Страница 42 из 69
В январе 1499 г. резко обострилась ситуация в самой России. Официальный летописный свод (редакции 1508 г., сохранившейся в своде 1518 г.) сообщает: «В лето 7007-го генваря князь великий велел поимати бояр своих, князя Ивана Юриевичя з детми, да князя Семена Ивановичя Ряполовского; и велел казнити князя Семена Ивановичя Ряполовского, отсекоша ему главу на реце на Москве, пониже мосту, февраля 5, во вторник; а князя Ивана Юриевичя пожаловал от казни, отпустил его в черньци к Троици, а сына его, князя Василя Ивановичя Кривого, отпустил в монастырь в Кирилов на Белоозеро». Вскоре после этого, «марта 21, в четверк, пожаловал князь великий Иван Василевичь всея Русии сына своего, князя Василия Ивановича, нарекл его государем великим князем, дал ему Великыи Новгород и Псков, великое княжение».[481]
В продолжении Хронографа редакции 1512 г. сразу же после сообщения о коронации Дмитрия следует текст: «Велел князь великий поймать бояр своих, князя Ивана Юрьевича з детми, да зятя его, князя Семена Ряполовского, велел казнити, головы ссечи, а князя Ивана да сына его, князя Василья, в чернцы отпустил лета 7007-го генваря. Того же лета князь велики Иван пожаловал сына своего князя Василья, а нарек его великим князем и дал ему Новгород Великий и Псков».[482] В данном случае известие Хронографа восходит к своду 1508 г. (или одному из сходных).
Близок к своду 1508 г. и текст Вологодско-Пермской летописи. После краткой записи о том, как Иван III в феврале 1498 г. «посади на великое княжение внука своего, князя Дмитрея Ивановича», идет сообщение о «поимании» кн. Ивана Юрьевича с детьми и о казни кн. Семена Ряполовского. Различия сообщений Вологодско-Пермской, Уваровской и сходных летописей сводятся к следующему: в ВПЛ нет точной даты событий; в ней говорится, что Патрикеевых «упросил… у смертные казни митрополит Симан да владыкы»; имеется добавление, что Патрикеевых повелено было «на Москве постричи в железех»; весь рассказ завершает новая запись: «Того же лета, апреля, поймал князь великий Иван Васильевич князя Василья Ромодановского да Ондрея Коробова тферитина»; пожалование Новгородом сына Ивана III — Василия датируется 29 июня.[483]
В Типографской летописи запись о «поимании» очень лаконична и идет после сообщения о казни В. Гусева: «Лета 7000 седьмаго поймал князь великый князя Ивана Юрьевича да его детей, князя Василья, да князя Ивана, да зятя его, князя Семена Ряполовского, месяца генваря 31 день, и стят бысть князь Семен Ряполовский месяца февраля 5 день на память святыа мученици Агафьи».[484] Здесь о поставлении Василия Ивановича на великое княжение новгородское нет ни слова, но точно датируется арест Ряполовского и говорится о том, что он был зятем И. Ю. Патрикеева. В Устюжском своде только сказано: «В лета 7006. Князь великий Иван Васильевичь поймал в ызмене князя Ивана Юрьевичя и сына его, Василья Косово, да князя Семена Ивановичя Ряполовского». Сходны записи и в кратких летописцах.[485]
Причин опалы князей Ряполовского и Патрикеевых источники не излагают. Правда, в грамоте Ивана III русским послам (май 1503 г.) содержится предупреждение: «… вы бы во всем себя берегли; а не так бы есте чинили, как князь Семен Ряполовский высокоумничал князем Васильем, княжим Ивановым сыном Юриевича». Иван III имел в виду посольство С. И. Ряполовского и В. И. Патрикеева в Литву, завершившееся заключением мирного договора и браком литовского великого князя Александра с дочерью Ивана III Еленой. В чем состояло «высокоумничанье» (своеволие) Ряполовского, можно только догадываться. Глухие сведения о казни С. И. Ряполовского и пострижении В. И. Патрикеева приводит А. Курбский. Наконец, Степенная книга отмечает, что 21 марта 1499 г. Иван III «нарек… государем и великим князем» сына Василия, и далее сообщает: «Малым бо пред сим, яко за два лета, некоих ради людьских крамол, гнев имея на них… Потом же великий князь испыта подробну вся преже бывшая крамолы, их же ради повеле князя Симиона Ряполовскаго казнити смертным посечением. Князя же Ивана Юрьевича и сына его князя Василья Косово для моления митрополича и владык милость над ним сотвори: смерти не предастъ их. И отпущени бывше и во иноческий чин облекошася, богоугодно поживе в разная времена и к богу отидоша».[486] Итак, в Степенной книге возвышение Василия и казнь Ряполовского тесно связаны между собой.
В духе Степенной книги интерпретировали события Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев. Последний писал: «Летописцы говорят глухо, не объявляют, в чем состояли крамолы, измена Патрикеевых и Ряполовского; но нет сомнения, что эта измена и крамолы состояли в действиях их против Софии и ее сына в пользу Елены и Димитрия внука». Против подобной оценки событий выступил Я. С. Лурье, отвергающий сообщение Степенной книги как позднейшее, считая, что оно возникло тогда, когда нужно было приписать Вассиану Патрикееву близость к давним врагам Василия III. Поэтому Лурье не видит связи между опалами 1499 г. и известием о приближении княжича Василия. Он обращает внимание на то, что «в начале княжения Василий III оказывал покровительство Патрикееву», но, по его мнению, опала на Патрикеевых вообще не связана с возвышением Василия Ивановича. О причинах ее он не пишет, ссылаясь только на посольские дела.[487]
Приведя сведения о длительной связи Патрикеевых с московским великокняжеским домом, Л. В. Черепнин обратил внимание на участие И. Ю. и В. И. Патрикеевых в 1495–1499 гг. в решении поземельных споров и пришел к выводу, что «в выработке проекта Судебника 1497–1498 гг. Патрикеевым принадлежала основная роль». Причины их опалы Черепнин связывал с «намечавшейся русско-литовской войной». Это важное наблюдение он подкрепляет сведениями о том, что «И. Ю. Патрикеев являлся сторонником русско-литовского сближения». Патрикеевы, по его мнению, «принадлежали к партии Елены Стефановны, высказывавшейся против войны с Литвой. В рецензии на книгу Черепнина автор этих строк считал Патрикеевых «противниками централизаторской политики Ивана III» и их падение объяснял «борьбой Ивана III против реакционного боярства», т. е. против сторонников Дмитрия-внука.[488] Эта характеристика, данная в 1952 г., в настоящее время представляется ошибочной.
Гипотезу Я. С. Лурье принял К. В. Базилевич, хотя прямо на него не ссылался. Опалу на Ряполовского и Патрикеевых, «убежденных сторонников примирения и сближения с Литвой», Базилевич также не связывал с династической борьбой. По его мнению, в лице этих княжат «Иван III встретил оппозицию своим планам, касавшимся вооруженной борьбы за русские земли с литовским господарем». В рецензии на книгу Базилевича И. И. Смирнов отстаивает версию Степенной книги, считая, что «князья Ряполовские и Патрикеевы представляли собою самые верхи феодальной аристократии», которые «рассчитывали использовать малолетнего внука Ивана III — Дмитрия для захвата власти в свои руки». Подробный рассказ Степенной книги, по его мнению, раскрывает то, что «стремились скрыть ранние летописные своды». Он иллюстрирует свою мысль ссылкой на аналогичный рассказ о боярском мятеже 1553 г. Царственной книги позднейшего (сравнительно с Никоновской летописью) происхождения. Смирнов не считает слишком большую самостоятельность и Ряполовского, и Патрикеевых в дипломатических делах причиной их опалы: казнь С. И. Ряполовского в 1499 г. не могла быть карой за «высокоумничанье», допущенное пять лет назад, в 1494–1495 гг.[489]
Н. А. Казакова, как и И. И. Смирнов, считает, что «не доверять рассказу Степенной книги… нет никаких оснований». В умолчании летописей первой половины XVI в. о связи дела Патрикеевых с борьбой партий при дворе Ивана III она видит «влияние заинтересованных лиц», в руках которых «находилась власть и волей которых определялись в значительной степени содержание и направленность летописных известий». Но вряд ли можно придавать такое значение источнику, составленному спустя 60 с лишним лет после событий. Текст Степенной книги представляет собой простое осмысление ранних летописных рассказов; он не дает новых деталей, которые бы свидетельствовали об использовании авторами не дошедших до нас источников. Мысль Казаковой о связи Ряполовского и Патрикеевых с окружением Дмитрия-внука заслуживает внимания. «Опала Патрикеевых — Ряполовских, — пишет она, — была данью возвышающемуся Василию, но публичное объявление о причинах опалы (выступление Патрикеевых и Ряполовских в 1497 г. против Василия на стороне Дмитрия) могло бросить тень политического подозрения на Дмитрия» и поэтому не попало в летописи, составленные в 1500 г., до опалы Дмитрия. Отсутствие причин опалы в поздних летописях Казакова объясняет тем, что они писались тогда, когда Вассиан Патрикеев стал фаворитом великого князя и напоминать о былой враждебности Патрикеевых Василию было неудобным.[490]
481
ПСРЛ, т. 28, с. 331–332; т. 8, с. 236, 237; т. 6, с. 243; т. 12, с. 248–249; т. 20, ч. I, с. 369; ИЛ, с. 137.
482
ПСРЛ, т. 22, ч. I, с. 513–514; Шмидт С. О. Продолжение Хронографа редакции 1512 г., с. 273.
483
ПСРЛ, т. 26, с. 291; ср. т. 33, с. 133; Лурье Я. С. Краткий летописец Погодинского собрания, с. 443. В летописце поставление Василия датируется 29 июля, причем добавляется: «…а князя Юрья на Дмитров, а князя Дмитрея Углечем».
484
ПСРЛ, т. 24, с. 214. К тексту Тип. близок текст Владимирского летописца с небольшими дополнениями: «…детей, князя, Василья Косово, да князя Ивана Мыныну…»; в конце значится: «…а князя Ивана Юрьевича, да князя Василья… упросил митрополит Симан и владыкы в чернци от казни» (ПСРЛ, т. 30, с. 139). К. В. Базилевич и С. М. Каштанов пишут об опале на некого Аф. Патрикеева (Базилевич, с. 370; Каштанов. Социально-политическая история, с. 102). Такого родича у князей Патрикеевых нет. Это однофамилец, послужильцы которого испомещались в Вотской пятине.
485
УЛС, с. 100. Кирилло-Белозерский летописец сообщает: «Лета 7007. Опала великого князя на бояре, на князя Ивана Юриевича з детьми, и князя Семена Ряполовскаго казнил» (Зимин А. А. Краткие летописцы XV–XVI вв., с. 36). Запись разрядных книг: «Того же году в генваре велел князь великий переимати бояр своих князя Ивана Юрьевича да князя Семена Ивановича Ряполовского. И велел князя Семена казнить на Москве-реке, а князя Ивана постриг у Троицы на Белеозере» (Р, с. 54); ГИМ, ОР, собр. Щукина, № 668, л. 328 об.; Тихомиров М. Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962, с. 35–36.
486
Сб. РИО, т. 35, с. 44, 138 и сл.; РИБ, т. 31, стлб. 163, 272; ПСРЛ, т. 21, ч. II, с. 572.
487
Соловьев С. М. История России, кн. III. M., 1960, с. 63; Лурье Я. С. Первые идеологи московского самодержавия, с. 97. Позднее Лурье писал, что «опала Ряполовского-Патрикеевых была так или иначе связана с внешнеполитическими делами» (АЕД, с. 168). Разбор взглядов Лурье см.: Каштанов. Социально-политическая история, с. 104–106.
488
Черепнин. Архивы, ч. 2, с. 308, 315, 316; СК, 1952, № 4, с. 66–67.
489
Базилевич, с. 374; ВИ, 1952, № 11, с. 142–143.
490
Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.-Л., 1960, с. 44–46; ее же. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в., с. 95–96.