Страница 8 из 62
Несмотря на продолжавшееся дробление Тверской земли на уделы, тверские князья добились известных успехов в подчинении уделов своей власти. Накануне ликвидации своей обособленности находилось Кашинское княжество.
Великое княжество Рязанское располагалось по течению реки Оки и ее притока Прони, а также обнимало территорию верховьев рек Дона и Воронежа. На севере оно граничило с Коломной и Муромом, некогда входившими в состав Рязанского княжества, на востоке — с Мещерским краем и Городцом на Оке. Восточную часть Рязанской земли наряду с русскими населяла мордва. Подвергавшаяся постоянным набегам ордынцев, Рязань переживала состояние упадка и рассчитывала только на помощь своих могущественных соседей — Литвы и Москвы.
Городов в Рязанской земле было немного. На реке Оке стояли Ростиславль, Персвитеск, Переяславль-Рязанский (столица княжества) и Старая Рязань, а на реке Пронс — Пронск, столица удельного Пронского княжества, являвшегося земледельческим оазисом Рязанской земли. Основная масса населения сосредоточивалась на севере, более (чем другие районы княжества) отдаленном от «Поля» и близком к Москве.
По словам итальянца Иосафата Барбаро, путешествовавшего по стране в 70-е годы XV в., Рязанская земля была «обильна хлебом, мясом, медом и другими полезными вещами… Повсюду много лесов и деревень»[125]. Герберштейн писал, что «там великое изобилие меду, рыб, птиц и зверей… Народ там в высшей степени смелый и воинственный»[126]. В Рязани бортничество действительно было развито[127].
Рязань прикрывала Северо-Восточную Русь от набегов кочевников. Через ее территорию шли торговые пути в Орду.
Пятнадцатый век был временем расцвета экономической и культурной жизни Великого Новгорода. Формально он признавал верховное главенство князей, получивших ярлык на великое княжение, а фактически был вполне самостоятельным государственным образованием республиканского типа. Новгород был опоясан системой пограничных городов-крепостей, защищавших его от вторжения жадных до поживы соседей. На севере — это Ладога (на Волхове), Орехов (у истоков Невы на острове), Копорье, Ям (на реке Луге). Они прикрывали подступы к Новгороду со стороны Швеции и Ливонского ордена. На юге Новгород защищали Порхов (на реке Шелони), Старая Руса и Демон.
Новгород был боярской республикой, в которой господствовавшая прослойка общества жила преимущественно за счет оброков, взимавшихся с крестьянства новгородских земель. Богатства новгородского боярства накапливались также путем внешнеторговых операций. Вывозил Новгород пушнину, воск и кожу[128]. Пушнина шла на Восток, в Царьград, в «Немцы» и в Литву. Основными ее поставщиками в Новгород были Печора, Двина и особенно Устюг. Велика была и доля пушнины (белок) в натуральном оброке новгородских крестьян.
Транзитная торговля Новгорода воском достигала значительных размеров. Воск поступал из центральных районов страны, в том числе со Среднего Поволжья. В Новгород ввозились в первую очередь сукна. Поступала сюда и соль, которой в Новгороде не хватало. Привозились (главным образом ганзейскими купцами) и благородные металлы (преимущественно серебро). Как видим, для ведения транзитной торговли с Западом Новгород должен был сохранять тесные связи как с Севером, так и с Центром Руси, с Галичем, Москвой и Литвой. Отсюда и противоречивость политики Новгорода в 20-50-е годы XV в. Верховным главой Новгорода считался великий князь владимирский (московский). Боярское руководство Новгорода вело сложную игру, стремясь занять место «между трех огней» и при этом сохранить фактическую независимость от своих могущественных соседей. Влияние князей-наместников, приглашавшихся как из Москвы, так и из Литвы, на ход внутренней жизни Новгорода было минимальным.
«Младший брат» Новгорода — Псковская земля располагалась на узкой полосе территории вдоль Чудского и Псковского озер и реки Великой. Здесь находилось до десятка городов-крепостей. Это Изборск, Остров, Велье, Опочка — к югу от Пскова, а к северу — Вороноч (при впадении Сороти в Великую), Котелно, Врев. На берегу Чудского озера стоял Гдов[129]. Эти города являлись надежной защитой Псковской земли от вторжения Ливонского ордена и Великого княжества Литовского.
В 20-50-е годы Псков принадлежал к числу вернейших союзников Москвы. В эти годы он переживал полосу экономического подъема, сопровождавшегося социальными движениями (в том числе стригольников)[130]. Верховная власть в Псковской республике, как и в Новгороде, принадлежала совету посадников (из числа псковских бояр-землевладельцев). Этот совет вынужден был считаться с волей веча. Князья-наместники, присылавшиеся обычно Москвой, возглавляли вооруженные силы республики. Псков вел обширную торговлю с соседними странами Запада.
Таково было окружение великого княжества, которым распоряжался Василий I Дмитриевич накануне смерти.
Завещая еще в 1423 г. престол своему сыну, Василий I создал регентский совет, который должен был управлять страной в годы его малолетства. Сына он «приказал» своей жене Софье Витовтовне, ее отцу великому князю литовскому Витовту, а также князьям Андрею и Петру Дмитриевичам и детям князя Владимира Серпуховского Семену и Ярославу (с младшей братьею)[131]. Отсутствие среди опекунов князей Юрия и Константина Дмитриевичей объясняется сложившейся обстановкой. Князь-«изгой» Константин находился в немилости, а Юрий Дмитриевич, очевидно, уже внушал Василию I опасения своими претензиями на великокняжеский престол.
Дядя или племянник
Сразу после смерти Василия I (27 февраля 1425 г.) реальная власть в Москве перешла в руки энергичных правителей — властолюбивой княгини-вдовы Софьи Витовтовны, волевого митрополита Фотия и деятельного боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского. Наибольшим влиянием из них при дворе пользовался митрополит. Решив сразу же покончить с какими-либо недомолвками (в первую очередь с претензиями Юрия Дмитриевича на великокняжеский престол), митрополит Фотий уже в ночь смерти великого князя направляет в Звенигород к князю Юрию своего боярина Акинфа Ослебятева.[132]. Он должен был передать приглашение дяде малолетнего великого князя явиться в столицу и присягнуть на верность Василию II, т. е. подчиниться его воле[133].
Выбор гонца был сам по себе удачным: родич героя Куликовской битвы Осляби должен был внушить доверие к себе сыну победителя Мамая. Однако князь Юрий, собравшись было ехать по собственному почину в Москву, переменил решение. Вероятно, он усмотрел в приглашении опасность для себя и повернул к Галичу[134]. Это было в Великий пост, т. е. между 25 февраля и 7 апреля 1425 г.[135]
Жребий был брошен. Непослушание удельного князя подлежало наказанию, что, конечно, понимал и сам князь Юрий. Приняв решение сопротивляться намерениям московских властей, он тем самым показал свое стремление начать борьбу за великое княжение. В той обстановке Юрий Дмитриевич должен был или покориться, или победить. Третьего исхода теперь уже не существовало. Князь Юрий избрал борьбу за власть и, очевидно, сразу предъявил свои права на великое княжение, опираясь на завещание Дмитрия Донского[136].
Да и в предшествующее время в деятельности Юрия Дмитриевича были черты, напоминавшие деятельность Дмитрия Донского. Князь Юрий прославился своим успешным походом на булгар и казанских татар в 1395 г. Летописец об этом походе писал: «…и никто же не помнит толь далече воевала Русь Татарьскую землю»[137]. Ходил он в походы и против нижегородских князей. В 1398 г. Юрий Дмитриевич выступал против князя Семена (ставленника татар в Казань и Булгары, а в 1414 г. он «не сътвори зла ничтоже» Нижнему[138]. Нижегородцы запомнили надолго это благожелательное отношение к ним князя. Василий I всячески отстранял князя Юрия от престола, особенно когда у него появились реальные наследники (дети). Некоторое время (до осени 1406 г.) Юрий княжил в Новгороде[139]. Все три направления деятельности князя Юрия (антиордынская борьба, попытки завязать контакты с Новгородом и Нижним) отчетливо прослеживаются и в действиях его сыновей после 1425 г. Много внимания уделял князь Юрий своей столице — Звенигороду. Здесь он построил придворный храм — Успенский собор. Благодаря содействию князя Юрия инок Троицкого монастыря Савва (умер в 1406 г.) создал под городом Сторожевский монастырь с каменным храмом. Наконец, в Троицком монастыре князь Юрий содействовал строительству Успенского собора[140]. В росписи всех этих соборов принимал участие Андрей Рублев[141].
125
Барбаро и Контарини о России. С. 157; ср.: С. 225.
126
Герберштейн. С. 136.
127
АСЭИ. Т. III. № 328. С. 356; № 329. С. 357; № 354. С. 378; № 355. С. 379.
128
Подробнее см.: Хорошкевич А.Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV–XV вв. М., 1963.
129
В изучаемое время упоминались города: Велье (ПЛ. Вып. 1. С. 31, 56), Вороноч (С. 36, 37, 44), Врев (С. 37), Котелно (С. 36–38), Опочка (С. 36, 45). Гдов, Изборск и Остров упоминаются и ранее, и позднее интересующего нас времени.
130
См.: Казакова Н.А; Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI в. М.; Л., 1955; Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV — первой половине XVI в. М., 1960.
131
ДДГ. № 22. С. 60–62. В Средохрестье (7 марта) 1423 г. завещание Василия I его составитель дьяк Алексей Стромилов повез к Витовту.
132
Нет никаких данных считать, что приглашение прибыть в Москву, посланное князю Юрию, «было продиктовано желанием не допустить совместных политических акций галицко-звенигородского князя и «ордынского царя»» (Греков И.Б. К характеристике политики галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича в 20-е годы XV в. // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 229).
133
Андрея — Акинфа Ослебятева см. в митрополичьей, грамоте 1383 г. (АФЗХ. Ч. I. № 1. С. 24 — Андрей) и в грамоте 1391 г. (Там же. № 201. С. 179–180 — Акинф).
134
По Ермолинской летописи, в ночь смерти Василия I Фотий послал за князем Юрием в Звенигород, но тот, «не ида на Москву, иде к Галичу» (ПСРЛ. Т. 23. С. 146). По московским летописям — сходно: после посылки Акинфа князь Юрий, «не ходя на Москву, иде к Галичу» (ПСРЛ. Т. 26. С. 183). В позднейшей Софийской II летописи содержится неясность: Фотий якобы после смерти Василия I послал «по брата его князя Юрия; он же иде на Москву из Звенигорода, а послал по него Акинфа… Тое же весны князь Юрьи Дмитреевич иде в Галич» (ПСРЛ. Т. 6. С. 142). Получается вроде, что князь Юрий поехал в Галич после вторичного приглашения посетить столицу и что первоначально он сам хотел прибыть туда из Звенигорода.
135
«Тое же зимы отьеха князь Юрьи в Галич во Великое говение» (ПСРЛ. Т. 17. СПб., 1907. Стб. 59).
136
Версия Никоновской летописи о том, что сам князь Юрий «присла… с грозами» к Василию II (ПСРЛ. Т. 12. СПб., 1901. С. 2), носит явно позднейшие черты.
137
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Пг., 1915–1925. С. 380; Т. 5. СПб., 1851. С. 247–248; Т. 26. С. 165.
138
ПСРЛ. Т. 26. С. 166; Т. 15. СПб., 1863. Стб. 487; Т. 23. С. 137 (6907 г.).
139
НПЛ. С. 399.
140
Подробнее см.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV вв. Т. 2. С. 290–306.
141
См.: Ильин М.А. Искусство Московской Руси эпохи Феофана Грека и Андрея Рублева. М., 1976.