Пламя над Англией

– Кроме меня, – ответил Робин.

– И вас тоже. Я достаточно насмотрелся на тех, кто обращаются к человеку «сын мой», а потом мучают его! – Внезапно старик испугался зазвучавшей в его голосе подавленной ненависти и вновь заскулил: – Я всего лишь жалкий нищий. Подайте, ради Бога…

Эти раболепные мольбы вызвали у Робина сердечную боль.

– Посмотрите на меня! Кто я?

– Карло Мануччи, – ответил нищий и добавил с хитрой усмешкой: – Прежде чем вы назвали ваше имя, я уже знал его.

– Каким образом?

– Вы говорили по-испански с итальянским акцентом.

Это действительно так. Робин говорил и писал об этом. Но откуда его отец мог знать… Ему казалось, что он начинает понимать.

– Значит, вы знаете, кто я? – улыбнулся юноша. – Вы просто подшучиваете надо мной, отец.

– Вы – Карло Мануччи.

– Я научился говорить по-испански с итальянским акцентом, когда скакал с вами верхом по Пербек-Хиллз, отец. От Эбботс-Гэп вверх к нашему маяку, где всегда были наготове смола и хворост. Глядя вниз, на залив Уорбэрроу с одной стороны и У орем с другой, вы учили меня испанскому языку.

Робин специально напоминал о пейзажах и названиях мест, казавшихся столь отдаленными в этой темной и жалкой хижине. Однако, это подействовало на старика. Слова «Эбботс-Гэп», «Уорбэрроу», «Уорем» прозвучали в его ушах подобно туманной сладостной мечте. Слезы брызнули у него из глаз и покатились по щекам, прежде чем он успел поинтересоваться, как юноша мог знать эти наименования. Однако интерес все же пробудился. Схватив свечу дрожащими пальцами, старик приблизился к Робину.

– Вы – Карло Мануччи! – сердито и упрямо заявил он.

– Я Робин Обри, ваш сын.

– Робин! – воскликнул нищий и закричал пронзительным тонким голосом: – Нет-нет! Это уловка, чтобы спастись! Но она опоздала! – И он усмехнулся со злобой, непонятной Робину так же, как и его слова.

Юноша расстегнул камзол и снял с шеи золотую цепочку, на которой висело кольцо с печатью.

– Вы дали мне его, сэр, перед тем, как отправиться в ваше последнее путешествие с «Наставлениями» Катона в багаже. С тех пор я храню его здесь.

Он протянул цепочку отцу, который поднес ее к тусклым глазам, вертя кольцо между пальцами.

– Да, – прошептал старик скорее себе, чем сыну, впервые говоря по-английски. – Это мое кольцо. – И он снова поднес свечу к лицу юноши.

– Робин! – прошептал он. – Робин!

Старик упал бы, если бы рука сына не удержала его. Взяв у отца свечу, юноша усадил его на табурет и прижал к сердцу, успокаивая, словно мать дитя. Пальцы старика прикасались к щекам, плечам, волосам сына, будто черпая из них силу.

– Да, это я, Робин, – улыбнулся юноша. – Сидите спокойно, отец, иначе мы сожжем дом.

Поднявшись, он накапал расплавленного воска на выступ и прикрепил свечу на прежнее место. Обернувшись, Робин увидел искаженное мукой лицо отца и его глаза, в которых застыл ужас.

– Ты должен уходить, Робин! – прошептал старик, прикладывая палец к губам. – Немедленно! Проберись через огород!

– Мы уйдем вместе.

Джордж Обри нетерпеливо покачал головой.

– Я еле доползаю до собора, – ответил он, и снова взглянув на стройного и красивого юношу, испустил душераздирающий вопль: – Уходи, Робин, прежде чем они сделают с тобой то же, что со мной!

Робин подобрал с пола плащ, который принес для отца.

– Я понесу вас, сэр. Что мог сделать Эней,[149] смогу и я, – добавил он. – К тому же нам не так далеко идти.

– Слишком далеко, Робин! Погоди, я посмотрю, свободен ли путь. – Старик с трудом заковылял к двери, но Робин удержал его, положив руку на плечо. Он решил, что отец потерял рассудок при его неожиданном появлении.

– Мы уйдем оба, – повторил юноша. – Я уже приготовил план нашего бегства. Никто ничего не заподозрит.

– О, Робин! – воскликнул Джордж Обри, ломая руки. – Зачем ты пришел?

– Я пришел за вами! Уолсингем получил письмо несколько лет назад, где сообщалось о вас. Но он не мог послать сюда никого другого, и ему пришлось ждать, пока я вырасту.

– Вырастешь! – Старик протестующе кашлянул. – Ты еще малыш, Робин! Но они не смогут мучить и калечить тебя, как меня! Ты должен идти.

– Мы оба, – возразил Робин и, увидев упрямое выражение на лице отца, опустился на табурет. – Или никто.

Юноша не намеревался лишиться награды за долгую службу у адмирала Санта-Крус. Он не для того разыскал отца, чтобы оставить его нищим и опустившимся. Старик прожил все эти годы в таком страхе, что ему мерещились опасности и пытки даже этим тихим вечером. Разве Джакомо не поджидает его на расстоянии мили, у реки, с двумя лошадьми и мулом для отца? Так неужели он должен, имея при себе набитый кошелек и свободный путь впереди, убежать и оставить Джорджа Обри ползти каждый день на ступени собора, а вечером скрываться в своей жалкой норе?

– Оба или никто, – твердо повторил Робин.

В облике Джорджа Обри произошло странное изменение. Он слегка выпрямился, в глазах появился блеск, на губах мелькнула улыбка. Робин подметил вспышку той душевной бодрости, которая некогда делала отца веселым товарищем по играм.

– Хорошо, мы уйдем оба, – кивнул Джордж Обри. – Но только по-моему, Робин. Ты ведь мой сын и должен меня слушаться, верно? Так вот, ты еще можешь прожить очень долгую жизнь. Поэтому убей меня и уходи. Только поскорее, Робин! – Он повернул голову, прислушиваясь, и затем упал перед сыном на колени, вцепившись скрюченными пальцами в рукоятку его шпаги.

– Видишь, как легко она вынимается из ножен. Я умру без мучений, Робин. Сердце вот здесь! – Он положил руку на грудь. – Я едва ощущаю его биение. Один укол, и оно остановится навсегда!

Робин поднял отца за плечи, усадил на табурет и стал рядом с ним.

– Никогда вы не будете стоять передо мной на коленях!

Юноша понимал, что не может найти нужных слов, так как они с отцом, всегда говорившие друг с другом откровенно, оказались разлученными на долгие годы. Взгляд старика блуждал из стороны в сторону – в нем, как и в его униженной позе, ощущался стыд.

– Я должен, – прошептал он так тихо, что Робин с трудом расслышал его. – Должен стоять перед тобой на коленях, мой мальчик. – И старик простер вперед руки жестом отчаяния. – Они ищут тебя, Робин!

Робин на момент испугался, а затем недоверчиво улыбнулся. Это, несомненно, предлог, чтобы заставить его уйти без отца.

– Меня? Странно!

– Они ищут Карло Мануччи! – Старик дернул сына за рукав, раздраженный его упрямством. – Юношу, который говорит по-испански с итальянским акцентом. Ты никогда не писал так о себе, Робин?

Улыбка исчезла с лица Робина. Писал ли он о Карло Мануччи, говорящем по-испански с итальянским акцентом? Да, однажды писал!

– Я писал Уолсингему.

– Твое письмо прочли те, кому оно не предназначалось.

– Но я послал его с надежными людьми.

– Его прочли в Англии.

– Кто?

– Кто-то из соседей. Больше мне ничего не известно.

– Больше знать и не требуется, – вздохнул Робин.

Он стал серьезным и спокойным. Конечно, письмо попало в руки Бэннетов – отца или сына, а быть может, обоих. Джорджу Обри незачем было винить себя и жертвовать собой. К тому же он преждевременно страшился опасности.

Через несколько дней – возможно, даже завтра – кто-то может разузнать про Карло Мануччи, и возникнет угроза разоблачения. Но сейчас они в безопасности, а завтра уже будут в горах.

– Я прибыл в Мадрид только вчера вечером, отец, причем под совсем другим именем и не подвергаясь никаким расспросам. Никто не знает, что Карло Мануччи находится здесь, кроме трех человек, которым я доверил свою жизнь уже много месяцев назад.

Эти трое – Фильяцци, Андреа Ферранти и Джакомо Ферранти. Никто из них не мог предать его.

– Инквизиция знает все. – прошептал Джордж Обри, и страшная мысль подобно молнии ослепила Робина, заставив его пошатнуться. Как мог нищий, выклянчивающий милостыню на церковных ступенях, знать о том, что разыскивают Карло Мануччи? И все же он знал об этом! Неужели ему поручили искать юношу, говорящего по-испански с итальянским акцентом? Иначе откуда он вообще мог слышать эту фразу? Задавая себе эти вопросы, юноша, не отрываясь, смотрел на старика, не смеющего поднять на него взгляд.

149

Герой древнегреческих мифов, троянский воин. Вынес на плечах из захваченной греками Трои престарелого отца и маленького сына