнин.[86] Известны также две крестоцеловальные (присяжные) грамоты 1474 г.[87] Местнические документы почти не сохранились. Одна грамота (1504 г.) имеется в составе позднейшего дела (1567 г.).[88] Разрядные книги дошли до нас лишь в редакции середины 50-х годов XVI в., но разрядные записи о походах, военных назначениях велись уже с конца XV в.[89] Родословные книги также представлены только поздней редакцией (40—50-е годы XVI в.), хотя первые опыты составления родословных росписей относятся к концу XV в. и помещены в Типографской летописи.[90] Сведения родословных книг основаны на источниках, достоверно отражающих генеалогические связи представителей знати XV в. (главным образом на семейных преданиях).[91]
69
ПСРЛ, т. 27. М.-Л., 1962.
70
ПСРЛ. т. 26. М.-Л. 1959; Тихомиров М. Н. О Вологодско-Пермской летописи. — ПИ. Сб. III. М.-Л., 1940, с. 225–244; Буганов В. И. О списках Вологодско-Пермского летописного свода конца XV — начала XVI в. — Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963, с. 158–165.
71
ПСРЛ, т. 6. СПб., 1853.
72
ПСРЛ, т. 28; т. 8. СПб., 1859; т. 6; т. 20, пол. 1. СПб., 1910; ИЛ; ПСРЛ, т. 12. СПб., 1901.
73
Каштанов С. М. О списках двух неопубликованных летописных сводов (1493 и 1495 гг.) — ПИ. Сб. VIII. М., 1959, с. 465; Лурье. Летописи, с. 251; ПСРЛ, т. 4. ч. 1, вып. 2. Л., 1925, с. 530–531.
74
Лурье. Летописи, с. 238–239.
75
Лурье. Летописи, с. 212, 229, 239.
76
Азбелев С. Н. Новгородские летописи XVII в. Новгород, 1960, с. 12–32; Лурье. Летописи, с. 217, 223, 237, 258; Насонов, с. 373–374; Сербина К. Н. Из истории русского летописания конца XV в. (Летописный свод 1497 г.). — ПИ. Сб. XI. М., 1963, с. 391–428.
77
ПЛ, вып. 1. М.-Л., 1941; вып. 2. М.-Л., 1955; см. Насонов А. Н. Из истории псковского летописания. — ИЗ, 1946, т. 18, с. 255–294; Grabmuller H. Die Pskover Chroniken. Wiesbaden, 1975.
78
Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965; его же. К вопросу о времени создания и редакциях Никоновской летописи. — АЕ. 1962. М., 1963, с. 111–120; Клосс Б. М. Деятельность митрополичьей книгописной мастерской в 20-30-х годах XVI в. и происхождение Никоновской летописи. — Древнерусское искусство. Рукописная книга. М., 1972, с. 318–338; ПСРЛ, т. 15. СПб., 1863; см. Насонов А. Н. Летописные памятники Тверского княжества. — Известия АН СССР, сер. VII, отд. гум. наук, 1930, № 9, с. 709–738; № 10, с. 739–773; КН.
79
Зимин А. А. Краткие летописцы XV–XVI вв. — ИА, кн. V. М.-Л., 1950, с. 22–27; ср.: Казакова Н. А. Книгописная деятельность и общественно-политические взгляды Гурия Тушина. — ТОДРЛ, т. XVII. М.-Л., 1961, с. 169–200.
80
ВВЛ; см. Флоря Б. Н. Коми-Вымская летопись. — Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 218–231; ПСРЛ, т. 33. Л., 1977; см. Лурье Я. С. О неизданной Холмогорской летописи. — Исследования по отечественному источниковедению. М.-Л., 1964, с. 449–455; УЛС; см. Сербина К. Н. Устюжский летописный свод. — ИЗ, 1946, т. 20, с. 239–270; Насонов, с. 348; Лурье. Летописи, с. 196–198.
81
ПСРЛ, т. 22, ч. I. СПб., 1911; Шмидт С. О. Продолжение Хронографа редакции 1512 г. — ИА, т. VII. М., 1951, с. 254–299; Клосс Б. М. О времени создания русского Хронографа. — ТОДРЛ, т. XXVI. Л., 1971, с. 244–255; Творогов О. В. Древнерусские хронографы. Л., 1975; ср. рец. Б. М. Клосса (ИСССР, 1977, № 3, с. 181–184).
82
АСЭИ, т. I–II; АФЗХ, ч. I–II; ГВНП; Каштанов С. М Очерки русской дипломатики. М., 1970, с. 341–484; НПГ; Голубцов И. А., Назаров В. Д. Акты XV — начала XVI в. — СА, 1970, № 5, с. 74–89; Кобрин В. Б. Грамоты XIV–XV вв. из архива Кирилло-Белозерского монастыря. — АЕ, 1968. М., 1970, с. 406–410; Самоквасов Д. Я. Архивный материал, т. I–II. М., 1905–1908. Сборник грамот Коллегии экономии, т. I–II. Пг. — Л., 1922–1929; Корецкий В. И. Вновь открытые новгородские и псковские грамоты XIV–XV вв. — АЕ. 1967. М., 1969, с. 275–290.
83
Черепнин. Архивы, ч. 1–2.
84
Кобрин В. Б. К вопросу о репрезентативности источников по истории феодального землевладения в Русском государстве XV–XVI вв. — Источниковедение отечественной истории, вып. I. М., 1973, с. 171–211; НИК, т. I–IV; Переписная окладная книга по Новгороду. — Временник ОИДР, кн. XI–XII. М., 1851–1852; Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг. Л., 1930; Гневушев А. М. Отрывок писцовой книги Вотской пятины 1504–1505 гг. Киев, 1908; Зимин А. А. Два отрывка из Новгородской писцовой книги конца XV в. — ИА, 1959, № 1, с. 154–159; Абрамович Г. В. Новгородские переписи конца XV и XVI в. и их место во внутренней политике Русского централизованного государства. АКД. Л., 1964; его же. Поганая писцовая книга. — ВИД. Сб. IX. Л., 1978, с. 173–194.
85
ЦГАДА, Гос. древ. отд. IV, рубр. II, № 1 (Роспись приданого княжны Елены 1495 г.); Г АР.
86
ДДГ; Черепнин. Архивы, ч. 1, с. 164–223; Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. — ПИ. Сб. VI. М, 1958, с. 275–324; его же. Княжеские духовные грамоты начала XVI в. — ИЗ, 1948, т. 27, с. 265–276.
87
СГГД, ч. I, № 103–104, с. 249–251.
88
Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888, с. 103–115; Зимин А. А. Источники по истории местничества в XV — первой трети XVI в. — АЕ. 1968. М., 1970, с. 109–118.
89
РК; Р; Буганов В. И. Разрядные книги последней четверти XV — начала XVII в. М., 1962; его же. Источники разрядных книг последней четверти XV — начала XVII в. — ИЗ, 1965, т. 76, с. 216–229.
90
ПСРЛ, т. 24. М., 1921, с. 227–233; Бычкова М. Е. Родословные книги XVI–XVII вв. как исторический источник. М., 1975.
91
Родословная книга князей и дворян российских и выезжих…, ч. 1–2. М., 1787; Временник ОИДР, кн. X. М., 1851; РИИР.