Мятежник

Он чувствовал угрызения совести, потому что ее голос был таким трогательным, когда она издала этот последний отчаянный крик, но знал, что другого выбора не было. И действительно, говорил он себе, во всем этом мерзком деле виновата сама Салли, превратившаяся в надоеду, годящуюся только для постели, но теперь она исчезла, и он повторял себе, что навсегда от нее избавился.

В его руках все еще была тяжелая сумка Салли. Он открыл ее и обнаружил, что внутри нет оружия, лишь сотня серебряных долларов, которые были первым его взносом за ее молчание.

Каждая монета была отдельно завернута в оторванный кусок бумаги из-под сахара, как будто каждый доллар был каким-то особенным, и на мгновение Ридли растрогался от этой детской непосредственности, но потом понял, что, возможно, Салли завернула монеты, чтобы они не звенели, привлекая предательское внимание.

Как бы то ни было, деньги снова оказались у него, и это показалось справедливым. Итан взял сумку под мышку, натянул перчатки, надвинул форменную кепи на глаза, поправил саблю и медленно зашагал домой.

- Кажется, - Анна потянулась через стол, чтобы взять булку, которую разломила пополам, а потом окунула одну половину в подливку, чтобы угостить своих шумных спаниелей, - у Траслоу есть дочь, и она забеременела, так что он выдал ее замуж за какого-то беднягу, а теперь она сбежала, мальчишка в Легионе, а Траслоу в ярости.

- В бешеной ярости, - крайне весело произнес ее отец. - Избил мальчишку.

- Бедный Траслоу, - сказал Адам.

- Бедный мальчик, - Анна бросила еще один кусок хлеба скулящим и скребущим пол псам. - Траслоу сломал ему скулу, так ведь, папа?

- Еще как сломал, - подтвердил Фалконер. Полковник сумел полностью оправиться от неприятных последствий неудачного кавалерийского налета. Он искупался, подстриг бороду и надел мундир, так что снова выглядел бравым солдатом. - Мальчишку зовут Роберт Декер, - продолжал полковник, он сын Тома Декера, ты помнишь его, Адам? Ужасный человек. Теперь он мертв. Кажется, наконец-то настало избавление.

- Я помню Салли Траслоу, - неохотно произнес Адам. - Угрюмая, но очень хорошенькая.

- Ты встречался с ней, когда был у Траслоу, Нат? - спросил Фалконер. Полковник прилагал все усилия, чтобы быть любезным со Старбаком и показать, что неприязненное пренебрежение последних дней закончено и забыто.

- Не помню, чтобы заметил ее, сэр.

- Ты бы ее заметил, - сказал Адам. - Ее невозможно не заметить.

- Что ж, она сбежала, - сообщил Фалконер, - а Декер не знает, куда, и Траслоу на него разозлился. Похоже, он отдал молодоженам свой клочок земли, и она оставили его на попечении Ропера. Помнишь Ропера, Адам? Теперь он живет там. Он мерзавец, но знает, как управляться с лошадьми.

- Не думаю, что они были обвенчаны должным образом, - Анна находила положение этой несчастной пары более интересным предметом, чем судьбу освобожденного раба.

- Я тоже в этом сильно сомневаюсь, - согласился с ней отец. - Наверняка прыгнули через метлу по-быстрому, а, может, даже без этой формальности обошлись.

Старбак уставился в свою тарелку. Ужин состоял из вареной ветчины, кукурузного пирога и жареной картошки. За столом присутствовали лишь Вашингтон Фалконер, двое его детей и Старбак, а нападение Траслоу на Роберта Декера было единственной темой их беседы.

- Куда могла сбежать эта бедняжка? - недоумевал Адам.

- В Ричмонд, - немедленно отозвался его отец. - Все испорченные девицы отправляются в Ричмонд. Там она найдет работу, - произнес он, бросив взгляд на Анну и приняв удрученный вид, - определенного рода.

Анна вспыхнула, а Старбак подумал, что Итан Ридли тоже в Ричмонде.

- Что будет с Траслоу? - спросил он.

- Ничего. Он уже обо всём сожалеет. Я направил его под арест и угрожал десятью кругами ада.

На самом деле это майор Пелэм арестовал Траслоу и сделал ему выговор, но Фалконер не думал, что есть какая-то существенная разница.

Полковник прикурил сигару.

- Теперь Траслоу настаивает, чтобы Декера направили в его роту, и думаю, лучше с ним согласиться. Кажется, у мальчишки есть и другие родственники в той роте. Ты можешь успокоить этих псов, Анна?

- Нет, отец, - она бросила еще один кусок пропитанного подливкой хлеба в шумную кучу малу. - И раз уж мы заговорили о прыжках через метлу, - добавила она, - ты забыл про свадьбу Дятла.

- Это ведь была вполне официальная свадьба? - сурово произнес ее брат.

- Конечно. Мосс провел весьма унылую церемонию, а Присцилла выглядела почти красивой, - улыбнулась Анна. - Дядя Дятел бросал на нас злобные взгляды, лило как из ведра, а мама послала в подарок шесть бутылок вина.

- Нашего лучшего вина, - с каменным лицом заявил Вашингтон Фалконер.

- Откуда мама могла знать? - невинно спросила Анна.

- Она знала, - заверил Фалконер.

- И ученики школы спели невнятную песенку, - продолжала Анна. - Когда я буду выходить замуж, отец, я не хочу, чтобы для меня пели близнецы Томпкина. Это будет крайней неблагодарностью?

- Ты будешь венчаться в соборе Святого Павла в Ричмонде, - заявил ее отец, - а церемонию будет проводить преподобный Питеркин.

- В сентябре, - настаивала Анна. - Я поговорила с мамой, и она согласна. Но только если мы получим твое благословение, папа, конечно же.

- В сентябре? - Вашингтон Фалконер пожал плечами, будто ему не было особого дела до того, когда состоится свадьба. - Почему бы нет?

- Почему в сентябре? - поинтересовался Адам.

- Потому что война к тому времени закончится, - заявила Анна, - а если отложить на более поздний срок, то погода станет неподходящей для плавания через Атлантику, а мама говорит, мы должны быть в Париже самое позднее в октябре. Проведем зиму в Париже, а весной отправимся в Германию на воды. Мама говорит, ты тоже можешь захотеть поехать, Адам?

- Я? - это приглашение, похоже, удивило Адама.

- Чтобы составлять компанию Итану, пока мы с мамой будем на водах. И чтобы сопровождать маму, конечно.

- Можешь поехать в мундире, Адам, - Вашингтон Фалконер явно не возражал против того, что его не пригласили в эту семейную поездку. - Твоей матери это бы понравилось. Полная форма с саблей, кушаком и медалями, а? Показал бы европейцам, как выглядят солдаты-южане?

- Я? - повторил Адам, теперь в сторону отца.

- Да, Адам, ты, - Фалконер бросил свою салфетку на стол. - И если речь зашла о мундире, то ты найдешь его у себя в комнате. Надень его и приходи в кабинет, подберем тебе саблю. Ты тоже, Нат. У каждого офицера должен быть клинок.

Адам на пару секунд замолчал, так что Старбак испугался, что сейчас его друг сделает свое пацифистское заявление. Старбак напрягся в предвкушении ссоры, но потом, с решительным кивком, который предполагал, что он сделал этот выбор лишь большим усилием воли, Адам отодвинул стул и тихо произнес, как будто для себя:

- За работу. За работу.

Работа заключалась в том, чтобы славное начало этого лета посвятить строевой подготовке под грохот барабанов, тренировкам на лугу или проводить время с товарищами в палаточном лагере.

То были жаркие дни смеха, усталости, боли в мышцах, загорелой кожи, высоких чаяний и покрытых порохом лиц.

Легион проводил тренировки по стрельбе, пока плечи солдат не покрылись синяками от оружейной отдачи, лица не почернели от дыма от взрывающихся капсюлей, а губы не покрылись пятнами пороха из многочисленных разорванных зубами бумажных патронов. Они научились крепить штыки, вставать в линию для ведения огня и строиться в каре, чтобы отразить атаку кавалерии. Они начали чувствовать себя солдатами.

Они научились спать в любых условиях и нашли тот ритм быстрого марша, с которым могли бы прошагать все эти бесконечные выжженные солнцем дни по иссушенным дорогам. По воскресеньям они строились в каре для молитвы и пения гимнов.

Их любимым был "Славная битва", а по вечерам, когда мужчины тосковали по семьям, им нравилось петь "О благодать" в очень медленном темпе, чтобы нежная мелодия как можно дольше не покидала вечерний ветерок.