Мятежник

- Мы снова сделаем это, ребята! Снова сделаем! - воскликнул майор Бёрд, и хотя беспорядочное первое сражение Легиона не дало ему возможность полностью проверить свою военную доктрину, он неожиданно понял, что достиг кой-чего гораздо более значимого - нашел тот вид деятельности, который доставлял ему радость.

Все свои зрелые годы Таддеус Бёрд стоял перед классической дилеммой бедного родственника - выказывать ли вечную и почтительную благодарность или продемонстрировать независимость суждений, ощетиниваясь шипами возражений против любых господствующих традиций, и последний вариант больше нравился Бёрду ровно до того момента, пока в дыму и возбуждении сражения не стало надобности вставать в позу.

Теперь он расхаживал перед своими солдатами, наблюдая, как обретала форму новая атака северян, и ощущал странное удовлетворение.

- Зарядите оружие, - приказал он твердым тоном, - но не стреляйте! Зарядить, но не стрелять!

- Цельтесь им в брюхо, ребята, - громко провозгласил Мерфи. - Уложите их, и оставшиеся отправятся домой.

Адам, как и его дядя, тоже ощутил, как огромный груз упал с его души. Чудовищный шум сражения наложил проклятие смерти на всё, над чем он работал многие месяцы после избрания Линкольна, но этот жуткий звук также означал, что Адама больше не заботят проблемы войны и мира, рабства или освобождения, прав штатов или христианских принципов, он лишь хотел быть добрым соседом для людей, вызвавшихся служить его отцу.

Адам даже начал понимать отца, который никогда не бился над вопросами морали и не взвешивал свои поступки в яростной попытке гарантировать благоприятный вердикт в Судный день.

Однажды, когда Адам спросил отца о его жизненных принципах, Вашингтон Фалконер просто рассмеялся, отмахнувшись от вопроса. "Знаешь, в чем твоя проблема? Ты слишком много думаешь. Я не знаю ни одного счастливого человека, который бы слишком много думал. Размышление - дело запутанное. А жизнь - это просто как перепрыгнуть через плохую изгородь на хорошей лошади, чем больше ты будешь полагаться на лошадь, тем безопаснее, и чем больше ты предоставляешь жизни идти своим чередом, тем ты счастливее.

Беспокойство о принципах - это болтовня школьных учителей. Ты обнаружишь, что лучше спишь, когда ведешь себя с людьми естественно. Это не принцип, просто практичность.

Никогда не мог выносить причитания о принципах. Просто будь собой!"

И в этом хаосе сражения, разбивающем мир вдребезги, Адам наконец-то доверил лошади прыгнуть через барьер и обнаружил, что муки совести испарились от простой радости исполненного долга. Стоя на лугу под перекрестным огнем, Адам повел себя правильно. Может, он и проиграл битву за свою страну, но выиграл войну со своей душой.

- Заряжай! Не стрелять! - майор Бёрд медленно шел перед ротами Легиона, наблюдая, как собираются для второй попытки орды янки. - Цельтесь ниже, когда они подойдут, ребята, цельтесь ниже! И молодцы, все вы молодцы!

Всего за пять минут легионеры превратились в настоящих солдат.

- Эй, вы! - окликнул Итана Ридли чей-то голос с верхней площадки центральной сигнальной башни. - Вы! Да, вы! Вы штабной офицер?

Ридли, погрузившись в свои мысли, пока скакал на юг, придержал лошадь. Он подозревал, что адъютант Вашингтона Фалконера - это не совсем то, что офицер-сигнальщик подразумевал под "штабным офицером", но Ридли достаточно быстро соображал, чтобы понять, что ему нужен определенный предлог, для того чтобы скакать в одиночестве в тылу армии конфедератов, и потому выкрикнул:

- Да!

- Вы можете найти генерала Борегара? - разговаривающий с Ридли офицер, носивший капитанские нашивки, спустился вниз по самодельной лестнице. Написанная от руки табличка у подножия лестницы гласила: "ТОЛЬКО для сигнальщиков", а другая, с еще более крупными буквами, "НЕ ВХОДИТЬ". Офицер подбежал к Ридли и протянул сложенный лист бумаги, запечатанный сургучом. - Нужно срочно доставить это Борегару.

- Но..., - Ридли уже готов был сказать, что он понятия не имеет, где находится генерал Борегар, но потом решил, что подобное заявление будет звучать странно со стороны штабного офицера, каковым он только что себя провозгласил. И кроме того, Ридли рассчитывал, что полковник Фалконер должен быть где-то рядом с генералом, так что найдя полковника, он обнаружит и Борегара.

- Я уже послал семафорное сообщение Борегару, если вы это собираетесь предложить, - раздраженно заявил капитан, - но предпочел бы отправить письменное подтверждение. Никогда нельзя быть уверенным в этих сообщениях сигнальщиков, только не с теми идиотами, с которыми мне приходится иметь дело. Мне нужны достойные люди, образованные.

Так что я хочу, чтобы вы добрались до Борегара. Со всем моим уважением, конечно. Половина придурков, которых мне выделили, так как следует и не выучили сигнальную азбуку, а у другой не хватит мозгов, чтобы даже начать. Так что отправляйтесь, славный парень, и поторопитесь!

Ридли пришпорил лошадь. Он находился рядом с обозом армии, где повозки, передки пушек, походные кузницы и фургоны передвижных госпиталей стояли так тесно, что их торчащие вверх оглобли выглядели как зимний лес.

Какая-то женщина крикнула Ридли, когда он галопом проскакал мимо, интересуясь, что происходит, но он только мотнул головой и промчался мимо костров полевых кухонь, групп играющих в карты мужчин и детей, развлекающихся с котенком. Он гадал, что все эти люди здесь делают.

Он доехал до вершины холма и увидел дым сражения, который лег на долину Булл-Ран слева от него, словно туман над рекой. Этот туман исходил от огромных орудий, выплевывающих снаряды черед реку, которая шла слева и по центру армии мятежников. Впереди Ридли простирались перелески и луга, где стоял правый фланг конфедератов и откуда генерал Борегар надеялся начал собственную атаку на ничего не подозревающих северян.

Полковник Вашингтон Фалконер был где-то там, и Ридли дал лошади отдохнуть, чтобы получить представление о местности. Он был напряжен, зол и заерзал в седле, осознавая, как многим рискнул, но Ридли мог поставить на кон что угодно ради своих амбиций.

Уже многие недели Итан Ридли вольно обращался с деньгами Фалконера, но теперь, когда Легион разделился на обожателей полковника и тех, кто его презирает, Ридли должен был сделать выбор. Он мог со всей искренностью встать на сторону полковника и нанести поражение Старбаку и Бёрду, которые, опираясь на малодушие Адама, принудили Легион нарушить приказы полковника.

Наградой за лояльность были деньги, а деньги были высшей ценностью Ридли. Он наблюдал, как отец привел семью к нищете, и видел жалость на лицах соседей. Ему приходилось выносить снисходительность своего сводного брата, так же как и липкое внимание Анны, и всё потому, что он был беден.

Ему покровительствовали ради его умения обращаться с кистью и карандашом, будто он мог заработать на жизнь, рисуя портреты или иллюстрации, но у него было не больше желания зарабатывать на жизнь рисованием, чем грузчиком угля или адвокатом. Он хотел быть таким, как Фалконер - владельцем огромных угодий и быстрых лошадей, содержать в Ричмонде любовницу и владеть прекрасным сельским домом.

В последнее время, с тех пор как вернулся Адам, Ридли сомневался даже в том, что стать зятем Фалконера будет достаточно, чтобы заполучить приличествующую долю его богатств, но теперь боги войны играли на его стороне. Полковник Вашингтон Фалконер оставил единственный твердый приказ - игнорировать команды Натана Эванса, и соперники Ридли за благосклонность полковника спелись, ослушавшись этого приказа. Настало время, чтобы сообщить об их неподчинении.

Но сначала Ридли нужно было найти полковника Фалконера, а значит, и генерала Борегара, и потому он пришпорил лошадь вниз но склону, в сторону холмистой местности, покрытой рощами и небольшими пастбищами. Его лошадь перепрыгнула через две изгороди, скача так игриво, будто они гнали охотничьих собак во зимним холмам. Он свернул влево, на широкую тропу, ведущую под деревьями туда, где отдыхал полк зуавов в своих заметных издалека красных панталонах и свободного покроя рубахах.