Страница 38 из 50
— Мог.
— Продолжайте.
— Марченко крикнул — «Руки вверх! Выходите из машины!»
— По–русски крикнул?
— И по–русски и по–немецки.
— Он знает немецкий язык?
— Нам выдали разговорник, там это есть.
— Что было дальше?
— Из кузова никто не вышел, а водитель сказал, чтобы с ним говорили по–русски, он плохо понимает немецкий язык.
— В каких выражениях он это сказал?
— Что–то вроде того, что Марченко говорит по–немецки, как он, водитель, по–китайски.
— А он действительно говорит по–китайски?
— Не знаю, при мне он говорил только по–русски. Хотя, один раз он китайцев вспоминал.
— Когда?
— Я его спросил с кем вели ранее бои его бойцы и он сказал — с китайцами. Но из разговора было видно, что он имел в виду немцев и про китайцев сказал, имея в виду мою несообразительность.
— Что было дальше?
— Марченко крикнул, чтобы водитель выходил из машины, на что тот ответил, не могу — двери заклинило. А сам выбить он их не может. К этому времени Шевчук успел заглянуть в кузов, там никого не было. И мы подошли к кабине и увидели, что водитель был один.
— И что же вы сделали?
— Я спросил, почему он не выходит?
— И?
— Водитель сказал и мне — двери заклинило. И тогда я приказал Шевчуку открыть дверь.
— Проще было выбить дверь изнутри.
— Да, но водитель сказал, что ему в кабине тесно и он не может выбить дверь, не опустив рук. А за это его застрелит Марченко.
— Марченко так и сказал?
— Примерно так. Но смысл был именно этот.
— В кабине действительно было так тесно?
— Не очень, можно было повернуться.
— Как развивались события дальше?
— Шевчук дернул дверь и она распахнулась. Он не ожидал этого и упал. Дверь была не заклинена, водитель нас обманул.
— Зачем?
— Он из машины выходить не хотел. Да и не мог.
— Почему?
— Так у него под ногой граната была!
— Откуда?
— Так он сам и положил ее!
— Себе под ногу?
— Под правую и еще две гранаты в руках держал. А нам сказал, что в кузове — ящик со взрывчаткой. А он из гранат кольца вынул!
— Зачем ему это было нужно?
— Он сказал, убери стрелков — тогда поговорим. Или нас тут всех похоронят на дороге.
— И что же?
— Я приказал Марченко отойти в лес. Я не хотел, чтобы и он погиб, до машины было метров пятнадцать и он мог погибнуть при взрыве.
— А после этого?
— Он отдал мне гранату и сказал — подержи. Сам стал вставлять кольцо в другую. Потом взял у меня первую гранату и вставил кольцо в неё.
— Вы не пытались в этот момент его обезоружить?
— Я об этом думал.
— Почему же не обезоружили?
— Он и это предвидел, у него под правой ногой граната была и он мне об этом сказал.
— И потом?
— Он обезвредил и эту гранату. И отдал нам оружие из кабины. Там было две винтовки и два автомата. Он оставил себе винтовку с оптическим прицелом, а остальное оружие и патроны отдал нам.
— Исправное?
— Да, мы потом из него стреляли.
— Вы говорили с ним долго, что вы можете про него рассказать?
— Он немного необычный человек.
— В чем это выражается?
— Спокойный какой–то, даже вроде бы с ленцой. Но, это не так. Он даже ходит как–то по особенному.
— Как же?
— Как кот.
— В смысле?
— Он лишних шагов не делает. Мы по лесу идем, дерево лежит. Все через него перешагивают, перелезают по–разному. Он постоит, посмотрит. Потом один–два раза шагнет и уже на той стороне. Потом посмотришь — а так, действительно проще и короче.
— Интересная особенность. У него что же еще и другие такие есть?
— Есть. Он вообще лишних движений не делает. Мы когда немцев у дороги ждали, так он вообще к ней спиной сидел и слушал. Потом вдруг — раз и уже лежит и винтовка в руках. Я даже не увидел, как он повернулся и лег.
— Он, что же и стреляет хорошо?
— Я не видел. При мне он не стрелял. Но оружие у него всегда под рукой.
— Каким образом?
— Ну, вот он сидит или стоит, разговариваем. Он, как и все, руками что–то показывает или делает. Но одна рука все время около оружия, так чтобы быстро выхватить.
— Какая именно?
— По–моему, ему все равно. У него два пистолета всегда под рукой. Слева и справа.
— И быстро он их выхватывает?
— Я не видел, при мне он этого не делал. Но винтовку — очень быстро. Он даже как–то по–другому это делает, не так как мы.
— Расскажите.
— Мы по лесу утром шли, к машине, думали немцы её найдут и нас искать будут. Все наготове — вдруг они уже её нашли и нас уже ищут? Сучок треснет — все за оружие хватаемся. А он — нет, только смотрит внимательно. А потом, идём, идём и вдруг он как–то в сторону свинтился и уже из винтовки целится. Я смотрю, а метрах в ста с елки снег посыпался. Он это и увидел. Там, правда, не было никого, но страху мы натерпелись.
— Свинтился — это как?
— Ну, присел и как–то повернулся, я даже и не понял, только он уже был в стороне и сзади. И уже с винтовкой, я даже не видел, как он её с плеча снимал. Такое впечатление, что он её все время в руках нес.
— Еще что можете про него рассказать?
— Он приказы как–то очень коротко отдает. Несколько слов — и все ясно. Вообще мало говорит.
— Откуда вы взяли, что он — майор?
— Он сам сказал. Я его спросил — служил он или нет. Он сказал — служил и сейчас служу.
— Где?
— Он сказал — в разведке. Сказал, что майор и попросил его так не называть. Я тогда наколки на пальцах увидел и спросил — зачем? Он и сказал — для дела надо.
— Не сказал, для какого?
— Нет.
— Что еще необычного вы заметили?
— Когда он маршрут нам объяснял, я еще удивился, зачем сложно так.
— И зачем же?
— А я только на месте это понял. Если им идти, то радистка нас все время видит и может успеть уйти.
— Отчего вы взяли, что она — радистка?
— У неё в чуме рация была.
— В чуме?
— В шалаше. Только он сделан как–то основательно, даже и с дверью, и очаг в нем есть и стены толстые из снега и елок. А я в книге, на картинке, такой видел — написано чум.
— Понятно. Если у меня на стене будет барабан висеть, то вы скажете, что я — барабанщик?
— Нет, но это же совсем другое дело!
— То есть девушка вам не говорила сама ничего о том, что она радистка?
— Нет. Не говорила.
— И вы ее не спрашивали?
— Не спрашивал. Майор, ну, дядя Саша, сказал — вопросов ей не задавать. Да и видно было, что она из того же теста слеплена. Так что лучше не лезть.
— Отчего видно?
— Я когда к чуму, ну к шалашу, подошел и крикнул как майор сказал: — «Котенок, привет тебе от дяди Саши». Она ответила сразу. Сказала — положи оружие и подходи. В шалаше вход низкий, я на четвереньках вползал. И когда вполз, увидел, что мы все у нее на мушке, она нас всех видит хорошо.
— Какое у нее было оружие?
— Автомат был, немецкий. Ещё что–то было, но она не показывала.
— И дальше?
— Мы поговорили, я ей рассказал про встречу и она сказала — несите раненых. Я тогда повернулся и увидел, что над входом граната подвешена и от кольца веревочка ей к здоровой ноге протянута. Если б я её обезоружить попытался, она бы только ногой шевельнула и все. Меня аж пот прошиб, а она себя спокойно вела. Тогда я все и понял.
— Вы занесли раненых и что?
— Она достала откуда–то лекарства и отдала мне. Показала где продукты лежат. Потом спросила — что у нас с оружием. Показала точку на карте и сказала, что в этом месте в двадцати метрах от дороги лежат три винтовки. Описала, как найти и откуда подходить.
— Лежали?
— Да. Немецкие. Правда, мы только две нашли, третью не отыскали, снег глубокий и дорога рядом. Мы их и принесли. Она отдала нам пулеметную ленту с патронами, они как раз подходили. И еще патроны россыпью были.
— Что было после этого?
— Раненых мы у нее в шалаше оставили, там им всем удобно было и тепло. А себе рядом шалаш сложили, веток много было.