Книга Страшного суда

— Нет. Все ее добро украли, лошадей увели. Я питал надежду, что она сама поведает нам что-нибудь о своих обидчиках — сколько их было, с какой стороны напали...

— Боюсь, она не в силах вам ничего поведать, — покачала головой Эливис.

— Неужто немая? — Гэвин шагнул к кровати.

Тогда, в лесу он представлялся выше, и волосы его теперь, при дневном свете, оказались не рыжими, а просто светлыми, но лицо по-прежнему оставалось таким же добрым, как тогда, когда он сажал ее на коня. На черного коня Гринголета.

Когда нашел ее на полянке. Он не разбойник, разбойник ей померещился, его навеяло бредом и опасениями мистера Дануорти, вместе с белой лошадью и рождественскими хоралами, а реакцию Эливис она просто неправильно расценивает. Как ошибалась недавно насчет намерения хозяек, ведущих ее на горшок.

— Нет, она не немая, но изъясняется на каком-то странном, непонятном наречии. Боюсь, как бы от раны не помрачился ее рассудок. — Эливис встала рядом с кроватью, и Гэвин подошел следом. — Сударыня, я привела Гэвина, это рыцарь моего мужа.

— Доброго дня, сударыня, — поздоровался Гэвин, старательно, будто для глухой, выговаривая каждый слог.

— Это он нашел вас в лесу, — добавила Эливис.

«Где именно в лесу?» — в отчаянии подумала Киврин.

— Отрадно, что ваши раны исцеляются, — выделяя каждое слово, продолжал Гэвин. — Прошу, поведайте мне о тех, кто на вас напал.

«Не уверена, что получится», — мысленно ответила Киврин, не решаясь произнести вслух из опасений, что Гэвин тоже ничего не поймет. Во что бы то ни стало нужно, чтобы он понял. Он знает, где переброска.

— Сколько их было? — спросил Гэвин. — Они скакали верхом?

«Где вы меня нашли?» — проговорила Киврин про себя, так же, как Гэвин, выделяя каждое слово. Она дождалась полного перевода, тщательно запоминая интонации и сопоставляя их с уроками мистера Дануорти.

Гэвин и Эливис смотрели выжидающе. Киврин сделала глубокий вдох.

— Где вы меня нашли?

Они переглянулись — Гэвин удивленно, Эливис как бы говоря «Вот видите».

— Она так же разговаривала той ночью. Но я думал, это из-за раны.

— И я так думаю, — согласилась Эливис. — А свекровь считает, что она из Франции.

— Нет, это не французский, — покачал головой Гэвин. — Сударыня, — повысив голос почти до крика, обратился он к Киврин. — Вы прибыли из чужеземных краев?

«Да, — подумала Киврин. — Из чужеземных. И попасть обратно можно только через переброску, и только ты знаешь, где она».

— Где вы меня нашли? — спросила она снова.

— Все ее добро похитили, — повторил Гэвин. — Но повозка у нее богатая, и ларцов там много.

Эливис кивнула.

— Да, я боюсь, что она знатного рода и ее будут разыскивать.

— В какой части леса вы меня нашли? — проговорила Киврин громче.

— Мы ее тревожим, — обеспокоилась Эливис и, наклонившись, похлопала Киврин по руке. — Тс-с-с. Почивайте. — Она отошла от кровати, а вслед за ней Гэвин.

— Велите мне съездить в Бат к лорду Гийому? — спросил невидимый теперь за пологом Гэвин.

Эливис снова попятилась, словно от испуга, как раньше, когда Гэвин появился в дверях. Но ведь они стояли у кровати почти плечом к плечу. И разговаривали как старые знакомые. Наверное, беспокойство Эливис вызвано еще чем-то.

— Велите мне привезти вашего мужа? — продолжал Гэвин.

— Нет, — опустив глаза, ответила Эливис. — У моего супруга достаточно хлопот, и он не сможет приехать, пока не закончится суд. А нас он вверил вашим заботам и попечительству.

—Тогда, с вашего соизволения, я отправлюсь на то место, где напали на даму, и продолжу поиски.

—Да, — не поднимая глаз, ответила Эливис. — Возможно, в спешке они обронили что-то, что расскажет нам о незнакомке.

«То место, где напали на даму, — повторила Киврин про себя, пытаясь расслышать оригинал сквозь перевод и затвердить наизусть. — Место, где на меня напали».

—Я отправляюсь в путь, — сказал Гэвин.

— Сейчас? — Эливис вскинула глаза. — Уже темнеет.

— Покажите мне место, где на меня напали, — попросила Киврин.

—Я не страшусь темноты, леди Эливис, — заявил Гэвин и вышел, бряцая мечом.

— Возьмите меня с собой! — крикнула Киврин им вслед.

Тщетно. Они уже ушли, а переводчик не работал. Она приняла желаемое за действительное. Если она что и разбирала, то лишь благодаря урокам мистера Дануорти. А может, она и не разобрала ничего, ей это только кажется.

Не исключено, что разговор шел вовсе не о ней, а о чем-то совершенно другом — о розысках заблудившейся овцы, например, или об отдаче подозрительной особы под суд.

Леди Эливис закрыла за собой дверь, выходя, и в комнате повисла тишина. Даже колокольный звон смолк. Из-под навощенной шторы сочился синеватый свет. Темнеет.

Гэвин сказал, что поедет к месту переброски. Если окно выходит на двор, можно посмотреть, в какую сторону он поскачет. Он говорил, что здесь недалеко. Заметить направление, а там поискать самой.

Она попыталась приподняться, но малейшее усилие вызывало резкую боль в груди. Стоило спустить ноги на пол, как снова закружилась голова. Тогда Киврин откинулась на подушку и закрыла глаза.

Головокружение, жар, боли в груди... На что похоже? Жар и озноб бывают в начале кори, причем сыпь появляется только на второй-третий день. Киврин подняла руку, разглядывая, нет ли сыпи. Непонятно, сколько она уже болеет, но все же вряд ли это корь, потому что там инкубационный период от десяти до двадцати одного дня. Десять дней назад Киврин была еще в оксфордской лечебнице, в том времени, где вирус кори уже сто лет как уничтожен.

Она лежала в лечебнице с прививками против всего, чего только можно: кори, тифа, холеры, чумы... Значит, они все исключены? А если они исключены, что тогда остается? Пляска святого Витта? Да, положим, от нее прививки не делали, но ведь помимо прививок ей еще и иммунитет повышали, чтобы организм мог бороться с неизвестными инфекциями.

На лестнице послышался топот.

— Моддер! — закричал уже знакомый голос. Агнес. — Розамунда не уступила!

Ворваться в комнату с тем же неистовством ей не удалось, мешала тяжелая дверь, но приоткрыв ее и просочившись в щель, Агнес не разбирая дороги кинулась с ревом к подоконной лежанке.

— Моддер! Гэвину я должна была сказать! — прорыдала она — и остановилась, увидев, что матери в комнате нет. Слезы моментально высохли.

Агнес в раздумьях постояла у окна, очевидно, прикидывая, не повторить ли спектакль попозже, а потом бросилась к двери. Однако на полпути она заметила Киврин и снова замерла.

— А я знаю, кто ты! — сообщила девочка, подходя к кровати. Ей едва хватало роста, чтобы заглянуть наверх. Тесемки шапочки опять болтались по плечам. — Ты дама, которую Гэвин нашел в лесу.

Киврин отвечать не стала, из опасений, что исковерканная переводчиком речь напугает ребенка, поэтому просто кивнула, приподнявшись слегка на подушках.

— А что с твоими волосами? — удивилась Агнес. — Их украли разбойники?

Киврин мотнула головой, улыбнувшись неожиданному предположению.

— Мейзри говорит, разбойники украли у тебя язык. — Агнес показала на лоб Киврин. — Ты ушиблась головой?

Киврин кивнула.

—А я коленкой. — Агнес ухватилась обеими руками за согнутое колено, приподнимая, чтобы показать Киврин грязную повязку. Старуха была права. Повязка уже начала сползать, приоткрывая содранную кожу. Киврин думала, что там обычная ссадина, однако рана выглядела куда серьезнее.

Запрыгав на одной ноге, Агнес отпустила колено и снова облокотилась на кровать.

— Ты умрешь?

«Не знаю», — подумала Киврин, вспомнив о болях в груди. Смертность от кори составляла в 1320 году семьдесят пять процентов, а укрепленный иммунитет пока почему-то не справлялся.

— Брат Губард умер, — со знанием дела продолжала Агнес. — И Гилберт. Он свалился с лошади. Я его видела. У него голова была вся красная. А Розамунда говорит, что брат Губард умер от синей хвори.