Страница 2 из 50
— Сергеич! — это мне. — Серега прибежал с ребятами.
— Чего там? Всех вывели?
— Пацан наверху остался!
— М–м–ать! Что за пацан?
— Сын чей–то!
— Т–т–твою ж дивизию!
Бегом вверх по лестнице! Так, на втором этаже уже прихожая вовсю горит, огонь снизу прошел, как? Хрен его знает… Пацан! Где ты, черт немытый!? Где? Тут нет, тут тоже пусто, в гостиную — нету. Куда ж тебя черти унесли? Спальня — пусто, вторая — тоже, где он? Плач! Назад, в прихожую… Шкаф? Он в шкафу, баран!
— Какого хрена!? Чего ты тут!?
Слезы в три ручья, говорит что–то. Со свечкой внизу читал и уснул? Блин, поджигатель ты наш малолетний! Урод недоделанный! Уши бы тебе, нафиг, вырвать! Ладно, это после. Лестница — тут уже облом, все горит, не пройдем. Балкон? Не пройти, огонь. Окна? Ну, разве что… Ладно, бегом!
— Народ! Где вы там!?
Топот ног и толпа вылетела из–за угла.
— Брезент сюда!
— А, где взять?
И, действительно — где? У нас его отродясь и не было.
— Сетку!
— ???
— Баскетбольную, блин! Со столбов оторвать и сюда. И в темпе, а то нас тут уже жарят, нафиг!
«Так, бегут, несут, хорошо! Развернули. Давай, пацан, вперед! Боится, орет что–то, высоко? Да, идешь ты лесом!»
Сдавленно мяукнув, парень вылетел в окно. Сетка затрещала, но выдержала и его быстро потащили в сторону. Набежавшие официантки на бегу вытирали ему закопченную чумазую морду.
«Опа, вот это подарок, сетка лопнула! Что ж, на землю просто так сигать, что ли? Тут метров 6 будет, а то и поболе, дом с этой стороны на откосе стоит, река внизу, неслабо усвистеть можно, если промахнусь или не удержусь на ногах. Боковое окно, оно на другую сторону выходит, там ниже. И, чтоб мне туда сразу не убежать?
Ладно, это потом. Холл, блин, уже весь горит, провозился я с этим поджигателем. Дверь, вот она. Перекосило? Что там с ней? Не открывается подлюка! Черт, что делать? Назад!»
Сверху затрещали доски и с потолка посыпался какой–то мусор. В два прыжка я преодолел горящий холл (от жара затрещали волосы) и, как кабан из тростников, вломился в комнату. Ну, вот оно, окно! Что–то затрещало уже внизу и пол начал уходить из–под ног. Из дерьма что ли эти дома строили? Горят, как картонные! Оттолкнувшись изо всех сил, я прыгнул в окно. Черт с ним, с откосом, авось не укачусь, да и ребята внизу… БАМС! И в глазах наступила темнота…
Глава 2
Шлеп! Шлеп!
Кто–то весьма немилосердно приложил меня по щеке.
Шлеп!
Еще раз.
— Э! Хорош там! — я попытался отпихнуть руку, вследствие чего, мне заехали уже не по–детски и не по щеке.
— Очухался, падла! Хорош разлёживаться, вставай, давай!
Я попытался это сделать, но ноги разъезжались и встать никак не получалось. Тем более, что все тело воспринималось мною как–то неправильно. Незнакомо. В голове звон, глаза никак не могли сфокусироваться ни на чем конкретном. Руки тряслись и скользили по земле.
«Грязь? Откуда тут, ведь у нас около домов щебенка и газон? Или я все–таки усвистел вниз, к реке? Как еще кости не переломал. Однако, кто ж это тут такой грубый?»
Мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом — чей–то сапог (откуда?) от души заехал мне под ребро. Ух, и ни хрена ж себе!
— Начальник! Не надо, видишь, не очухался еще человек. Мы уж сами его подымем.
— Так не ковыряйтесь тут! Ждать не будем, быстро давай. А, то, уж мы тут сами лечение проведем.
— Давай, давай, Михалыч. — Меня с двух сторон подхватили под руки и куда–то потащили. — Шевели грабками, пока вертухаи совсем не озлились.
— Я… Это… какой Михалыч? Чего вы там… ух! Больно же!
Яркие пятна перед глазами стали постепенно приобретать более–менее осмысленные очертания. Мокрое, залитое дождем поле. На горизонте лес. Слева, метрах в тридцати, железная дорога. На путях весело потрескивая, горят, разнесенные в клочья, несколько вагонов.
Странные какие–то вагоны, где только у нас такие еще сохранились? Какие–то люди вокруг, пожарные? Да, нет, не похоже. Бушлаты черные, такие же штаны, шапки. Если это пожарные — то я Дед–Мороз. Что за хрень такая? Куда я попал, где дома, Серега где, узбеки мои окаянные?
Да, похоже, что домами тут и не пахнет. У нас на дворе ноябрь был, не очень тут на ноябрь похоже, тепло. Явно, не минус 12. Я покосился направо. Под руку меня поддерживал персонаж, словно сошедший с иллюстрации «Колымских рассказов» В. Шаламова. Слева обнаружился еще один, аналогичной наружности. Здрасьте, приехали! Это еще кто? Посмотрев на ноги, я обнаружил, что за время моей отключки, неведомые «доброжелатели» «скомуниздили» не только джинсы, но, заодно с ними и ботинки, да, кстати, и куртку тоже… На мне был такой же черный бушлат, как и на большинстве окружающих. Такие же брюки и сапоги.
— Строиться!
Повернув гудящую голову, я обнаружил еще одного (одного? Да, хрен тут, их человек двадцать, не меньше) участника событий. Гимнастерка (старого образца?), галифе, сапоги и фуражка с малиновым околышем. Картину завершал автомат ППД на правом плече. Товарищ был явно не в духе и это хорошо было видно по его лицу. Вокруг, тем временем, началось движение и чернобушлатники выстроились в подобие шеренги. Меня, вместе с парочкой аналогично очумевших товарищей оттащили на левый фланг шеренги. Автоматчики выстроились цепью напротив нас, несколько человек зашли с флангов.
Возле кричавшего появился еще один, с папкой в руках.
— Абрамов!
— Михаил Ильич! 1919 года рождения. Статья 58–2. Семь лет!
Вот это, здрастье! 58 статья, это ж сколько лет–то? Её ж отменили, еще до моего рождения, что за хреновина твориться? Где я и что это все значит? Плохо соображающая голова не спешила предоставить мне никаких ответов. Тем временем перекличка продолжалась и я успел составить себе некоторое представление об окружающих. Не все статьи я помнил, но судя по воспоминаниям, тут собралась неплохая компания. Сроков менее 5 лет не было вообще ни у кого. 58 статьи хватало, по ней «прописалось» примерно четверть присутствующих.
— Манзырев!
Молчание.
— Манзырев?!
— Да, тут он, гражданин начальник, в себя еще не пришел, вон и на ногах еле стоит.
— Александр Михайлович. 1890 года рождения. Статья — и тут последовал внушительный перечень, чуть не из десятка статей. Срок — 10 лет.
Судя по перечню, за обладателем числилось немало. Убийства, разбой и даже побег. Остальных статей я не знал.
Я покосился на отвечающего. Коренастый мужик, метрах в двух от меня. Отбарабанив этот неслабый список, он подмигнул мне оплывшим глазом.
«Ктой–то его так приложил?» — подумалось мне.
Перекличка продолжалась еще минут 15. Порядка 20 человек так и не откликнулись, из чего я сделал вывод, что им совсем не повезло.
Нас построили в колонну, автоматчики заняли место по бокам и сзади и мы медленно потащились по дороге.
— Дядя Саша, — это ко мне подобрался давешний мужик с синяком под глазом. — Ты как?
— Хреново, — честно ответил я. — Башка болит, не помню ничего. Даже имя свое забыл.
— Ну, ты даешь! — восхитился он. — Как вообще жив–то остался, вагон то ваш, чуть не пополам разворотило. Пятерых вон, вообще чуть не в куски порвало. Мы уж думали — копец тебе, тут в воронке и присыпят землицей. Ан, смотри, ожил!
— Ты, это… — прокашлялся я — говорю ж тебе, память отшибло. Ты напой мне, что у нас тут вообще твориться, глядишь и я вспомню кой–чего.
— Неужто совсем ничего не соображаешь? — восхитился он — Бывает же… Ну, слушай, коли так.
Рассказчик он оказался неплохой, но, вот от его рассказов мне совсем поплохело. Угораздило же меня неведомым образом попасть в шкуру зека. Да еще какого!
Манзырев Александр Михайлович, кличка «Дядя Саша» за свою жизнь накуролесил столько, что советская Фемида наградила его званием особо опасного рецидивиста. Начал он сидеть, чуть ли ни при царе и продолжил это дело (с небольшими перерывами) уже при Советской власти. Общее количество честно заработанных сроков существенно превышало количество прожитых лет. Сидел он, то есть, теперь — я, уже года три и ничего хорошего впереди не светило. Особенно учитывая то, что на дворе стоял 1941 год и нас эвакуировали вглубь страны, подальше от фронта. Как раз в это момент нас и накрыли бомбами немцы. Паровоз и несколько вагон разнесло в щепки, часть заключенных погибла. А меня и еще нескольких прилично контузило близким разрывом. Насколько я помнил, особенно в этих случаях не церемонились и не подхвати меня соседи на руки, конвой, без лишних слов добил бы меня, как неспособного к передвижению. Однако же, почетное звание, присвоенное мне Фемидой, имело и обратную сторону. Бросить «заслуженного» зека в данном случае, было западло, вот соседи и стали приводить меня в чувство. Посильную помощь в этом оказал конвой, это им я был обязан пинком под ребро и синяком на опухшей морде. Говорливый мужик, отзывавшийся на кличку «Крест» сунулся было помочь и тоже схлопотал по рылу. Куда нас вели, никто не знал. Что будет впереди, где мы находимся сейчас — полная неизвестность.