Страница 13 из 62
Рассуждения И.Д. Всеволожского подействовали, и ордынские князья склонили Улу-Мухаммеда к решению спора о великом княжении в пользу Василия II.
Весной 1432 г. Тегиня и князь Юрий вернулись из Крыма. Братанич Тегини постельник Уссин рассказал ему о положении при ханском дворе и о том, что Улу-Мухаммед якобы сказал: «…аще что речет Тсгиня за князя Юрья о великом княжении, то убити его повелеваю». В такой обстановке началось разбирательство спора. Дискуссия была жаркой («многа пря бысть межи их»). Василий II искал великого княжения «по отечьству и по дедству», т. е. опирался на факт наследования престола его отца и деда. Хуже положение было у князя Юрия. Тот подкреплял свои претензии «летописцы старыми, спискы и духовною отца своего великого князя Дмитрея»[223].
Сообразив, вероятно, что ссылки обеих сторон на Дмитрия Донского не очень будут способствовать скорому и однозначному решению вопроса, И.Д. Всеволожский решил перевести постановку вопроса в иную плоскость. Он заявил Улу-Мухаммеду: Василий II ищет не просто великого княжения, а «твоего улуса, по твоему цареву жалованью и по твоим девтерем и ярлыком». Предъявлены были и документы («а се твое жалованье перед тобою»)[224]. Это, конечно, в корне меняло ситуацию. «Вольный царь» понял, что в лице Василия II он имеет дело с вассалом, преданным его воле. Претензии князя Юрия И.Д. Всеволожский отводил тем, что князь хочет получить великое княжение «по мертвой (т. е. утерявшей свою силу. — А.З.) грамоте отца своего, а не по твоему жалованью волного царя»[225]. Упоминая духовную грамоту победителя ордынцев Дмитрия Донского, И.Д. Всеволожский убивал надежды князя Юрия на великокняжеский престол. В конечном же счете И.Д. Всеволожский сводил дело к признанию, что вершителем судьбы великокняжеского престола на Руси может быть одна только воля ордынского царя. К тому же хитроумный боярин как бы невзначай констатировал: Василий Васильевич вот уже который год сидит на престоле («на твоем жалованье»), исправно неся службу «тебе, своему государю, волному царю», о чем «самому тебе ведомо».
Дело казалось решенным окончательно и бесповоротно. Улу-Мухаммед уже велел почтенному возрастом князю Юрию подвести коня к мальчишке Василию в знак покорности и вассальной преданности ему. Но Василий II проявил даже великодушие (так сказать, «что вы, что вы!») и не захотел дядю своего «обесчестити». Дальнейшее упорство грозило князю Юрию роковыми последствиями (сколько подобных князей-упрямцев кончали свой жизненный путь в Орде!).
Но тут выяснилось, что слова и хитросплетения не всегда могут совладать с реальным ходом событий. Как раз тогда, когда в ставке Улу-Мухаммеда велись дебаты о судьбах великокняжеского престола на Руси, против ордынского хана выступил один из сыновей Тохтамыша — Кичи-Ахмед. Продолжал отстаивать права князя Юрия и Тегиня. «Убоявся» Тегини, Улу-Мухаммед «сотвори по Тегинину слову». Достигнут был компромисс: Василий II сохранял за собой великое княжение, а князь Юрий получал ярлык на Дмитров,[226] связанный с Галичем удельными связями еще в XIV в. Сравнительно недавно он принадлежал брату Юрия Петру, но после его смерти (в 1428 г.) считался «вымороком»[227].
Поездка в Орду и спор о великом княжении заставили правительство Василия II сделать выводы на будущее. Отныне, чтобы «сор не выносить из избы», в договоры с «молодшими» братьями неукоснительно будет вставляться пункт о том, что сношения с Ордой являются прерогативой великокняжеской власти. Так, уже осенью 1432 г. в докончании Василия II с князем Василием Ярославичем появляется пункт: «А Орда знати тобе, великому князю, а мне Орды не знати»[228]. Такая же формула присутствует и в докончании с князем Юрием Дмитриевичем 1433 г. («а мне Орды не знати никоторыми делы»)[229].
В ставке Улу-Мухаммеда Василий II дал, очевидно, твердое обязательство исправно платить «выход» Орде (цена за ярлык!). Собирать его с русских земель должен был сам великий князь[230]. С одной стороны, это давало ему значительные политические преимущества над всеми княжатами, входившими в великое княжение, а с другой — наносило моральный ущерб его авторитету, ибо великий князь оставался проводником ханской политики.
Автор Медоварцевского летописца сохранил нам предание о конце спора в Орде. Оказывается, Василий II «смирился пред» князем Юрием, а тот начал бить челом Тегине и другим ордынским князьям, говоря, что царь его «седину старую» обесчестил, ибо «великое княжение дал младенцу». Якобы сам Юрий просил царя придать к его вотчине Дмитров, с тем чтобы его «старость не до конца оскорбил». Юрия Дмитриевича поддержал Тегиня, который даже «хотел… отъехати» от Улу-Мухаммеда, когда пришел на него Кичи-Ахмет. Тогда-то царь и пожаловал Дмитровом князя Юрия. Согласно Медоварцевскому летописцу, Всеволожский якобы выступал против пожалования Дмитровом князя Юрия, говоря, что «Дмитров изначала великого княжениа улус». Всеволожский беспокоился и о своей дальнейшей карьере: «…мне, холопу великого князя, зде того не мощно от великого княжениа Дмитров отдати». Но царь все же «ярлыки свои дал князю Юрью на Дмитров»[231].
На Петров день (29 июня 1432 г.) Василий II и князь Юрий были отпущены из Орды. Первый пришел в Москву, а второй — в Звенигород и оттуда в Дмитров[232]. С Василием II прибыл ордынский посол царевич Мансырь Улан, который и посадил его на великое княжение 5 октября[233].
Итоги поездки сначала не были многим ясны. В Пскове говорили, что из споривших между собой князей «княжения не взят ни един»[234]. В Новгороде также считали, что они вернулись «без великого княжениа»[235]. В Ростове записали в летопись, что ордынский царь придал князю Юрию Дмитриевичу к Галичу еще Звенигород, Рузу и Вышгород, хотя этими городами он владел и раньше[236]. Вскоре все встало на свои места. В новгородских летописях появилась новая запись о том, что Улу-Мухаммед дал великое княжение Василию[237].
В июне 1432 г. произошло еще одно событие, имевшее влияние на ход дальнейшей борьбы за московский престол. В Можайске умер князь Андрей Дмитриевич[238]. Можайский удел поделили его сыновья: старший из них (Иван) получил Можайск и Калугу, а младший (Михаил) — Верею и Белоозеро.
Итак, на великокняжеском престоле, опираясь на реальную силу Москвы и волю ордынского хана, утвердился Василий Васильевич. Князь Юрий получил Дмитров, но пробыл там недолго и бежал оттуда в Галич, боясь расправы со стороны Василия II. Великий князь «поймал» в Дмитрове его наместников и посадил на их место своих[239]. Но дядюшка, изгнанный племянником из Дмитрова, готовился к продолжению борьбы.
Борьба за Москву
Понимая, что победа над князем Юрием Дмитриевичем была лишь временной и что решающая борьба за великое княжение еще предстоит, Василий II и его окружение решили закрепить достигнутый ими успех. Прежде всего необходимо было обеспокоиться о дальнейших судьбах престола. Великий князь достиг совершеннолетия, и пора было подумать о его женитьбе. Сразу же после возвращения из Орды, осенью 1432 г., состоялось обручение Василия Васильевича с сестрой серпуховского князя Василия Ярославича Марией[240]. Другая сестра князя Василия Ярославича была женой верейско-белозерского князя Михаила Андреевича. Браки в «гнезде» Ивана Калиты уже давно служили династическим целям. Благодаря помолвке (а потом женитьбе) Василия II серпуховской шурин и белозерский свояк оказались надолго впряженными в великокняжескую колесницу.
223
ПСРЛ. Т. 26. С. 188.
224
По А.Е. Преснякову, речь шла о ярлыке, который еще при жизни Василий I исхлопотал для своего сына (см.: Пресняков. С. 387). Л.В. Черепнин считал, что И.Д. Всеволожский просто говорил о праве хана «выдать ярлык тому, кому он найдет нужным» (Черепнин. Архивы. Ч. 1. С. 105). Нам представляется, что хану предъявлены были какие-то документы («по твоему цареву жалованию и по твоим девтерем и ярлыком»), скорее всего ярлыки Василия I. См. также замечание и П. Нитче (Nitsche P. Op. cit. S. 49–50).
225
По летописи, И.Д. Всеволожский говорил, что Василий I «великое княжение дал сыну своему великому князю Василью» (ПСРЛ. Т. 26. С. 188). Но в завещании Василия I 1423 г. об этом сказано неопределенно: «А даст Бог сыну моему великое княжение, ино и яз сына своего благословляю» (ДДГ. № 22, С. 61).
226
ПСРЛ. Т. 26. С. 187–188.
227
Василий II и ссылался на то, что Дмитров — вымори «дяди моего князя Петра» (ПСРЛ. Т. 24. С. 182).
228
ДДГ. № 27. С. 70.
229
ДДГ. № 30. С. 76.
230
В докончании с Василием Ярославичем (осень 1432 г.) говорилось: «А давати ми, господине, тобе, великому князю, с своей отчины по тому розводу, как наперед сего давали в выхад и в ям» (ДДГ. № 27. С. 71).
231
Лурье. С. 9-10.
232
ПСРЛ. Т. 26. С. 188
233
ПСРЛ. Т. 5 (Софийская I летопись по списку Царского), С. 264; Т. 6. С. 148; Т. 27 (Сокращенный свод конца XV в.), С. 344. Л.В. Черепнин считал верной новгородско-псковскую версию о том, что по прибытии на Русь ни один из соперников не считался официально великим князем. Лишь через три с половиной месяца явился Мансырь, утвердивший на престоле Василия II (см.: Черепнин. Образование. С. 754; Nitsche P. Op. cit. S. 52). Но согласно Сокращенным сводам конца XV в., Софийской I летописи по списку Царского и Софийской II, Мансырь прибыл вместе с Василием II.
234
ПЛ. Вып. 1. С. 39.
235
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 433; Т. 16. Стб. 178; НПЛ, С. 416.
236
ПСРЛ. Т. 24. С. 182.
237
НПЛ. С. 416.
238
ПСРЛ. Т. 27. С. 103; Т. 26. С. 188; Т. 6. С. 148 (9 июля).
239
ПСРЛ. Т. 18. С. 172; Т. 27 (Никаноровская летопись). С. 103 (Сокращенный свод конца XV в.).
240
ПСРЛ. Т. 27 (Сокращенный свод конца XV в.). С. 269. Мать отца Марии, княгиня Евпраксия, умерла только 15 сентября 1437 г. (ПСРЛ. Т. 12. С. 24). Сохранилось ее завещание (ДДГ. № 28. С. 71–73).