Страница 30 из 62
Преследуя отступавших, татары «многих избиша и изграбиша, а села пожгоша, люди изсекоша, а иных в плен поведоша»[543]. Пробыв в Суздале три дня, татарские царевичи двинулись в глубь страны и, перейдя Клязьму, стали против Владимира. Штурмовать город они не решились — предпочли отправиться оттуда через Муром в Нижний Новгород.
Воскресенская летопись сообщает, что осенью 1445 г. сын Улу-Мухаммеда Мамутяк, взяв Казань, убил князя Либея (Алим-Бека)[544]. Никоновская летопись добавляет к этому: «И оттоле нача царство быти Казаньское»[545]. По Государеву родословцу, также «Момотякъ… первый царь на Казани»[546]. Эти данные положил в основу своего представления о возникновении Казанского ханства в 1445 г. В. В. Вельяминов-Зернов[547]. Все они позднего происхождения (не ранее XVI в.) и противоречат другим источникам, говорящим, что первым казанским царем был Улу-Мухаммед. Единственно, что, возможно, произошло в 1445 г. (судя по Казанской истории), это то, что после Суздальской битвы 1445 г. Мамутяк отправился в Казань, где и убил своего отца.
После получения известия о пленении Василия II власть в Москве перешла к Дмитрию Юрьевичу Шемяке. Он стал на Руси старшим в роде Калиты и до тех пор, пока Василий Васильевич находился в плену, обладал великокняжеским престолом согласно традиционным представлениям о порядке наследования.
Через неделю после Суздальского побоища в обстановке растерянности и страха в Москве вспыхнул пожар. Город «выгоре весь». Не осталось ни одного деревянного здания, да и каменные церкви и стены во многих местах развалились. Сгорело до 2000 человек: ведь в стенах Москвы скопилось «в осаду» множество населения[548].
Великие княгини Софья Витовтовна и Мария Ярославна «з детми и з бояры своими» поспешили выехать из Москвы в Ростов. Это вызвало волнение в столице («гражане в велице тузе и волнении (в другом списке — «пленении») бяху»). Горожане, «совокупившеся, начаша врата градная преже делати, а хотящих из града бежати начаша имати, и бити, и ковати, и тако уставися волнение, но вси обще начаша град крепити, а себе пристрой домовнои готовити»[549]. Очевидно, из Ростова Софья Витовтовна пыталась бежать в Тверь, но ее вернул с реки Дубны в Москву Дмитрий Шемяка, решивший, вероятно, организовать оборону столицы[550].
«Медвежье ушко» решил приобрести себе и великий князь тверской Борис Александрович, отважный в смутные времена. 22 августа 1445 г. он снова послал своих воевод в уже опустошенные им же новоторжские волости. Во время этой экспедиции князь Борис в Торжке «останок людей разгна и пограби, а иныя погуби, а иныя на окуп подая». В Тверь свезено было «40 павосков» (суден с мелкой осадкой) с награбленным добром[551]. Тверичи на протяжении двух лет разграбили в Торжке, Бежецком Верхе и Заборовье 80 волостей[552].
После возвращения царевичей с полоном в Нижний Новгород 23 августа Улу-Мухаммед направился оттуда в Курмыш, прихватив с собой Василия II, князя Михаила Андреевича и других русских полоняников[553]. К Дмитрию Шемяке, к которому перешла власть в Москве, он направил своего посла Бегича, с тем чтобы выяснить, какой позиции по отношению к Орде будет придерживаться новый великий князь. Надеясь получить ярлык на великое княжение, Дмитрий Юрьевич принял Бегича с подобающей честью («рад быв и многу честь подасть ему, желаше бо великого княжениа»). К ордынскому царю вместе с Бегичем Шемяка отправил своего дьяка Федора Дубенского «со всем лихом на великого князя (Василия II. — А.З.)… чтобы великому князю не выити на великое княжение»[554].
Не получая долгое время известия от Бегича, Улу-Мухаммед решил, что он убит Шемякой, и 1 октября отпустил Василия II и других полоняников из Курмыша на Русь, предполагая, очевидно, использовать их как реальную силу в борьбе с князем Дмитрием Юрьевичем[555]. Если до этого власть Шемяки в Москве имела какое-то обоснование традиционным порядком наследования, то теперь она становилась незаконной и с точки зрения традиции: не было санкции ордынского царя.
Об условиях, на которых был отпущен из плена Василий II, ходили разные слухи. По новгородским сведениям, ордынцы взяли на Василии Васильевиче «окупа» целых 200 000 руб., «а иное Бог весть да они»[556]. Псковичи говорили, что Василий II только посулил татарам 25 000 руб. (а следовательно, мог и ничего им не дать), хотя и отмечали, что он привел с собой 500 татар[557]. В Твери летописец записал, что с Василием II пришли «татарове дани имати великиа, с собе окуп давати татаром»[558]. Московские летописцы 70-х годов XV в. тактично умалчивали о размерах выкупа и татарах, писали только, что великий князь отпущен был ордынцами с обещанием дать им «окуп» «сколько может»[559]. Обещание скреплено было крестным целованием, но выполнил ли его великий князь — неизвестно.
Итак, Василий II с эскортом татар двигался в Москву. А тем временем к нему навстречу приближались Федор Дубенский и Бегич. Их посольство плыло по реке Оке[560]. Через два дня после отъезда из Курмыша Василий II отправил в Москву с вестью о своем освобождении Андрея Плещеева. Дойдя до села Ивана Киселева (между Нижним Новгородом и Муромом), Плещеев встретил Плишку Образцова с конями Бегича и дьяка Федора и сообщил им, что великий князь отпущен на Русь. Тогда дьяк Федор и Бегич вернулись в Муром, где Бегича схватил князь В.И. Оболенский[561]. Такова московская версия событий.
По Ермолинской летописи, дело происходило несколько иначе. Когда Василий II подходил уже к Мурому, он получил сообщение, «яко идетъ Бигичь ко царю о всей управе Шемяке на великое княженье, а ночевати ему, перевезся Оку». Великий князь повелел «изымати» Бегича. Муромские наместники к «Бигичю выслаша меду много, он же напився и усну». Тогда посланцы великого князя «поимаше его и отведоша его во град, а после утопиша его»[562].
Узнав о случившемся, Дмитрий Шемяка бежал в Углич. Василий II в то время прибыл в Муром, откуда направился во Владимир. «И бысть радость велика всем градом Русскым», — с умилением пишет позднейший московский летописец[563]. Конечно, русские люди испытывали радость — как-никак великий князь возвращался из плена, но настроение, вероятно, было все-таки тревожное: Василия II сопровождал внушительный татарский эскорт.
Торжественная встреча великого князя состоялась в Переславле, куда для этой цели прибыли великие княгини Софья Витовтовна, Мария Ярославна, сыновья Василия Васильевича Иван и Юрий, а также великокняжеский двор. На Дмитриев день (26 октября) Василий II прибыл в Москву[564]. Здесь он остановился в доме своей матери на Ваганькове, а затем у старейшего боярина князя Юрия Патрикеевича в Кремле (после сильного пожара город не успели еще отстроить).
543
ПСРЛ. Т. 26. С. 197–198. По Софийской I летописи, произошло три столкновения татар с русскими. Только в третьем из них татары одержали победу, полонив Василия II и «бояр множество» (ПСРЛ. Т. 5. С. 268). См. также: Alef G. The battle of Suzdal in 1445 // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. 1978. Bd 25. S. 11–20.
544
ПСРЛ. Т. 8. С. 114.
545
ПСРЛ. Т. 13. СПб., 1904. С. 251. По Никоновской летописи, убит князь Азыя (по М.Г. Сафаргалиеву, имя хана происходит от слова «газы» — воитель, т. е. речь идет о его прозвище).
546
Родословная книга. Ч. I. С. 26.
547
См.: Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 1. СПб., 1863. С. 5–7.
548
ПЛ. Вып. 1. С. 47. По новгородским данным, пожар в Москве произошел на шестой день после побоища. Сгорело в городе 700 человек (НПЛ. С. 426), по другим данным — 1500 человек (ПСРЛ. Т. 37. С. 87). О «момотяковщине», или «Суздальском бою», старожильцы помнили долго (АСЭИ. Т. I. № 615. С. 528–529; № 635. С. 548; Т. II. № 400. С. 407; № 481. С. 519; № 492. С. 534).
549
ПСРЛ. Т. 26. С. 198.
550
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 492 («князь Дмитрей Шемяка Юриевич з Дубны великую княиню Софию увернул к Москве»).
551
НПЛ. С. 426. По Супрасльской летописи, в 1444 (6952) г. великий князь тверской Борис Александрович «посылал повоевати земли великого Новъгорода». Воеводой был у него дорогобужский князь Андрей Дмитриевич. Тверичи «извоеваша» тогда 25 волостей (ПСРЛ. Т. 17. Стб. 69).
552
НПЛ. С. 426; ПСРЛ. Т. 16. Стб. 188–189 (50 волостей).
553
ПСРЛ. Т. 26. С. 198. Сведение о том, что Василий II сведен был в Казань, ошибочно (ПСРЛ. Т. 37. С. 87).
554
ПСРЛ. Т. 26. С. 198.
555
ПСРЛ. Т. 26. С. 199; Т. 23. С. 151–152. Дата «25 октября» (ПСРЛ. Т. 24. С. 183) ошибочна.
556
НПЛ. С. 426 («взя на нем окупа двесте тысяць рублев»).
557
ПЛ. Вып. 1. С. 47 («посулив на собе окупа от злата и сребра, и от портища всякого, и от коней, и от доспехов пол 30 тысящь»).
558
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 492.
559
ПСРЛ. Т. 26. С. 199.
560
ПСРЛ. Т. 26. С. 199.
561
ПСРЛ. Т. 26. С. 199.
562
ПСРЛ. Т. 23. С. 152.
563
ПСРЛ. Т. 25. С. 264. В более раннем Московском своде — «бысть радость велика всем руским князем» (ПСРЛ. Т. 26. С. 199); по Ермолинской летописи, «бысть радость велика и плачь от радости всем градом русским, отчине его» (ПСРЛ. Т. 23. С. 152).
564
ПСРЛ. Т. 23. С. 152; Т. 26. С. 199; Т. 37. С. 87 (23 октября); Т. 15. Стб. 492 (16 ноября).